Время взаймы (СИ) - Левин Александр Анатольевич (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗
Розовый изгиб неба над муаровыми холмами. В сумерках рассыпаны десятки помаранчевых квадратов-окон. Пахнет дождем и свежей травой. Злобное рычание позади - зверь рядом. Фридман секунду понятия не имел, где и почему оказался. Порыв холодного ветра немного привел в чувство. Сколько прошло времени? Сколько точно прошло времени? Услышал далекий крик, как будто кричал совсем маленький ребенок, и бросился наконец бежать. Не тут-то было: патрульный появился прямо перед носом, страшно зарычал, схватил Фридмана за плечи, легко поднял над землей и понесся выше. И выше. И выше.
Через полсекунды Антон оказался не здесь. То есть здесь и не здесь одновременно. Он понял, что все еще в лапах жуткой твари с четырьмя лицами, с пятью лицами, с миллионами лиц, и все еще с бешеной скоростью несется в черное беззвездное небо, и скоро ему перестанет хватать воздуха, и бортовые системы больше не работают, как не работала бы какая-нибудь флешка в непролазной тундре конца восемнадцатого века... Он там и здесь. В черном небе и на кухне маленькой квартиры, в которой раньше жили строители коммунизма. Тут пахнет выветрившимся пивом и протухшей в мусорке едой. Слева тарахтит престарелая стиральная машина, а за столом сидит Лапша.
Антону становится дико холодно. Лапша что-то говорит, будто бы нарочно медленно, растягивая гласные, но слов все равно не разобрать... Останови мгновенье, Фридман. Прекрати это.
Время никуда и ниоткуда не течет. Не нужно ничего останавливать вне, проблема в твоей голове. (Крыша небоскреба, сильный ветер, напуганные глаза Ромашки и твои бесконечные копии, лезущие отовсюду, как зомби; запах гари, треск огня и сирена, страшный вой, из-за которого голова вот-вот лопнет). Заставь все вокруг замереть, Антон, вернись туда и прочти по губам то, что хочет сказать тебе старый друг.
В плечи Антона впиваются острые когти. Это патрульный Прыгает, но выходит так, что они всего-то оказываются в верхних слоях, опять. Секунду-другую сцепившись, вертятся в сине-красно-фиолетовом нигде и опять выныривают на воздух. И падают в бурую вонючую воду. Удар, взрыв брызг.
Фридман теряет ощущение себя; возможно организм подвергся критической нагрузке внимание примите меры необходимо срочно принять меры примите меры. В случае если отключение или перезагрузка системы не будут инициированы носителем, перезагрузка осуществится автоматически через...
Патрульный вытаскивает Фридмана из глубины, и тут ночь разрезает страшный нечеловеческий вой.
- Сашка! - орет кто-то. - Беги!
Демон швыряет Фридмана в кусты, словно тряпичную куклу. Больше ничего не видно и не понятно. Тварь рычит где-то рядом. Сердце как кусок льда. Сейчас все кончится.
Антон закрывает глаза и в ту же секунду чувствует, как мир вокруг изменился: пространство трансформируется, обретая границы, меняются запахи, исчезает ветер. Все затихает.
- Как ты? - знакомым голосом обеспокоенно спрашивает пустота. - Антон, ты меня слышишь? Антон?
Кто-то быстро касается двумя пальцами его шеи справа, а затем трясет за плечи.
- Антон!
Кое-как разлепив веки, Фридман видит, что над ним склонился... Лапша?
- Шшш... Ка...
- Лежи. Не закрывай глаза. Не закрывай! Не знаю, что именно произошло... Я помню, что ты просил. Не получилось. Я... Я не смог, старик.
Фридман ничего не ответил. Повернулся налево и посмотрел вниз, пытаясь не думать...
- Где моя рука?
- Открутил. Она ведет себя странно.
- Хорошо.
- Ладно.
Фридман тяжело дышал. Все получилось.
***
Лапша уснул под утро прямо за компьютером. Уткнулся в сложенные на столе руки. Сопел и иногда что-то бормотал во сне. Фридман стоял в дверном проеме. Смотрел на старого приятеля и пытался вспомнить, так ли все было в прошлый раз.
Бесполезно - в памяти огромные дырки.
Основная часть плана удалась, вопрос закрыт вроде бы, но выживать Фридман не планировал. Драматическая смерть там, у болота, стала бы отличным финалом. Теперь финал смазан. Антон усмехнулся, сунул в рот сигарету, которую все это время вертел между пальцев, подкурил, выдохнул густой сизый дым. В груди мгновенно перестало жечь.
Синие сумерки. На кривой голой ветке прямо напротив окна сидела жирная ворона. Кажется, тоже спала. (Наверное, ее тоже как-нибудь зовут). Антон кашлянул, поправил куртку, скривившись от резкой боли в культе, и вышел в коридор. Не так-то и просто надеть ботинки, орудуя только одной рукой, которая к тому же дрожит, как у алкоголика. Справился, еще раз оглянулся и вышел из квартиры, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Глава 3
До самой глубокой ночи бродил Цезарь по до боли знакомым тропам среди холмов, да все никак не мог надышаться. Какой здесь воздух! Господи! Какой там был воздух... С утра, опьяненный какой-то нереальной свободой, сунулся в деревню, наткнулся на пастуха Валерку, который через лет десять помрет спьяну в сугробе... Валерка остановился и долго смотрел на Цезаря, жуя травинку и щурясь от солнца. Цезарь повел себя как дурак, конечно, но тоже замер: не двигался и молчал. Показалось, что прошло минут пять, и это выглядело бы ужасно подозрительно и глупо, но Валерка хрюкнул и двинулся вслед за своими коровами, а Ларин понял, что и минуты не прошло.
Просто что-то стряслось со временем.
Ларин видит забор, который дед заставлял красить каждое лето, и мы были все с ног до головы были в синей и красной краске, а в город в августе возвращаться так невыносимо не хотелось... Видит, как из будки выглядывает старый пес Волчок, у которого гниют глаза. Слабый и больной, еле волочет он за собой толстую ржавую стальную цепь. Он отказался жить в доме, выл и скреб когтями полы, просился к себе в конуру, хотел защищать. Больше ничего не умел.
Волчок умрет, когда Ларину исполнится девять. Ларин не почувствует ничего. Вообще ничего. Это странное чувство надолго останется с ним, почти на всю оставшуюся жизнь. Будет кончаться лето, второе пустое лето без Сашки, и старый тополь, растущий прямо посреди двора, заслонит длинной кривой тенью сарай... Волчок лежит и не двигается... Секунда: настороженно поднимает голову, слепо озирается. Нюхает воздух, чует чужого.
Цезарь стоял за забором и смотрел на свой старый двор. Хлопнула дверь летней кухни, и вышла бабушка. Толстая и маленькая, как плюшевая игрушка. В косынке и простом сером платье. У Цезаря ком встал в горле, но хватило сил и мозгов немедленно оттуда убраться. На холмы. Иначе... а что иначе-то?
Бродил, бродил, вспоминал; щедро и беспощадно лилось в голову то, о чем давным-давно позабыл. Узенькая, с худыми коленками, одиннадцатилетняя Лида, которая, даже спустя годы, вызывала у Ларина приступы восхищения. Красные пугающие губы Вальки. Или здоровяк Мамед с безумными глазами. Красными не то со злости, необъяснимой и страшной, не то от «травы». Вот он, под истошные Валькины крики, давит сороку. У птицы переломаны крылья, ей осталось совсем немного, но она пытается бежать. Не получается. Хрясть. И голова нееестественно вывернута вверх.
Свечерело, зажглись в окнах огни. Ларин сидел на склоне и смотрел на деревню. Хотелось есть и спать. Пирожков бы бабушкиных - откусываешь кончик, а затем ложкой толкаешь внутрь ломоть сливочного масла. И пусть мать споет что-то. Неважно, какую именно песню, пела она что могла, что помнила, хриплым медовым голосом. «Ложкой снег меша-а-а-я»... Глаза слипаются. Поцелует мокро в щеку или в лоб, прошепчет: «Доброй ночи» - и выйдет из комнаты, погасив за собою свет.
Не удержался, встал, легко, как пружина, и пошел через картофельное поле к маленькой, едва заметной в зарослях калитке: там можно подняться по тропе через огород, и выйти прямиком к будке Жука. Жук - это второй дедов пес, совсем маленький, плешивый звонок, а не собака, которого отравит сосед, когда Цезарю будет пятнадцать. Рядом с будкой Жука стоит большой котел, где варят похлебку свиньям, а слева небольшой загон, там ослица Машка, которую отчим, Капитан Золотой Зуб, глупый и надменный, забьет в голодный год уже после смерти деда.
