Диаспора - Иванов Борис Федорович (читать книги онлайн полностью без сокращений .TXT) 📗
Кирилл лихорадочно накинул на плечи форменную куртку и, поначалу бестолково пометавшись по лабиринту коридоров, определил наконец, откуда идет звук. Пели в часовне. Точнее, в том подвальном зале, который, неизвестно почему здесь именовали часовней. Ему это место больше напоминало морг.
До этого Кирилл ни разу не замечал, чтобы кто-нибудь из пациентов или персонала «хосписа» проявлял особое желание спускаться туда — в сероватый сумрак, где в вечно тусклом свете, падающем из узких, под самым потолком окон-бойниц, на длинных голых столах лежали, словно каменея, жутковатые «кули» коконов. Но сегодня все обитатели этого странного монастыря-клиники были здесь. Люди и сукку молча теснились у черного хода, а Хозяева планеты застыли там — внутри, вдоль стен. Здесь были все пациенты. Принесли и положили — прямо на пол даже тех, что уже не могли ходить сами. И все они пели. Точнее — рождали где-то внутри себя этот вибрирующий, до мозга костей пронимающий звук, что поднял его с койки.
«Прощаются... — сообразил Кирилл, остолбенело уставившись в тусклую мглу часовни. — Гос-с-споди, да это же они прощаются так... Мне же их утром увозить — „кульки“. Меня ж Грабер предупреждал, чтоб вставал пораньше... Груз в рощу...»
Грабер был легок на помине. Появившись неожиданно за спиной Кирилла, он схватил его за локоть, оттащил в сторону от прохода и энергично зашипел в ухо:
— Хватит на панихиду зевать! Они кончают скоро. Быстро приводи себя в порядок и подводи кар к центральному выходу... Они сами будут укладывать эти... эти... Учти — там, в роще, тебя сам настоятель будет контролировать. Стремянку не забудь!
«Они», действительно, сами заботливо уложили угловатые коконы в разбитый на ячейки кузов. Но вот там — в роще — доставать их из кара и доводить обряд до конца Кириллу пришлось уже самому — точнее, на пару с Фальком. Двое «чертяк» — один сопровождавший жутковатый груз, другой — встречавший его вместе с Фальком на месте действия, отошли в сторонку и то ли торжественно, то ли скорбно созерцали финал церемонии, начатой в часовне.
Кириллу почему-то казалось, что «роща» — это всего лишь иносказание, за которым стоит что-то вроде крематория или обычного погоста. Но то, что он увидел, оказалось настоящей рощей, правда, одного-единственного дерева. Оно, это дерево, прорастало сотнями стволов из огромной сети корней, воздевая руки голых ветвей к начинавшему наливаться хмурым утренним светом небу, и там снова сливалось само с собой в непроходимой чащобе единой, гигантской и голой кроны. И роща эта жила. Зыбкое, едва заметное содрогание-шорох гуляло по ней.
«Как осина, — подумал Кирилл, — дрожит без ветра... „Иудино дерево“... А здесь — „Запретное“.»
— Узнаешь? — кивнул Фальк на четко обрисовавшиеся перед ними причудливые и жуткие силуэты.
— «Запретное дерево»?.. — устало вымолвил Кирилл. — Это из него получают «пепел»? У него совсем нет листьев?
— Нет, не из него, — нервно дернул щекой Фальк. — А листва у них просто опадает в этот сезон. У него, точнее, — это ведь одно дерево... Все как на эмблеме. Пошли — буду учить обряду. Заключительному.
Заключительный обряд оказался достаточно трудоемким и прозаичным. Временами, несмотря на торжественность момента, Кирилл ощущал какое-то, близкое к омерзению, внутреннее содрогание.
Фальк по каким-то приметам, понятным только ему одному, выбирал нужный ствол, и они вместе устанавливали близ него стремянку. Затем возвращались к кару, чтобы взять очередные два-три «куля», относили их к стволам, и Кирилл забирался наверх, по пояс уходя в сплетение голых сухих ветвей кроны. Фальк подавал ему снизу «куль», а Кирилл крепил его в обозначенной желтым флюоресцирующим пятном (он так и не понял — специально поставленным или естественным) развилке.
В этих развилках, аккуратным венчиком вокруг желтого пятна, дерево загодя своеобразной розеткой выбросило из себя тонкие, робкие на вид побеги — то ли лианы, то ли щупальца, вяло обвисавшие к земле. Но оказались они прочными, словно внутри них пролегали стальные тросики. Именно этими зеленовато-серыми канатиками и надо было укреплять коконы в кроне.
Сначала Кирилл никак не мог приспособить их на поверхности коконов, но потом сообразил, для чего на «щупальцах» растут изощренной, садистской какой-то выделки крючочки, и стал смело вонзать их в серый, шероховатый пергамент «кулей». При этом, однако, его не покидало чувство совершаемого святотатства, причинения боли... Бросив взгляд на один из уже подвешенных коконов, он с ужасом понял: побеги-щупальца, не мешкая, начинали свою похоронную работу. На глазах наливаясь тугим соком, они сжимали, стискивали в своих сладострастных объятиях, врастали в воплотившие в себе саму смерть коконы... Те из них, что висели еще в бездействии, теперь тоже — медленно, с хищной неторопливостью минутной стрелки часов — начали напрягаться, образуя неподвижно-стремительный изгиб, направляющий их к этим новым, жутким плодам, появившимся по соседству с ними. И когда, влезая очередной раз по ступеням стремянки, Кирилл ощутил неожиданное прикосновение холодного, упругого «щупальца» к лицу, он невольно отшатнулся, едва не потеряв равновесие...
Фальк никак не реагировал на все это, наблюдая за новичком с горьковатой усмешкой.
— Ну вот... — облегченно вздохнул он, когда последний «куль» занял свое место в простирающейся над ними кроне. — Пройдемся немного. Сейчас они, — он кивнул в сторону неподвижно застывшей на опушке пары наблюдателей, — поднесут нам по чарке и все: «комм нах хаузе»... Лесенку не забудь погрузить — идиотский порядок: ее бы здесь и хранить — у меня тут домишко просторный... Осторожно...
Он удержал Кирилла — тот чуть не ступил в странноватое — черное, словно выгоревшее — неправильной формы кольцо, сотканное из непонятного тлена, на палой листве под ногами. Еще несколько таких колец можно было заметить тут и там — если присмотреться. Фальк и сам отступил на шаг. Потом машинально поднял взгляд на крону над головой. Следуя за этим взглядом, Кирилл тоже запрокинул голову — посмотреть, что там — вверху. Дерево, под которым они стояли, было, судя по сделанной на стволе отметине, из тех, которые приняли свой страшноватый груз где-то с месяц назад. Теперь там — в развилках ветвей-сучьев этой части рощи — не было ни одного «куля». Вместо них из бывших «розеток», окаймленных иссохшими остатками лиан-щупалец, стремились к небу новые, молодые ветви.
— Это... — Кирилл кивнул под ноги. — Это — все, что от них остается?
Фальк бросил на него косой взгляд.
— М-да... В некотором смысле это то, что остается от них... Здесь работал еще твой предшественник... Смышленый малый. Очень.
«Господи... — подумал Кирилл. — Вот, значит, как... Вот что суждено каждому из них... Стать деревом. Его плотью... Как там — у кого-то из старых авторов — про человека, которого заживо поедает крокодил: „...живою плотью в живую же могилу уходя“...» Его замутило.
Где-то высоко — за кроной рощи — в небе перекликались Ангелы — бестолково и красиво.
— Ну и как тебе нравится здесь работать? — спросил Кирилла Фальк как-то в их третий или четвертый приезд в рощу.
Особого желания говорить об этой работе у Кирилла не было. Особенно в этом зыбком, тревожном месте. Он хмуро продолжал прилаживать тяжеленные «кули» к развилкам-розеткам, уже привычно забрасывая их через плечо, когда приходилось перетаскивать стремянку с места на место, и не обращая внимания на неподвижных и безмолвных наблюдателей. Трепетный шорох, пронизывающий рощу, неприятной дрожью проникал в него самого, не давал сосредоточиться... «Иудино дерево», — вспомнил он еще раз.
— Да так — жалко их... — пожал он плечами, разглядывая крону над головой.
Он заметил, что черешки «розеток», к которым он приторачивал привезенные в прошлые заезды «кули», уже тоже — как и лианы-щупальца — проросли в них, набухли, наполнились соками. Его передернуло.
