Палитра чужих цветов (СИ) - Иевлев Павел Сергеевич (е книги txt, fb2) 📗

— Ещё как хочу! — обрадовался я. — Вы нас просто спасаете, Серафима Абрамовна!

— Просто Сима, Михаил. Я ещё не совсем старуха!

С Нагмой мы договорились, что она может сколько угодно рассказывать про жизнь в кыштаке, но про замок говорить не надо.

— Конечно, папа Док! — кивнула серьёзно девочка. — Я не маленькая. Я всё понимаю.

Дмитрия после того, как он вернул на отрядный счёт деньги, никто тут не удерживает, но он не спешит уезжать. Никто его и не гонит. Он единственный не пользуется нашим «семейным бюджетом», а покупает всё, что ему нужно, на свои. Он бы и питался отдельно, но Анахита не выносит посторонних на кухне. В компенсацию покупает фрукты девочкам и сладости Нагме, помогает по дому и в саду (стараясь держаться поближе к Алиане), возит Нагму с Анахитой в город, когда мне некогда. Анахита умеет водить, Пётр научил, но прав у неё нет, да и большой перерыв в практике. На нашей горной тропе я бы ей руль не доверил.

Обращений Нагмы «Димка» и «братик» он сначала смущался, но потом привык. Через некоторое время я стал замечать, что он её балует, покупая мороженое, карандаши, стикеры, игрушки, всякую яркую девчачью мелочёвку вроде заколочек, браслетиков, бусиков и колечек. Из-за этого она любит ездить с ним в город больше, чем со мной.

Меня Дмитрий игнорирует, а я всё ещё не понимаю, как к нему относиться. То, что он нравится Нагме, для меня хороший признак. Девчонка чувствительна к людям и обстоятельствам, как цифровой барометр.

Впервые заговорили на могиле Натальи. Я долго не мог решиться, а когда собрался, он внезапно попросился со мной.

— Хорошее место, — сказал он, когда мы очищали могилу от нападавших листьев.

— Ей всегда нравился вид.

Крошечное поселковое кладбище высоко на обрыве, отсюда открывается прекрасный морской пейзаж. Я рисовал его когда-то, но таланта не хватило. Может, Нагма однажды сможет.

— Почему ты исчез на два года? — спросил он.

— Мне было слишком больно. Я почти умер с ней тогда.

— Теперь прошло?

Мне послышалась в этом обвинение, но я ответил честно:

— Да, пожалуй. Теперь мне просто грустно.

— Ты всё ещё считаешь меня самозванцем? — спросил он внезапно.

— Не знаю. А ты всё ещё считаешь, что я виноват в её смерти?

— Тоже не знаю.

Я действительно не знаю. Никакого резона выдавать себя за моего сына сейчас, когда я не пропавший без вести, нет, однако Дмитрий не спешит раствориться в тумане, как поступил бы разоблачённый жулик. Я не настолько состоятелен, чтобы охота за наследством стоила хлопот. Создать проработанную и перекрёстно подтверждённую документами легенду теоретически можно, но дорого и сложно, это не окупится. Кроме разовой компенсации за мою смерть в бою и домика на побережье, получить с меня нечего.

***

Слон не появлялся, но позвонил по видеосвязи и сообщил, что работы ведутся, всё сложно, но не безнадёжно.

— Отдыхайте, копите силы, наедайте жирок, — усмехнулся он с экрана. — По народной примете, чем дольше затишье, тем глубже и мрачнее жопа, которая начинается после.

— А что по моей просьбе? — спросил я.

— Да, — вспомнил Слон, — Лжедимитрий. Сейчас скину тебе файлы. Но вкратце — не подкопаешься. Есть всё, начиная от записи в роддоме и кончая фискальным видео с выпускных экзаменов. Все до единой бумажки, без лакун. Люди, которые должны его знать, его реально знают. Такую прорву народу не загипнотизируешь. Более того, парнишка довольно известный, хотя и в узких кругах.

— В смысле?

— Он, несмотря на юный возраст, весьма приличный программист. Сам я в этом ни уха ни рыла, но так говорят те, кому я верю. Университет закончил экстерном, начав ещё в школе. Сделал, как сейчас это называется, «стартап», который у него выкупили за совершенно сумасшедшие бабки. Он бы и без твоих гробовых отлично обошёлся. Если не успел всё прогулять, то для него это вообще не сумма.

— Надо же… А что насчёт грехов?

— На удивление умеренно. Отхватив кучу бабла в восемнадцать, он, конечно, покуролесил, не без того. Но ничего серьёзного — пьяное вождение, лёгкая наркота в некриминальных количествах, пара скандалов с дорогими эскортницами, драки и прочий барагоз в клубах, сопротивление при аресте. Мы с тобой жёстче отжигали в его возрасте. Последние полгода тихо. То ли перебесился, то ли задумал чего — не знаю.

— Так он реально мой сын?

— По всем документам и свидетельским показаниям — да. И знаешь что?

— Что?

— Когда тебя нет рядом, я снова начинаю вспоминать. Что у вас с Наташкой был сын, что я это всегда знал, что он у тебя в контракте был вписан наследником, что ты его на базу притаскивал, что Змейса его младенцем тетёшкала…

— Так он вписан в контракте?

— С утра был. Но я не уверен, что, посмотрев сейчас, увижу то же самое. Потому что поговорил с тобой — и опять помню, что детей у вас не было и быть не могло, потому что Наташке матку чуть ли не наизнанку вывернули. И помню это так же отчётливо, как утром помнил вашего сына. Так что, Докище, сам с этой хернёй разбирайся, у меня крыша едет.

— Вот же… — расстроился я.

— У Змейсы есть какая-то теория, но она тебе сама пускай рассказывает. Всё, отключаюсь. Будьте бдительны.

***

— Я не думаю, что ты жулик, которому нужны мои деньги, — сказал я.

— Слава яйцам! — саркастически откликнулся Дмитрий, выдирая сорняки на могиле. — Ты ж у нас олигарх, все так и норовят в наследники…

— Но я не знаю, кто ты.

— Напоминаю, я твой биологический сын. Ты мой биологический отец.

«Билохический», — вспомнил я Нагму.

— Это меня не радует, поверь, — продолжил он. — Потому что отец ты всегда был дерьмовый. Точнее, никакой. Не было тебя. От тебя в семье были только деньги и фотки в камуфляже и очках. Я лет до пятнадцати не знал, есть ли у тебя глаза.

— А в пятнадцать узнал?

— В пятнадцать мне стало пофиг.

Я ковыряю в земле лунки и втыкаю в них какие-то саженцы. Не знаю какие, Анахита дала. Утверждает, что будет красиво и сорняки не пробьются. Хотела сама пойти, но я решил, что это моё дело. Ну, может быть, ещё Дмитрия.

— Тебе сложно в это поверить, — сказал я. — Но для меня тебя не существовало.

— Почему сложно? Я это много лет наблюдал своими глазами. Я же говорю — говно из тебя отец.

— Не в этом смысле не существовало. Буквально. Ты не рождался, не рос, не учился. Тебя не было. У Натальи, — я показал на портрет на камне, который сам и нарисовал два года назад, — не было детей. Не могло быть. По медицинским причинам. Я никуда не исчезал, а жил с ней, отлучаясь только в командировки. Частые, но не долгие, редко больше месяца-двух. Большую часть времени мы проводили вместе, так что я, поверь, заметил бы, будь у неё ребёнок.

— У вас там, в вашей армии, есть какой-нибудь медосмотр? Психиатр на нём присутствует? — поинтересовался ехидно парень.

— У нас не армия, а частная военная компания. И главный медик там, не поверишь, я.

— Кто стрижёт парикмахера? — вопросил он. — Кто лечит доктора?

— Никто, — кивнул я. — Более того, твоя версия реальности реальнее моей. У тебя есть документы, подтверждающие твоё существование, а у меня подтверждающих твоё несуществование — нет. Потому что не бывает таких документов.

— И что ты полагаешь с этим делать, непапаша?

— Без понятия, несынок. Да и надо ли что-то делать? Ты большой мальчик, воспитывать тебя поздно. Материально не нуждаешься…

— Проверял? — перебил он меня.

— Проверял, — признал я. — А кто бы не проверил? Так вот, я тебе не нужен, ты мне тоже. Посторонние, в общем, люди. Может, на том и разойдёмся? Наследник ты и так первой очереди, если найдётся, что унаследовать. Или у тебя ко мне претензии морального плана? Психологические травмы, моральный ущерб…

— Не, этим я в пубертате отстрадал, — отмахнулся он.

— Так чего же ты до сих пор тут? Я тебя не гоню, не подумай, но тут ни блядей, ни наркоты, ни ночных клубов…

— И это узнал… — покачал он головой. — Всю жизнь тебе неинтересно было, а тут озаботился. Обломись, с этим покончено.