Тени Асгарда - Воронцов Кирилл (онлайн книги бесплатно полные txt) 📗
Он сказал: «Костер горит. Искры гаснут во тьме…»
И еще он сказал: «Если я не смогу выйти из круга, пристрелите меня. Цельтесь в голову. Это лучшее, что вы сможете сделать, и да поможет вам Бог!»
Но он смог и вышел, скорее — выполз, стирая меловую линию.
Открыл синюшные глаза и улыбнулся мне:
— Вы принесли поесть? Я голоден, как волк.
Потом он жадно хлебал бульон и грыз сухари.
— Сколько времени я отсутствовал?
— Отсутствовал?
— Ну хорошо, был в трансе.
— Около двух часов.
— Надо же! Это рекорд.
— Вы, должно быть, потеряли много сил. Вам надо отдохнуть.
— Совсем наоборот. Поймите: я выиграл!
— Душу Троммеля?
— Нет. Игра шла на мою душу, и я выиграл себя. Открываются новые пути, новые возможности… Уже выиграв, я освободил Троммеля. Скоро я смогу освободить всех, кого вам удалось поймать, доктор. Это хорошая новость.
— А что, есть и плохая?
— Да. Меня должны убить.
— Боже мой, почему?!
— Я раскрыл себя. Теперь они знают, что у них здесь есть противник — не достаточно сильный, чтобы их победить, но способный сорвать им победу. Духовно уничтожить меня они не смогли, значит, попробуют сделать это физически. У них есть основания предполагать, что тогда я не смогу помешать их планам. Это логично.
— Но как они могут убить вас?
— Послав убийцу. Ведь они действуют руками своих слуг.
— Так же, как убили Сэма Кашина?
— Стальная Метла — слишком ценный агент, хотя возможно, пошлют и его. Поймите: я не боюсь физической смерти, мне жалко вас, живущих здесь. И в следующем воплощении мне придется иметь дело с более могущественным злом. Нет, это никуда не годится!
— Что вы собираетесь делать?
— Как это ни прискорбно, доктор, но я вынужден буду вас покинуть. Я становлюсь опасным соседом. Все более и более опасным…
19. Майкл Петрович
После смерти Кашина и этого злосчастного митинга у меня наступила жуткая депрессия. На работу ходил, как автомат, подписывал какие-то бумаги не глядя, пугал своим видом подчиненных. Знаю, они шептались за моей спиной, но мне было все равно. Все потеряло смысл.
Я стал тосковать по Земле, по России. Взыграла запоздалая ностальгия. Предательница память! Там, в прошлом, меня ждало не успокоение, а ловушка — моя несчастная любовь, как ни банально это прозвучит. Но соперником моим был не человек.
В нашей семье всегда с уважением относились к религии, но по-настоящему верующих людей среди нас не было. Должно быть, меня настигла расплата — или испытание. Сила земной любви проиграла иной, высшей силе. Попросту говоря, моя невеста ушла в монастырь и стала невестой Христовой. Я видел ее последний раз в черном одеянии и черном платке, скрывавшем ее чудные золотистые волосы. Ее лицо светилось каким-то неземным счастьем и вечным покоем. Она нашла свой путь, а я — нет.
Я так и не смог с этим смириться. С головой ушел в работу, а когда появилась возможность — улетел на Луну. Думал, что не будет здесь земных печалей, что утоплю я в заботах свою тоску. Вроде получалось до недавних пор. А теперь вдруг вспомнилось. Но кому это интересно?
Говорят, в те дни многих в городе мучили кошмары. Мне тоже приснился странный сон. Я говорю так потому, что именно он вывел меня из депрессии и заставил активно действовать. И хотя время было потеряно, кое-что сделать все же удалось.
Мне снился город, лежащий в руинах, и я двигался через него. Кое-где попадались надписи на немецком языке. Развалины не мешали моему движению: в этом мире я был призраком, и у меня была какая-то цель. Наконец, я увидел человека, одиноко сидящего на развалинах. Он был одет в солдатскую форму времен Последней Мировой и курил папиросы. Лицо его показалось мне знакомым. Он тоже увидел меня:
— Ну, здравствуй, сынок.
— Здравствуйте. А вы кто?
— Не узнаешь? Верно, забыл. Смирнов я, Иван Евсеевич, твой прапра… черт его знает, сколько раз, дедушка.
Теперь я вспомнил, где я его видел: сохранились старые фотографии, плоские и черно-белые. Иван Евсеевич погиб на войне, защищая нашу Родину.
— Что это за место?
— Берлин, туды его мать. Всю войну прошел, и перед самой Победой… В общем, убили меня. Так с тех пор и сижу здесь, курю. О вас думаю, о живых. Как ты, Петрович? Говорят, на Луну залез, большим начальником стал.
— Стал, — вздохнул я, присаживаясь рядом с ним. — Да видно, кончились мои светлые денечки.
— Что так?
— Обложили меня, батя. Со всех сторон. Кругом виноват.
— Э, завел! Давай-ка рассказывай, только все по-порядку. Глядишь, и придумаем что-нибудь.
Я стал рассказывать: сначала неуверенно, подбирая слова, а потом даже увлекся. Когда я закончил, в воздухе повисла тишина. Потом Иван Евсеевич смачно сплюнул, и его плевок прошел точно сквозь мои призрачные ботинки.
— Экая же ты сопля, сынок! А с виду — взрослый мужик. Да, видать, измельчали Смирновы. Выродились, как яблочки…
Я не знал, что ответить.
— Ты знаешь, дурачина, что такое война? А что такое лагеря, знаешь? Что ты повидал-то на своем веку? Щенок!
— У нас нет больше ни войн, ни лагерей.
— Будут, туды их мать! Как пить дать, будут, ежели ты руки опустишь. Страдалец хренов! Дело надо делать, вот что.
— Какое дело?
— Свое дело! Ты начальник, ты за все и ответчик. Город надо спасать. А то будут у вас такие дела — мало не покажется. Ты мне тут про Хэрриша рассказывал. Что он есть? Щенок, как и ты. Да ведь из такого щенка волк может вырасти! Что мы, не знаем таких крикунов? Был вот один, и чем кончилось, — предок кивнул на окружающие нас руины. — Вот и думай.
— Что тебе плакаться? — продолжал он. — Жив, здоров, на свободе, руки-ноги на месте, голова тоже. Бороться надо! Мало ли что говорят — злые языки всегда найдутся, туды их всех, а ты не дрейфь! Хоть и разный там у тебя народ, а все ж не дурак. К выборам своим готовься. А проиграешь — невелика беда. Это еще не конец света. Будешь дело делать — отыграешься. Всех за пояс заткнешь. Так-то, сынок!
Помню, меня покоробила его грубость. Я думал о том, что он ничего не знает о нашем мире и его законах. Но грубая правда его слов запала мне в душу. Хотя на самом деле это, наверное, был разговор с самим собой, игра подсознания, открывшая для меня второе дыхание. Но с тех пор я не раз вспоминал Ивана Евсеевича, и мне уже было не все равно.
20. Джеймс Хэрриш
С некоторых пор мне стали сниться чудные сны. О них я не рассказывал даже моему психоаналитику. Мне вдруг пришло в голову, что он продаст меня врагам, а они могут сорвать мне выборы и даже запрятать в психушку, как Троммеля.
Другой лакомый для них кусочек — личная секретарша. Кто лучше нее знает своего шефа и все его слабые места? Я стал с подозрением относиться к Лауре; она, в свою очередь, строила из себя оскорбленную невинность, и наши отношения окончательно испортились. Вместе с тем меня тянуло к Магдале. Чувство наше оказалось взаимным, но было в нем что-то странное: словно Судьба задела нас одним крылом.
Так вот, о снах. Чтобы сказать проще, это были сны о власти и могуществе. Где все происходило, не знаю, — может, в ином времени или на другой планете. Я никогда не видел таких городов и стран. Хотя я, конечно, многого не видел…
Я стоял на вершине ступенчатой пирамиды и смотрел на плещущееся внизу море голов. Это был мой народ. Я говорил с ним, и голос мой был подобен грому. В мою речь я умело вплетал магические слова и жесты. Толпа становилась моим телом, а я — ее душой. В других снах я видел, как маршируют мимо меня мои легионы. Звучала музыка — было в ней что-то варварское и непобедимое. Движение колонн не прекращалось не на минуту. Казалось, ничто не может их остановить. Даже мертвые, они будут маршировать в вечность. Но что-то все же произошло — великий город опустел, зарастая джунглями, и по ночам его оглашал вой неведомых тварей.
