Кибер-вождь - Белаш Людмила и Александр (бесплатная библиотека электронных книг .txt) 📗
Конрада мучили слабость и перемены настроения, колебавшегося от чрезвычайного раздражения до полного ступора, когда он залезал в спальник и, полежав в неподвижности и согревшись, впадал, будто в обморок, в торопливый сон, неизменно оканчивавшийся кошмаром. После мучительного пробуждения Конрад чувствовал себя одуревшим, разбитым и некоторое время ходил от стены к стене, борясь с головной болью. Врач, подтянутая темнокожая женщина, которую Конрад тоже считал киборгом, осмотрела его и составила план лечения, но события последних десяти дней оставили в душе Конрада такой неизгладимый след, что он до сих пор не вполне понимал, где находится, и был дезориентирован во времени. Пожалуй, он действительно затруднялся определить, кто он и что с ним происходит. В уме моргало маяком спасительное: «Я не Фердинанд, не Фердинанд. Все отрицать, ни в чем не сознаваться».
Когда кипение души и бешенство доходили в нем до крайней точки, он хватал Библию и вслух читал Песнь Песней и псалмы Давида, пока не отпускало, но его исполнение, злобное, с выкриками, с резкими импульсивными движениями и гримасами, разительно отличалось от видеоверсии Псалтиря. Мало кто усомнился бы, глядя на Конрада в эти минуты, что он находится именно там, где ему и следует быть.
При первом появлении худощавого субъекта, назвавшегося на пустыре Хармоном, Конрад набросился на него с потоками ругани, всуе поминая права человека и компенсацию за моральный ущерб. Сероглазый, не сказав в ответ ни слова, молча развернулся и вышел, оставив Конрада кричать и потрясать кулаками перед запертой дверью.
Больше к Конраду никто не приходил, кроме киборгов, и он решил перейти от слов к действиям, но ждал, когда явятся люди, чтобы огласить свои условия. Киборгам он их высказать не решался, потому что боялся этих существ в сером, способных, по его мнению, решительно на все. Он не знал, как они отнесутся к его словам и что предпримут. Казалось, ими никто не управляет.
Протомившись еще двое суток в тягостных раздумьях и самокопании, Конрад совсем отчаялся. Говорят, ничто так угнетающе не действует в тюрьме на человека, как сознание своей невиновности. Оставленный наедине с собой, человек, которому даже не предъявили обвинения, близится к помешательству, непрестанно колеблясь от страха к надежде, сам себя то обвиняя, то оправдывая. Мысль о неизбежности ужасного наказания точно так же не может покинуть его голову, как его тело — камеру. Под конец пытка неизвестностью становится невыносимой.
Второе пришествие Хармона Конрад встретил если не с радостью, то с душевным подъемом. По крайней мере, есть к кому обратиться с декларацией. От оскорблений и правовых инвектив Конрад благоразумно, хоть и с трудом, воздержался, поскольку Хармон уже показал, что подобные наскоки его не впечатляют и он — из тех людей, кто требует к себе уважения.
— Здравствуйте, Конрад Стюарт. Как самочувствие? Не имеете ли вы претензий к содержанию? Или пожеланий относительно его улучшения? — Голос Хармона звучал подчеркнуто спокойно, издевка заключалась в смысле вопроса.
Конрад возмутился, но, поняв, что его провоцируют, сумел подавить вспышку гнева.
Хармон держался еще более нагло и уверенно, чем в первый раз. Он присел на край стола, поскольку Конрад сидел на единственном стуле и уступать его не собирался. Конрад отметил, что на правом виске у Хармона появилась большая ссадина, покрытая красно-коричневой корочкой. «Здорово же тебя приложили, — порадовался Конрад, — еще бы раз, да посильней…», а вслух ответил сдержанно:
— Благодарю. Мне сейчас получше. Но я не хочу останавливаться на достигнутом. Если мне не будет предъявлено обвинение и ордер на арест, я объявлю бессрочную голодовку. Я утверждаю это со всей решимостью, так как не вижу других способов борьбы за свои права.
— Неплохой вариант, — согласился Хармон, — особенно если учесть, что от голода люди умирают дольше, чем находятся под стражей БЕЗ — я подчеркиваю это слово — предъявления обвинений, то есть — в случаях, когда речь идет об участии в организованной преступной группировке или терроризме. А о самоубийстве, как форме протеста, вы не задумывались?
Конрад вскинул голову, и в его пятнистых глазах отразился страх. Он еще не забыл предчувствия смерти, и мысль, что его могут убить без суда и следствия, вернулась вновь. Одно дело ставить условия, выдвигая, как противовес, свою волю, и совсем другое — знать, что ты никто и жизнь твоя не имеет никакой ценности, а следовательно — твои угрозы смешны и наивны. Что значит какая-то голодовка, если не сегодня-завтра тебя задушат в камере?.. Тогда зачем Хармон пришел? Чего он хочет?
— Нет! — громко ответил Конрад. — Никогда! Есть выход из любого положения, но самоубийство — это положение, из которого нет выхода!
Здесь работают следящие системы; пусть они зафиксируют, что у него не было и нет намерений убить себя!
— Я пришел, — продолжил Хармон, — как раз чтобы поговорить о философской концепции права на самоубийство. Почему вы, Конрад, с такой категоричностью отвергая это для себя, вложили в мозг киборгам, которых считаете равными человеку личностями, «Взрыв» для применения в похожих условиях? Почему, оставляя себе право на жизнь, своих «детей» вы обрекли на смерть?
Конрад, готовый пуститься в полемику, сообразил, какие ловушки расставляет ему этот черт, и перешел к обороне:
— Не понимаю, о чем вы. Будьте любезны, выражайтесь яснее, иначе я перестану разговаривать с вами.
— Есть люди, генетически предрасположенные к самоубийству, и есть тяжелые психологические ситуации, которые создают срыв даже в нормальном мозгу, но общество пытается помочь таким людям. А программа, внедренная в киборга, обязательно сработает и разрушит мозг, даже если киборг этого не хочет и боится смерти; достаточно ее увязать с Первым Законом. И помочь таким киборгам некому, поскольку программа запускается почти мгновенно и она необратима. После этого мы создаем ужастик про Хармона, убивающего кукол, и никаких моральных угрызений. Дескать, если бы он их не ловил, они были бы живы. А если бы вы не внедряли «Взрыв» — кстати, в ЦФ-6 он заметно сильней, — они бы тоже были живы, даже в случае захвата. Киборгов с ЦФ-3, ЦФ-4 мы брали практически без потерь. Кончать с собой начали ЦФ-5, потом ЦФ-6 — с вашей легкой руки. Их смерти — если вы их, конечно, считаете людьми — на вашей совести, Фердинанд.
— Не говорите таким тоном и о том, что ко мне не относится! — Голос Конрада повысился, в нем появились скрежещущие нотки.
— Вы лицемер. За вашими высокими словами — шкурные интересы. «Взрыв» вы создали, чтобы заметать следы. А теперь про обвинение. Вам будут инкриминированы: преступление против достояния нации, затем — деяние, создавшее угрозу национальной безопасности и подрыва ее технических приоритетных достижений, в частности — создание и распространение программ, разрушающих функциональную структуру кибер-мозга; кроме того, угон киборгов, незаконная эксплуатация кибер-имущества и, наконец, пособничество террору, повлекшему тяжкие телесные повреждения и разрушение частного, общественного и государственного имущества. Кажется, все. Хочу уточнить — по статьям, связанным с терроризмом, презумпция невиновности отсутствует, а бремя доказательств несет подозреваемый.
Во время речи Конрад несколько раз порывался перебить Хиллари, в глазах его играли блики, а лицо и шея пошли неровными красными пятнами. Конрад даже с места вскочил, но размеры камеры не позволяли разбежаться, и он, сделав два шага к стене и обратно, остановился перед Хиллари.
— Все это — вымысел! Обвинения бездоказательны! Стрельбу подняли ваши машины. Сами, без приказа. Больше я ничего не знаю.
— Они спасали вас.
— Это вы так утверждаете! Кто-то пришел ко мне, но, если бы в квартире не было ваших роботов, я бы открыл дверь и объяснился с визитерами так же, как до этого впустил эту… кибер-полицию! Я честный человек, я никогда не связывался с мафией, мне нечего скрывать!
— Как же тогда получилось, что на вас, как на боевика Партии, поступил донос в штаб А'Райхала? Почему назвали ваш, а не чей-то адрес? Шутки друзей? Какие-то слишком уж злобные шутки. И как могли вы, небогатый человек, системщик-надомник, так насолить другому, что он донес на вас?
