Время взаймы (СИ) - Левин Александр Анатольевич (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗
- Андрей, - сказала мама, и через силу сглотнула, как при ангине. - Открой, пожалуйста, дверь, сынок. Наверное, привели папу.
- Хорошо, мама.
- Открой, пожалуйста, дверь. Ладно? Пойди открой дверь, пожалуйста.
Мама не была сумасшедшей, она все прекрасно знала и понимала, - и проклятая рыжая, как таракан, тетка, имя которой постоянно выпадает у меня из головы, не смогла маму убедить в том, что «пора сдать», пока не смогла - но такие вещи, «заскоки», как раньше называл это папа, помогали маме пережить то, что происходило с нами. Но еще ей нужно было помочь мне пережить стресс. Я ведь еще ребенок и ни в чем не виноват, так говорят. Она понимала, что не может забрать себе горе. Просто иногда ничего не могла с собой поделать. Я вышел в коридор.
- Кто там?
- Какого хрена, - гавкнула дверь, смачно выругалась и велела:
- Открывайте немедленно! Участковый!
- Я же говорила, что они там, - сказал второй голос, старушечий, - свет на кухне горит.
На пороге стояли участковый, соседка сверху и ее дочь, которая была на два года меня старше, общалась с парнями из «высшей лиги» и, как все, говорила, что я церебральный, а когда всех не было, говорила, что я милый и «спасибо за то, что помогаешь». Так говорила.
Она была красивой, эта девочка. Тонкой, как травинка, с большими зубами и глазами насыщенно-синего цвета и немного разного размера. Наверное, я мог бы в нее влюбиться.
- Где твоя мать? - прорычал участковый.
За последние две недели он был у нас двенадцать раз. Слева от него, опустив голову, как провинившийся ребенок, стоял отец. Он был в одних только трусах, дрожал от холода и покачивался из стороны в сторону, кажется, что-то напевая себе под нос.
- Ничего страшного, - сказал я.
- Что «ничего страшного»? - разозлился участковый. - Мать свою позови! Немедленно!
Он вошел в квартиру без приглашения. Толкнул папу вперед прямо на меня, и тот упал бы, если бы я не поддержал.
- Анастасия! - заорал так, что я вздрогнул.
Уже вижу, как мама плачет, ревет, машет руками, объясняя, что всяким человеческим силам есть предел. Но ведь участковому тоже нелегко, они с папой были приятелями. Раз в несколько недель встречались и пили пиво: или у нас дома, или ходили куда-то. Отец говорил, что они когда-то то ли работали, то ли учились вместе.
- Пап, - я осторожно касаюсь пальцами папиного лица. - Пап, ты меня слышишь?
Он резко поднимает голову и смотрит на меня таким осознанным, здоровым взглядом, что у меня щемит сердце. Хочется заплакать, но нельзя.
- Все в порядке, солдат. Все хорошо, - и треплет пальцами, указательным и большим, за щеку. И мутнеет, уходит, теряет контроль.
- Кто еще может помочь, прием, - говорит. - Прием-прием, второй, я база. Террорист обнаружен. Дайте мне чаю, Алина Борисовна! Можно попросить у вас чаю, черт вас побери! Только не две ложки, не две, пожалуйста, черт, я же сказал, что не две! А не то что?
Озирается по сторонам, в безумных глазах азарт.
- Носорог, конечно! Семейство непарнокопытных млекопитающих из надсемейства носорогобразных нам ничем сейчас не поможет! Эти штуки вообще никому не могут помочь! Понял ты, или нет, мразь?
Взгляд злой. Пауза. Виновато натягивает улыбку, будто не понимает, где он, кто он, и что происходит. Хочет, но не может больше.
- О чем это... это я? О чем я?
- Ты говорил про носорога, пап.
- Конечно! Конечно, сыночек, конечно, родной... Ты прости меня, солдат, я... Прости, пожалуйста, я правда... - смотрит куда-то поверх моей головы, застыв, потом резко дергает головой. - Слушай, ты не знаешь, где мой сын, парень? Я не могу его найти. Ему всего два, он маленький и куда-то убежал. Мне нужно его найти. Помоги мне! Ты можешь мне помочь?
- Я твой сын.
- А я твоя мать!
И смотрит на меня, пусто и пристально.
- Но кто же тогда мой отец?
- Все хорошо, папа, пойдем. Пойдем...
Я беру его под руку и веду в спальню, стараясь не слушать больше и, главное, не заплакать. Самое сложное. Из кухни доносятся голоса. Входная дверь осталась открытой, и оттуда несет холодом и чужим любопытством.
- Ложись, ложись, пап. Все хорошо.
- Ты видел когда-нибудь грибы размером с дом? - спрашивает он. - Вооот такие! - и широко, по-дестки разводит руки в стороны. - Видел?
- Я...
- Он придет.
Во взгляде теперь страх. Настоящий, животный.
- Он придет. Он придет. Он заберет все, что не наше. Все, что не для нас. Он придет! Придет!
Отец начинает дергаться, я пытаюсь держать крепче, но не выходит.
- Все хорошо. Папа, посмотри на меня! Все хорошо!
- Он придет! Придет! Он придет! Он придет!
Утром папу увозят. Потом мама не отвечает на мои вопросы и ходит бледная, как смерть. А вечером следующего дня после того, как папу увезли... он пришел.
***
Папа болел всегда. «Заскоки» у него случались столько, сколько я себя помню. Он иногда мог вдруг почувствовать страшную боль в голове, иногда ему казалось, что рядом кто-то есть, кого никто больше не мог видеть, а иногда он воображал, будто превратился в какое-то большое неуклюжее животное и обязательно должен кого-то от чего-то защитить. Раньше все это было редко, мы с мамой оставались для него самым важным на свете, он пытался бороться с демоном, который пожирал его изнутри, но в последний год сильно сдал. Больше не мог бороться.
Про демона нам сказала жирная старуха, которую привозила Тараканиха. Все началось именно со старухи. От нее неприятно пахло потом и жженой бумагой. Старуха посмотрела на папу, потрогала его лоб и сообщила, что врачи не смогут помочь. Я ответил, что врачи, проклятые идиоты, уже сложили оружие, из церебральной комиссии пришла официальная бумага (настоящая, бумажная бумага), по которой папу могли «принять», но мама скомкала ее дрожащими руками и выбросила.
- Помолчи, Андрей, - выдохнула она холодно, даже не посмотрев на меня, пристально вглядываясь в дряблое старушье лицо. - Что вы сможете сделать? Вы можете нам помочь? Что мне нужно делать?
Старуха пообещала сделать специальную штуку, процедила: «амулет». Сказала, что вернется через полнолуние. Заверила, что к тому времени папа уже ослепнет. Но папа не ослеп, папу «приняли». А старуха вернулась ровно через полнолуние.
- Уходите, - рявкнул я, но услышал, что голос предательски дрожит, как у маленького. Не рявкнул, а проскулил. Старуха стояла на пороге, одетая в эти свои клоунские меха с блестками и ожерельями, с четками и камнями.
- Папе ваша помощь больше не нужна. Уходите отсюда.
Тут из лба старухи вылез длинный и тощий черный палец с черным ногтем. Я застыл.
- Позови свою маму.
Мама устала. Старуха не понимала, что кто-то вылазит из ее головы.
- Мама устала и уже спит.
Она спит целый день. Там запах перегара, только открой дверь, так и норовит пробраться в коридор и дальше, на кухню. Еще пахнет дурацкими французскими духами, которые папа привез маме на прошлый Новый год. Прошлый Новый год был, кажется, так давно, ужасно давно - успела пройти целая жизнь, моя, обычная, сравнительно нормальная, простая жизнь обычного ребенка.
- Позови ее, - велела старуха. - Позови свою мать. Это очень срочно.
Из ее лба уже торчали все десять чьих-то пальцев, кто-то пытался вылезти, как уродливый младенец из утробы или фокусник из мешка. Она шагнула вперед, хотела войти без приглашения, но я захлопнул дверь прямо у нее перед носом. Мне было страшно. Мне стало дурно.
Старуха начала стучать в дверь.
- Уходите! Уходите отсюда! Пошла вон!
- Кто там, Андрей?
Мама выглядела ужасно. Появилась на пороге спальни, как привидение.
- Та старуха, - сказал я, и бросился обминать маму. Я весь дрожал от страха и слез. - Старуха...
Мама гладила меня по голове.
- Все хорошо, родной, все будет хорошо. Все хорошо.
Мама смогла прогнать старуху, но не его. Он смотрел на меня своими черными глазами, как огромный паук с человеческим лицом, и улыбался. Это был кошмар. Папа говорил о них. Папа предупреждал. Кошмар пришел выпить нас. Забрать все, что не наше.
