Под сенью исполинов (СИ) - Калинин Никита (книги хорошего качества .txt) 📗
Как водится, существовали и исключения. Мужчина мог стать психосервером только в том случае, если он был не совсем мужчиной. Транссексуалы обладали в сущности женским мозгом, но подобных особенных людей не брали в ряды космопроходцев по целому ряду объективных причин, и факультет так и остался – женским.
Психосервер нёс в голове основную часть Ординатора, так сказать его базу. На заре космоходства в составе экспедиций была всего одна женщина-психосервер, но после известного трагического случая их число нормативно увеличили до двух. При этом женщины делили нагрузку пополам.
Меж тем Ординатор монотонно продолжал:
«Лейтенант межпланетной службы, Павлов Роберт Анатольевич. Должность: инженер-маркшейдер. Год рождения две тысячи тридцать второй. Экспедиция третья по счёту».
Заметно стесняясь, якут поднялся и коротко поклонился, точно вышел к трибуне на вручение важной премии.
– Павлов. Роберт Анатольевич, – от незнания что сказать он хлопнул себя большими ладонями по ногам. – Пфф… Геолог. Взрывотехник. Ну… вот.
И быстро сел.
«Лейтенант межпланетной службы, Трипольский Алексей Сергеевич. Должность: научный сотрудник. Год рождения две тысячи тридцать девятый. Экспедиция первая по счёту».
Бурова сильно удивила воспринятая информация. Он даже обернулся на живо поднявшего Фарадея. Быть может показалось, но в глазах инженера мелькнуло нечто сродни уважению.
– Приветствую всех! Меня зовут Алексей. Можно просто – Лёша. Но лучше Алексей. Я по специальности химик. По призванию… учёный, – Нечаев руку на отсечение выложил бы, что он чуть не ляпнул «гений». – По натуре – хороший человек, холерик, люблю читать и знаю три языка, в том числе английский, – он кивнул Майклу, – немецкий, – кивок, не такой уверенный, в сторону Виктории, – и китайский. Да! Русский ещё! Четыре получается…
Дрожь в руках Трипольского была заметна невооружённым взглядом. Вряд ли это волнение, скорее – болезнь Паркинсона ранней стадии. Волнение лишь выявило эту дрожь. Тем временем Фарадей самозабвенно продолжал:
– Вне Земли я впервые, но я читал книги, то есть письменные отчёты: про Марс, про Анубис, про Хиц-3, Хиц-2, Цереру-3, Таганрог...
При упоминании последней планеты кое-кто посмеялся, Нечаев даже немного посветлел лицом. Один только широко улыбающийся Бёрд так и продолжил улыбаться. Он не слышал, как рассерженный на руководство родного города астроном, открыв представлявшую интерес планету, назвал ту Таганрогом. Так он искренне надеялся привлечь внимание к проблемам малой родины и верил, что хоть о каком-то Таганроге станут говорить лицеприятные вещи. В конечном итоге спор в каком Таганроге лучше – ныне притча во языцех среди подвыпивших работников ЦУПа.
Трипольского усадил на место только голос Ординатора:
«Лейтенант межпланетной службы, Иванов Иван…
– Иваныч! – идиотски хихикнув, выпалил Трипольский и пробежал вглядом по лицам, ища одобрение и улыбки. Но тут же сконфуженно уткнулся носом в стол.
…Витальевич, – Ординатор договаривал с неотвратимостью асфальтоукладчика. – Должность: офицер безопасности. Год рождения две тысячи тридцать шестой. Экспедиция третья по счёту».
Иван поднялся, кивнул так, будто ему кто-то робко аплодировал.
– Сказать особо нечего… – он развёл руками. – Я всегда готов помочь. Всё уже сказал майор Нечаев.
Не успел он усесться обратно в подвижное кресло, как голос в головах космопроходцев поднял на ноги следующего:
«Полковник в запасе, Ганич Леонид Львович. Должность: эксперт-наблюдатель. Год рождения одна тысяча девятьсот девяносто восьмой. Экспедиция первая по счёту».
Прежде чем что-либо сказать, Леонид Львович, сомкнув пальцы на животе, истинно по-пастырски, снисходительно-добродушно заглянул в глаза каждому. Нечаева передёрнуло.
– Я – ректор Уфимской богословской академии. Да-да, той самой, в которую не попал ни один снаряд или бомба… – теолог, видимо, поняв, что возгордился, потупил взор. – Я рад работать с такими профессионалами. Рад, что мы-таки добрались до восстановления коммуникации с Ясной. Очень надеюсь, что доктор Кислых ещё в добром здравии. Всего семьдесят восемь лет… разве это возраст?
Не найдя больше слов, Леонид Львович сел. Следом, поправляя чуть великоватую одежду, поднялся Майкл Бёрд. Он даже изобразил на лице некоторую серьёзность, вполне идущую ему. Возможно, у него была по случаю заготовлена неплохая речь, но его внезапно прервал безэмоционально продолжавший перечислять Ординатор:
«Лейтенант межпланетной службы, Пожидаева Ольга Андреевна. Должность: психосервер. Год рождения две тысячи тридцать четвёртый. Экспедиция вторая по счёту».
Холод. Роман не смог вдохнуть. Казалось, в кают-компании возник вакуум.
И Ординатор тут же, не делая никакой паузы, подытожил:
«Гражданская, Милош Милослава. Не входит в состав экспедиции. Её личность повреждена. Я закончил».
Глава 5. Сны
Старшие офицеры вошли в женский кубрик и расположились, чтобы видеть друг друга. Не тратя впустую время на переговоры, они вели персональные диалоги с Ординатором, запрашивали справки, сверяли факты, делали выводы. Порою встречались взглядами и посматривали на Нечаева.
Роман был непохож сам на себя.
Все уже знали: это первый случай в истории космоходства. Каждый по два-три раза запросил поимённое перечисление членов экспедиции, а Роман бегло изучил досье на всех, кто находился в составе группы. Результат не менялся: десять имён с пометкой «в строю», одно – Милош – с пометкой «критическое повреждение личности». И, неуклонно: отсутствие Майкла и наличие отчего-то Ольги.
– Предположим, что с этим, – Нечаев ловко изобразил улыбку американца, – всё понятно… Есть шанс, что ему вообще не стали вносить Ординатора. Но тогда...
– Я пробудилась первой, – мягко перебила Рената. – но материализовалась, видимо, второй. Я увидела его в раскрытой капсуле сразу же, как только поднялась.
– Его приёмник сработал первым, – пояснил Буров. – Такое бывает. Если так, тогда ясно почему проснулся он не сразу.
– Без Ординатора пробуждение долгое и... тяжёлое, – кивнула Рената.
– Предположим, начальство предписало Корстневу не делать этого из… из каких-то своих, высоких, нам непонятных соображений безопасности, или ещё чего, – продолжил Роман. – Да пусть хоть из вредности! Американец же. Пусть так. Но – Ольга?!. Она ж… Саныч?.. – с надеждой посмотрел он на строго друга. – Мы ж… мы квартиру купили... Если бы что-то поменялось – она б сказала! Мы на погружение в одной машине приехали – ты сам нас встречал!..
– Не нагнетай. Было, и не один раз – бац, и что-то не то. И лежишь в капсуле с транспортным раствором, как килька. И вылавливают хрен пойми через сколько. Но почему её засчитали… Какая-то ошибка это, Ром… – Александр Александрович бессильно пожал плечами.
Ошибка. То-то и пугало, что Ординатор не ошибался. Он был с людьми с первого дня войны, «видел» все окопы и укрепления войск Союза, «знал» каждого солдата по имени, «слышал» все их байки холодными ночами в перерывах между артогнём, «чувствовал» боль того сержанта, что потерял в засаде взвод, а сам остался жив благодаря дрожащей девочке семнадцати лет с перемазанным кровью красным крестом на драном рукаве. Он не ошибался. Никто, никогда, нигде не сказал про Ординатора – «ошибся». Всякая его справка командиру была точной и подробной настолько, насколько таковой вообще могла быть. Слыша жужжание сервоприводов, видя приближение синтетической смерти, солдаты знали: он с ними. Боль будет разделена на всех, страх – купирован. Останется только ярость. Всепоглощающая ярость и ненависть к заклятому врагу.
Офицеры предпочли сделать вид, что Александр Александрович вообще ничего не говорил.
– Есть ещё кое-то, – загудел Буров. – На борту синтетик. Майор вызвал меня для проверки «Ос». Я проверил, – инженер скривился, точно от боли, – но не обнаружил следов активности. При этом в генераторной есть отметины на полу. Синтетик время от времени питался энергией генератора, и вставал всегда в одном и том же месте. Только... зачем? Ведь можно было просто встать в предусмотренный для этого порт – в контейнер!
