Несущий перемены - Ингрид Чарльз (читать книги без сокращений txt) 📗
Палатон отвел глаза, глядя на противоположную стену кабинета так, как на горизонты грядущего. Он покачал головой.
— Вряд ли. Большинство молодых курсантов так старается приобрести знания и навыки и пройти первые этапы испытаний, что кроме этого не замечает ничего. Старшие слишком заняты, готовясь к выпуску. А что касается моего старого друга Хата… вот тут я не уверен. Если Йорана молчит, и Ринди, и Гатон, значит, он у меня еще остался — хотя бы слабая аура бахдара. Или же ты защищаешь меня, сам того не зная, и потому…
— …и потому ты не можешь уехать без меня, — сухо закончил Рэнд. — Йорана будет недовольна. Ей не нравится охранять тебя так далеко от Чаролона.
— Она уже говорила мне об этом. Они с Гатоном беспокоятся, но ситуация с пилотами требует разрешения, если только ее можно поправить — и побыстрее.
Рэнд представил себя в прославленной летной школе. Эта мысль польстила ему, даже если целью этого визита не была бы его учеба.
— Когда мы уезжаем?
— Через пару дней. А до тех пор мне надо сделать еще кое-что. Новые владельцы сносят бывший Дом моего деда. Меня спрашивают, не хочу ли я приехать и повидать памятник матери, и я, разумеется, согласился. Руфин отвезет, меня сегодня, попозже, — голоса Палатона дрогнули, и он блестящими глазами взглянул на Рэнда: — На этот раз я уезжаю без тебя — я хотел бы побыть один.
Рэнд понял всю силу чувств чоя. Его горло сжалось от сострадания, и он ответил только понимающим кивком. Успокоившись, Рэнд заметил:
— Я хотел бы немного побыть с Ринди — если, конечно, там нет Кативара. Может, он ненадолго придет в себя.
Палатон ответил:
— Думаю, ему было бы приятно тебя увидеть. Почему-то мне кажется, что он проснется и удивится, почему все мы не сидим вокруг, дожидаясь его пробуждения.
Посланник Джон Тейлор Томас потянулся и выглянул из окна своего кабинета. Ему подумалось, что подобно ему самому, вид из этого окна сильно изменился за годы его службы, да и сам кабинет стал совсем другим. Хотя посланнику не удалось добиться избавления своей планеты от оскорбительного статуса «класс-Зет», эта перемена была уже не за горами, а после классификации перед Землей должен был открыться настоящий калейдоскоп возможностей. Ему пришлось тяжело поработать, чтобы добиться этого — вначале при избрании, а затем — чтобы остаться здесь, что требовало немалой силы воли и сообразительности.
Затем, к счастью для него, правительство планеты решило, что пост посланника не должен больше зависеть от избраний и переизбраний. Посланников стали назначать на всю жизнь — до тех пор, пока те сами не подавали в отставку, переставали оправдывать доверие или пока за ними не обнаруживались значительные просчеты. Так он получил свободу и мог сосредоточиться на достижении своих целей, большинство из которых относились к благополучию родной планеты и только некоторые были связаны с благополучием самого посланника и его родных. Нет, после двадцати лет пребывания на Скорби семьи у него не осталось. Томас знал, где находится его дочь, которая считалась погибшей четыре года назад. Он знал, в чьих она руках — сначала у чоя, а теперь — у абдреликов. По крайней мере, пока она оставалась у чоя, Томас узнавал ее. Но теперь…
Жизнь Алексы стала жертвой, к которой посланник был не готов. Он решил заполучить ее обратно, даже если это будет стоить жизни ему самому. Он вернет Алексу, и не извращенным, мрачным существом с аппетитами абдреликов и привычками, навязанными ей инопланетянами, а такой, какой и должна быть девушка. Он добьется этого любой ценой.
— Посланник Томас?
— Да, Жан, — вслух ответил он на голос компьютерного секретаря — посланник с трудом выносил живых служащих. Он по-прежнему смотрел в окно, на застывшее озеро, на берегу которого растянулись Чертоги Союза. Отсюда, с верхнего этажа, озеро просматривалось плохо, не говоря уже о каналах и реках, разрезающих город: это опустевшее поселение обнаружил народ, который основал Чертоги. Местные жители были заключены в водах, превратившихся в кристалл, застыли в неизвестное время, или же были погублены неизвестным образом так, что их нельзя было ни освободить, ни узнать причин события — оставалось только догадываться, что случившееся было страшной местью, военным действием.
Посланник никогда еще не видывал в Союзе существа, которое бы интересовалось, почему планета названа Скорбью или почему Чертоги основаны именно здесь, возле постоянного напоминания о последствиях войны.
— К вам пришли, — сообщил компьютер.
Джон ждал этого гостя, не питая особых надежд. Император чоя пожелал встретиться с ним, не объясняя причин. Когда Паншинеа впервые связался с посланником, Томас не знал, что и подумать. Император чоя был вынужден оставить несколько важных постов, которые он занимал в Чертогах Союза, и тем не менее представлял собой силу, с которой приходилось считаться. Чего же он хотел от посланника планеты класса Зет?
С другой стороны, после неприятного союза абдреликами положение Джона укрепилось, и Паншинеа хорошо осознавал это. Когда дело доходило до тайного влияния, не зависящего от расстановки сил в Союзе, Джон Тейлор Томас медленно, но неуклонно продвигался к самым верхам.
Он повернулся, услышав шаги чоя.
Паншинеа был таким же высоким, элегантным и властным, как другие чоя, каких доводилось видеть посланнику. Он только что переступил порог между зрелостью и старостью, но его грива еще оставалась густой, блестящей и золотисто-рыжей, скорее не морковного оттенка, а цвета темной меди. Глаза императора были нефритово-зелеными, сверкающими и проницательными. Он любил цитировать Шекспира. Однажды Джон слышал, как император играет на линдаре, большом, напольном варианте инструмента — он мог бы поспорить с самыми выдающимися пианистами в истории Земли. Но помимо всего прочего Паншинеа обладал острым и изворотливым умом, и Джон знал, что об этом не следует забывать.
Он низко поклонился, и император сказал:
— Я очень рад, посланник, что вы приняли меня в столь уединенной обстановке.
— Для меня это честь. Прошу вас, садитесь.
Два кресла стояли напротив огромного окна.
Паншинеа занял большее из них, откуда открывался слегка искаженный вид на отдаленную снежную вершину горы. Чоя дождался, когда посланник приблизится ко второму креслу, и тихо попросил:
— Прошу вас, отключите камеры — незачем предавать наш разговор огласке.
— Это нарушение, император. К тому же у вас с собой наверняка есть…
Паншинеа взглянул на него. Крылья его прямого носа римского типа дрогнули, и император напрягся от оскорбления.
— Даю вам слово, — коротко произнес чоя, — никакой аппаратуры у меня нет.
Томас сел. Ему не хотелось отключать запись, но он взвесил все преимущества подобного решения и произнес вслух:
— Жан, отключи запись.
Компьютерный голос ответил:
— Слушаюсь.
Паншинеа заметно расслабился, и Джон начал:
— Значит, вы хотите, чтобы о вашем визите сюда стало известно, а сам разговор остался в тайне.
— Должно быть, системы безопасности заполнят нежелательный пробел в записях.
— Здесь нет систем безопасности, — с иронией отозвался посланник.
— Тогда моя маленькая причуда вам не повредит, — Паншинеа сделал величественный жест рукой.
— Возможно, — согласился Томас.
Паншинеа повернулся к окну. Его подбородок уже давно провис, его твердость заменилась старческой складкой кожи, но только он и редкие седые нити в роскошной гриве выдавали возраст императора. Джон не знал, какова продолжительность жизни чоя.
— Вы много трудитесь ради своей планеты, — заметил Паншинеа.
— Стараюсь. Я делаю все, что могу, без пилотов и признания основных прав моего народа как полноправного члена Союза. Думаю, после переклассификации положение Земли улучшится.
Не поворачиваясь, Паншинеа произнес:
— Да, но не раньше. Впрочем, земляне — народ оптимистов.
— Думаю, в этом случае оптимизм мало чем может помочь. Но мы способны предложить большую помощь другим народам Союза.
