Слабое звено (СИ) - Кунцев Юрий (читаем книги онлайн без регистрации .TXT) 📗

Пеший шаг отличается от бега наличием фазы двойной опоры — согласно этому определению Ленар определенно шел пешим шагом, но шел так быстро, что Ирму словно подхватило образовавшейся за его спиной областью низкого давления. Пожав плечами и безмолвно извинившись перед Рахаф виноватым взглядом, она побежала вслед за своим капитаном, оставив подругу наедине с небольшим конфузом и свободным временем.

— Это было грубо, — догнала она Ленара и безуспешно попыталась перейти на его ритм, но у Ленара были более длинные ноги и избыток энергии от злости, которую некуда было выплеснуть.

— Иногда эти болтушки понимают лишь язык грубости.

— Вот это я и пыталась до тебя донести.

— Твой случай не считается. Я до сих пор вне себя от ярости за то, что ты устроила на собрании, — вновь начал он цедить сквозь зубы.

— То есть как это «мой случай не считается»? Перед кодексом поведения все равны, разве нет?

— Перед кодексом поведения все равны лишь до тех пор, пока действующий капитан не решит обратное.

— Ты ей не капитан, — напомнила Ирма, и эти слова поставили жирную точку в их споре.

Учитель биологии средней школы вынужден балансировать на тонкой нити филигранности, впервые объясняя трем десяткам учеников пубертатного возраста особенности человеческой репродуктивной системы. Его цель — понятно объяснить своим подопечным про пестики и тычинки на примере двух взрослых людей, в необходимой степени пробежаться по теме полового воспитания и, что являлось элементом высшего пилотажа, преподнести всю эту деликатную информацию в таком виде, чтобы урок не был сорван взрывом эмоций от неосторожного тычка в осиный улей. Именно таким учителем биологии чувствовал себя Ленар, когда выводил на маркерной доске наглядную схему предстоящих маневров под прицелом трех пар ошалевших глаз и старался изо всех сил избегать в своей речи слов или словосочетаний, способных заставить его подчиненных усомниться в адекватности действующего руководства.

— Бред какой-то, — едко выплюнула Вильма еще до того, как ее капитан успел договорить, — Ленар, скажи честно, хоть кто-то на ваших «собраниях капитанов» бывает в своем уме?

— Я знал, что этот вопрос неизбежно всплывет, — положил он маркер и увлажнил глотком воды пересохшую глотку, — и заранее решил не отвечать на него.

— Ленар, ты уж меня прости… — промолвил Эмиль, глядя на него щенячьими глазами.

— За что?

— За то, что я согласен с Вильмой, — поднялся он из-за стола и взял в руку маркер, — но это действительно звучит как бред какой-то.

— Вообще-то я с ней тоже согласен, но тут одна группа языкастых чертей убедила меня, что это сработает.

— Возможно, они и правы, но мне надо будет самому их послушать, — маркер заскрипел о доску, отливая из чернил форму остроконечного купола, — Это наше репульсионное поле.

— Я знаю, — присел Ленар за стол и попытался расслабиться.

— Оно создано для того, чтобы с нами не произошло того, что произошло с Шесть-Три.

— Это я тоже знаю, к чему ты клонишь?

— К тому, что это не какой-то непробиваемый щит, — начал Эмиль увлеченно рисовать шлейфы метеоритов, стремящихся к куполу, — Он создан для того, чтобы сталкивать относительно небольшие твердые объекты с нашей траектории, которых в космической пустоте, прошу заметить, не так много. В среднем считается, что при максимальной скорости в пределах звездной системы наш корабль отражает где-то около десятка опасных объектов в день при максимальной допустимой массе в полтонны. Это не так много, и даже при этом есть вероятность в несколько долей процента, что один из этих объектов попадет прямо в свод проекции полей. В этом случае репульсионного рикошета не будет, и он просто проникнет сквозь наше поле и вонзится в самый геометрический центр нашего корабля. А теперь представь, что будет, если этих объектов триллионы частиц на кубический метр. Это не просто поднимет нагрузку на наши репульсионные проекторы до небес, но так же и поднимет вероятность проникновения, я бы сказал, до нескольких миллионов процентов. Нам прямо в корму ударит плотная струя, которая угрожает проточить наш корабль до самого основания.

— Ты забыл еще один интересный нюанс, — встал Радэк и перехватил маркер, — Проникновение сквозь поле произойдет не только со стороны свода проекции, но так же и со стороны головной ударной волны, которая неизбежно ударит нам в вентральную часть поля под недопустимым углом. Это будет уже две опасных проникающих струи.

— Да, этот вопрос уже всплывал на собрании, — кивнул Ленар, барабаня пальцами по столешнице, — И я бы с радостью сказал, что это несомненно разрушит все наши корабли, и что от этой идеи стоит отказаться, но, к сожалению, этот их «кружок» каким-то образом смог рассчитать новую конфигурацию для репульсионных проекторов. Законов физики это не изменит, и вещество все равно продолжит проникать сквозь наше поле, но при этом оно будет интенсивно рассеиваться, что значительно снизит нагрузку на наш корпус. Несколько секунд под таким натиском мы точно продержимся.

— Я бы очень хотел взглянуть на новую конфигурацию.

— Бьорн обещал разослать ее по внешней связи чуть позже.

Кто-то вполголоса скептически фыркнул себе под нос.

— Вильма, что скажешь? — обратился Радэк к источнику звука.

— Я скажу, что это бред какой-то, — фыркнула она еще раз, хаотично бегая растерянным взглядом по изображениям на доске, — Я не особо доверяю этим «умникам» с Девять-Четыре. Но если ты мне скажешь, что это может сработать, это меня сильно успокоит.

— Хорошо, как только я ознакомлюсь со всеми подробностями, обязательно скажу.

— Ну, а пока у нас нет подробностей, — плюхнулся Эмиль на свой стул, — Давайте обсудим другие важные темы. Что произошло на Девять-Четыре?

— Я ведь уже рассказывал, — устало потер Ленар переносицы, — Бьорн решил потратить время, отведенное на криостаз, чтобы своими силами составить план торможения…

— Нет, я имел ввиду то, что произошло сегодня на собрании. Я слышал, что Ирма метнула в Эркина кружкой, и кружка разбилась.

— Слухи о кружке сильно преувеличены, — еще более устало потер Ленар переносицу.

— А я слышала, что он ударил ее…

— Вам что, больше заняться нечем? — взвыл Ленар куда-то в потолок, — Да, был небольшой конфликт, который, как я надеялся, не станет достоянием общественности, словно церемония открытия нового госпиталя.

— Ленар, скажи честно, разве тебе не бывает хоть немножечко скучно?

— С вами совсем не соскучишься.

— Я вот смерть как скучаю по телевидению, — заявил Эмиль, обозначив свои слова коротким зевком.

— У нас же есть кинотека на корабле. Тебе этого мало?

— Кинотека — это не то. Если ты хочешь, что-то посмотреть, ты просто берешь и смотришь это. И это до ужаса скучно, потому что программу на свободный вечер ты составляешь себе сам. А телевидение — это результат работы сотен человек, которые показывают новости, репортажи, объявления, развлекательные и образовательные передачи в абсолютно независящем от тебя порядке. Именно благодаря этой независимости телевидение превращается в живой дышащий организм, обладающий своим характером, с которым при всех его недостатках гораздо приятнее иметь дело, чем с полностью запрограммированным под твои вкусы роботом. Как видишь, телевидения у нас нет, зато есть такие вот редкие, но все же интересные случаи, когда что-то выбивается из нормального рабочего режима, которые напоминают нам, что у нас тут как бы тоже есть свой маленький мирок с такими же живыми и дышащими людьми, обладающими собственными характерами.

— Тебе никто никогда не говорил, что ты болтун?

— Нет, — мотнул Эмиль головой и ухмыльнулся, — Разве что разок лет сорок назад, когда мы с сестрой ходили в поход, и она сломала себе мизинец. Дело было в том, что тогда мои навыки оказания первой помощи были не такими, как сейчас, и я ей не совсем аккуратно наложил шину. Она не хотела лишний раз беспокоить родителей, так что отказалась от вызова скорой помощи, и наш поход продолжился еще денек, а потом мы оба поняли, что ее перелом оказался с небольшим смещением, и тянуть с медицинской помощью нельзя. Она в тот день взяла с меня обещание, что…