Граф ноль - Гибсон Уильям (серия книг TXT) 📗
Они сидели вокруг квадратного белого стола в совершенно белой комнате на первом этаже за захламленным торговым залом. Пол был выложен вытертой больничной плиткой в рубчик, чтобы не скользила нога, – ну прямо как в операционной, – а стены были составлены из широких плит пыльного белого пластика, скрывавшего плотные слои антижучковой микропроводки. По сравнению со складом белая комната казалась хирургически чистой. Несколько стальных треножников вокруг стола, ощетинившиеся сенсорами и сканирующим оборудованием, напоминали абстрактные скульптуры.
– Знаем что? – спросил Бобби.
С каждым новым пересказом своей истории он все меньше чувствовал себя вильсоном. Наоборот, кем-то значительным. Вот именно, это заставляло его чувствовать свою значимость.
– Не о тебе речь, засранец, – устало сказал Финн. – О нем. Олдовом вуду. Он-то знает, что что-то изменилось... И произошло это не сегодня. Я в деле уже целую вечность. Подумать только, сколько воды утекло. Я был тут еще до войны, еще до того, как появилась какая-нибудь матрица, или, во всяком случае, – до того, как люди осознали, что все это существует. – Теперь он глядел на Бобби. – У меня есть пара ботинок, которым больше лет, чем тебе. Так чего, черт побери, мне от тебя ждать? Ковбои появились вместе с компьютерами. А первые компьютеры построили для того, чтобы взломать лед немцев, так? Ковбоев тогда называли дешифровщиками. Так что лед существовал еще до компьютеров, если взглянуть на это с такой стороны.
Он закурил пятнадцатую сигарету за вечер, и белая комната снова стала наполняться дымом.
– А вот Лукас, этот знает, да уж. Последние семь-восемь лет странные там творятся вещи, да-да, там, в ковбойских кругах – или, если хочешь, в цепях. Сегодняшние жокеи заключают сделки с какими-то тварями, не так ли, Лукас? Да, видишь ли, знаю я об этом, знаю. Но им все равно нужны «железо» и софт, и им все равно нужно быть проворней змей на льду, однако у всех, у всех тех, кто действительно знает, как рубить лед, теперь есть союзники, не правда ли, Лукас?
Лукас вынул из кармана свою золотую зубочистку и начал обрабатывать верхний коренной. Его темное лицо оставалось предельно серьезным.
– Троны и домены, – загадочно продолжал Финн. – Да, что-то там есть. Призраки, голоса. А почему бы и нет? В океанах есть русалки и прочая дребедень, а у пас тут море кремния, понимаешь? Строго говоря, оно – просто прекрасно выполненная галлюцинация, которую мы все согласились иметь, — это наше киберпространство, но каждый, кто в него подключается, знает, печенкой, черт меня побери, чувствует, что это – целая вселенная. И с каждым годом населения там вроде как прибывает...
– Для нас, – лениво вставил Лукас, – и здешний мир всегда на этом работал.
– Ага, – отозвался Финн, – чтобы вы, ребята, могли войти в него с программой и сказать всем: мол, те штуки, с которыми вы срубаете сделки, это ж наши старые боги из буша...
– Божественные Наездники...
– Ну да, конечно. Вы в это, может, и верите. Но я довольно давно уже живу на этом свете, чтобы помнить, что не всегда так было. Десять лет назад пусть бы кто попробовал зайти в «Джентльмен-Неудачник» и заявить кому из крутых жокеев, что разговаривал с призраком в матрице, – да они б решили, что он спятил.
– Что он вильсон, – вставил Бобби, чувствуя себя выключенным из разговора и уже не столь значительным.
Финн бросил на него безучастный взгляд.
– Что-что?
– Ну, вильсон. Козел. Это жаргон хотдоггеров, я думаю... – Ну вот, опять слажал. Блин.
Финн поглядел на него более чем странно.
– Господи. Вот как это называется, да? О Боже. А ведь я знавал этого парня...
– Кого?
– Бодайна Вильсона, – сказал он. – Надо же: первый человек из моих знакомых, который кончил как фигура речи.
– Он был дурак? – спросил Бобби и тут же пожалел об этом.
– Дурак? Черта с два! Он был умен, хитер как бес. – Финн загасил сигарету в потрескавшейся керамической пепельнице «кампари». – Просто совершеннейший раздолбай, вот и все. Работал он как-то однажды с Дикси Флэтлайном... – Взгляд налитых кровью желтых глаз затуманился.
– Финн, – вмешался Лукас, – где ты взял этот ледоруб, который продал нам?
Финн сурово оглядел его с головы до ног.
– Сорок лет в деле, Лукас. Знаешь, сколько раз мне задавали этот вопрос? И знаешь, сколько раз я был бы уже мертв, если бы отвечал на него?
Лукас кивнул.
– Намек понял. Но тем не менее я задам его снова. – Он ткнул зубочисткой и сторону Финна, как игрушечным кинжалом. – Вот настоящая причина, по которой ты готов тут сидеть и нести всякую чушь: ты думаешь, что эти три жмурика наверху имеют отношение к тому ледорубу, который ты нам продал. Я же видел, как ты насторожился, когда Бобби рассказывал, как смели кондо его матери, не так ли?
– Возможно, – оскалился Финн.
– Кто-то занес тебя в свой список, Финн. Эти три мертвых ниндзя наверху обошлись кому-то в немалые деньги. Когда они не вернутся, этот кто-то примет меры, Финн.
Обведенные красным желтые глаза прищурились.
– Они были напичканы под завязку, – сказал Финн, – натасканы на то, чтобы убрать по-тихому, но у одного из них были и другие штучки. Штучки для задавания вопросов. – Желтые от никотина, почти цвета тараканьих крыльев, пальцы медленно потянулись помассировать короткую верхнюю губу. – Я получил его от Вигана Лудгейта, – сказал он, – по кличке Виг.
– Никогда о таком не слышал, – сказал Лукас.
– Этот трахнутый засранец, – сказал Финн, – был когда-то ковбоем.
– Случилось так, – начал Финн, и история поглотила Бобби целиком, это было даже лучше, чем слушать Бовуа и Лукаса, – что Виган Лудгейт пять лет оттрубил крутым жоком, что недурной пробег для кибер-ковбоя. Да, пять лет... За такой срок ковбой кончает или с очень большими деньгами, или с выжженным мозгом, или тем, что финансирует конюшню юных взломщиков, и то исключительно в качестве управляющего. Виг по первой горячке молодости и напора рванул в затяжной поход по сравнительно редко заселенным секторам матрицы, представляющим те географические области, которые когда-то были известны как «третий мир».
Кремний не снашивается; микрочипы практически бессмертны. Виг этот факт приметил. Как всякое дитя своего века, он, однако, знал, что кремний на самом деле может просто выйти из употребления, что гораздо хуже, чем просто отработать свое. Это было для Вига мрачной данностью, с которой приходилось смириться, как, скажем, со смертью или налогами. Впрочем, о том, как бы его снаряжение не отстало от искусства, он обычно беспокоился больше, чем о смерти (ему было двадцать два) или о налогах (он не заполнял деклараций, хотя ежегодный процент, который он отдавал машине по отмывке денег в Сингапуре, грубо говоря, равнялся подоходному налогу, какой ему пришлось бы платить, заяви он о своих доходах). Виг достаточно здраво рассудил, что должен же куда-то уходить весь этот устаревший кремний. А уходил он, как выяснил Виг, в ряд очень бедных стран, ведущих отчаянную борьбу с нарождающимися промышленными базами. В страны, настолько погруженные во мрак невежества, что концепция нации там до сих пор еще воспринималась всерьез. Виг пробурился на пару африканских задворок и почувствовал себя акулой, кружащей в бассейне, полном икры. Нельзя сказать, что какое-нибудь из этих вкусных крохотных яиц много давало в отдельности, но если забросить сеть и грести все чохом, то работы немного, а улов... в общем, с поля по зернышку... Виг обрабатывал африканцев неделю, при этом нечаянно вызвал падение по крайней мере трех правительств, причинив невыразимые человеческие страдания. В конце недели, слизнув сливки в виде нескольких миллионов до смешного мелких банковских счетов, он удалился на покой. Когда он выходил, уже налетала саранча: на «африканскую идею» набрели все прочие.
Два года Виг просидел на пляже в Каннах, питаясь исключительно самыми дорогими модельными наркотиками и периодически включая маленький телевизор «Хосака», чтобы со странным и примечательно невинным любопытством поизучать вздувшиеся тела мертвых африканцев. В какой-то момент – никто не мог сказать, где, когда или почему – стали замечать, что Виг перешагнул за край. А точнее, сказал Финн, Виг проникся убеждением, что Господь Бог живет в киберпространстве или, может, что киберпространство и есть Бог или какое-то его новое явление. Экскурсы Вига в теологию были отмечены крупными смещениями парадигм, настоящими богоискательскими метаниями. У Финна было кое-какое представление о том, чем в те годы занимался Виг. Вскоре после крещения в эту его новую и весьма своеобразную веру Виган Лудгейт вернулся в Муравейник и отправился в эпическое, хоть и несколько беспорядочное плавание по водам кибернетического познания. В прошлом компьютерный жокей, он знал, куда обращаться за самым лучшим «железом» и софтом. Финн снабжал Вига и тем и другим, поскольку тот все еще оставался богатым человеком. Виг объяснял Финну, что его техника мистических изысканий основывается на проецировании сознания в пустые неструктурированные секторы матрицы и ожидании. Надо отдать парню должное, сказал Финн, тот никогда не заявлял, что взаправду встретил Бога, хотя продолжал считать, что в ряде случаев ощущал его присутствие при передвижении по лику решетки. Со временем у Вига вышли все деньги. Его спиритуалистский поход оборвал немногие деловые связи, оставшиеся с доафриканских времен, так что Лудгейт канул без следа.
