Кибер-вождь - Белаш Людмила и Александр (бесплатная библиотека электронных книг .txt) 📗
В день захвата и в четверг до обеда Звон попросту отмалчивался. Те, кто близко знал его до ареста, сочли бы, что Звон хочет взвинтить себе цену или вынашивает нечто настолько сногсшибательное, что ему слов не хватает. Хранить тайну целые сутки, когда все упрашивают тебя пуститься в россказни, — для Звона это был мученический подвиг. На самом деле Звон решил ответить самому себе — «Зачем?». Объяснения не находилось, словно он две недели не теракт готовил, а спал наяву и проснулся лишь сейчас; впрочем, и нынешняя явь отдавала сонной дурью. В этом новом сне присутствовал даже офицер из «политички». Понемногу Звон перестал смущаться и возгордился собой, даже папиного адвоката встретил надменно. Хватился папочка!..
— Надо заявить, что киборги зомбически влияли на тебя через радар, — убеждал адвокат; судьба BIC его не волновала. — Я потребую экспертизы. Пока проверят и отвергнут эту версию, выиграем время, привлечем спецов по психотронике…
Ну уж нет! Звон категорически отверг роль марионетки. Черный нимб террориста по убеждениям казался ему приглядней, чем личина подневольного сообщника с закодированным мозгом.
— Я выступил на стороне киборгов, потому что их угнетают, — ошарашил он следователя. — Я против рабства! И в знак протеста они решили разрушить башню в Бэкъярде как символ насилия и эксплуатации.
И понеслось, и покатилось — успевай записывать! Послушать Звона приходили даже из соседних кабинетов. Нагородил он целый манифест, едва не предвыборную программу, — будь киборги избирателями, то сидеть бы ему в конгрессе.
Адвокат и тут не потерялся — заявил, что Стефан Солец не в своем уме; это же ясно — кому в здравом рассудке придет в голову бороться за права киборгов? Это все равно что защищать права тостеров и мясорубок… Ведущий следствие эти финты отмел — де есть всякие способы легально чокнуться. Вот, некоторые люди против абортов выступают — якобы в зародыше из восьми клеток есть разумная душа и она маме из нутра телепатические сигналы шлет. А другие не едят продуктов из того, что раньше шевелилось и дышало, и прочих отговаривают. Но все должно быть в цивилизованных рамках. Протестуй — хоть лопни, а рукам воли не давай. Если травоядные граждане вздумают подрывать мясные магазины, а поборники прав эмбрионов — охотиться на гинекологов, то это уже терроризм и наказуемо.
Подлость Звона в полной мере осознал лишь агент «политички». Арестант сыпал словами «свобода», «гнет», «сопротивление», но ни звуком не обмолвился о людях — все о киберах. Ни один суд в мирное время не усмотрит в деяниях Стефана Солеца подкопа под основы демократии, покушения на Конституцию и посягательства на государственный строй, то есть из-под статьи «политический террор» Звон выскальзывал. Стали спрашивать об Энрике — «Я не варлокер, я хлипер».
Адвокат тоже догадывался, что молодой Солец неспроста повел эту линию, но делал вид, будто озабочен процессуальными вопросами.
Человек из «политички» ушел, предоставив следователям (самим искать статьи, под которые подпадали Звон и компания.
Звон сварил такой компот из своих впечатлений, что его зауважали в следственной тюрьме — не иначе как видный теоретик кибер-революции. Его послушаешь — прямо новый Король Роботов. Звон в камере смотрел TV и думал, что тюрьма — не так уж плохо, как об этом говорят.
Утром 12-го, в понедельник, его свели на очной ставке с Рыбаком — тот слегка порозовел, немного распрямился и одышкой страдал меньше.
— Вы узнаете этого человека?
— Виделись. — Рыбак был немногословен.
— А вы — этого?
— Встречались, — в тон кивнул Звон.
— Где и когда вы встречались?
Потянулась нудь. Стали читать, смотреть и сверять протоколы допросов, допытываться — был ли между ними преступный сговор? Оба валили все на киборгов — с тех-то спрос, как с покойников. Они, киборги, сами собой командовали, а мы ими — нет.
— Вы, Ройтер, подсказали мысль о «харикэне».
— Ну, положим, я. А ударить по Бэкъярду захотели они, и финансировали все — они. Я на себя лишнего брать не буду. Что мое — то мое.
— Вы, Солец, утверждаете, что киборг Косичка угрожала Флорину Эйкелинну по кличке Стик Рикэрдо оружием, если он не откроет партизанские файлы. В ее памяти такой факт отражен — но угроза касалась лишь его имущества.
— А вы бы стали спокойно слушать, как вам говорят: «Я спалю твою квартиру»?.. Машина — все, что есть у Стика; вот он и согласился. Он — жертва; вы так и отметьте.
— Что означали его слова: «Иди, взрывай этот сарай с киборгами»?
— Он ей поддакивал, чтобы она его не тронула. Он, может, думал, что это все игра, новая дэнжен-опера, и файлы ей нужны, чтоб достоверно срежиссировать сценарий. Это бывает!
Рыбак слушал и прятал улыбку. Звон-то Звон, а за своих стоит — не своротишь. В свой черед и он тоже постарался обелить Стика, насколько можно.
Прочитали, просмотрели, заверили на всех видах носителей: аудио-, видео— и текстовом. Звон рискнул нарушить порядок процедуры:
— Ну? Говорил я, что мой папаша — корг? А вы не верили!
— Так уж и корг, — весело ощерился Рыбак. — Всего-навсего директор. Его удар не хватил?
— На свидание пришел — я думал, убьет.
— И надо было тебя стукнуть. Ладно, я — мне не светило ничего, но ты-то?! Пошатался — и вернулся бы в свой Белый Город.
— У меня судьба другая, — Звон расправил плечи. — Я — за идею…
— Да, идея у тебя была хорошая. Красивая. А мою… всего-то ночь я с ней провел… и, знаешь, за ее любовь мне ничего не жалко. От всех людей я того не дождался, что она мне подарила.
— Слышал — Доран тебе бассов нагреб немерено, хватит и на больницу, и на трансплантацию!
— Он мне все уши прогудел этими бассами. Адвокаты в очередь выстраиваются… А я б на те деньги выкупил ее у Хармона, то, что осталось, до последней крошки, чтоб ее собрали заново, как была. Месяц-два поговорить с ней, в глаза ей посмотреть — и хватит, можно умирать.
— Придется жить. А я рад, что мы это сделали. Весь Город вздернули! Теперь про нас и говорят, и пишут. А то живешь, живешь, как тля, — то ли ты жив, то ли помер давно.
— Чую я, Звонок, накрутят нам немало. Но сколько бы ни дали — досижу и выйду. Как, если я впишусь потом на ночь у тебя, в Белом?
— О чем разговор?! Приходи. Если я буду в Белом!.. Вдруг сам приду к тебе вписываться. Папаша черными словами поминает какого-то прапрадеда, а нового ребенка хочет заказать, чтобы его из правильных генов собирали, — деньги копит! Не жить мне в Элитэ.
— Ничего, — утешил Рыбак, — в тюряге тебе мозги вправят. Времени впереди много — универ там закончишь, в люди выйдешь. Еще «спасибо» судье скажешь.
Следователь встал; вошли конвоиры. Улучив момент, Звон и Рыбак пожали друг другу руки — холодноватая щуплая кисть сталкера-манхляка согрелась в ладони сынка директора. Беда уравнивает людей.
— Еще свидимся. Уж на скамейке подсудимых — точно.
— В случае чего — найдешь Стика, записку оставишь. Я заскочу к нему… лет через сорок!
Их смех был невеселым, но настоящим, и они действительно хотели встретиться потом, когда вина их избудется, а память останется.
К опознанию кибер-имущества Эмбер готовилась, как к выходу на сцену. За два десятка дней, прошедших после побега Лилик, она успела: а) со вкусом оплакать и милую потерянную куколку, и себя, несчастную, б) впопыхах отрепетировать и с чувством спеть душещипательное «Украли куклу» (апрельский хит!), в) легкомысленно оскорбить Энрика с его варлокерами и публично поплатиться за это, г) задрать юбку на защите наследия Хлипа и д) нарыдаться над тем, что ее крошка, ее маленькое чудо, ее радость — теперь отъявленная террористка. Понятие о новой, криминальной сущности Лилик ушло, едва было отыграно в пароксизме горя.
Когда ей наводили красоту перед полетом в Баканар, слегка невыспавшаяся звезда то щебетала, то постанывала под руками косметолога. Она воображала вслух, как бросится к Лилик, прижмет ее к груди и пообещает никогда, никогда с ней впредь не расставаться.
