Буря кристаллов (СИ) - Кибальчич Сима (читаем книги бесплатно .txt, .fb2) 📗

Флаа качнул головой, и Тим уловил выражение обиженного недоверия. Что-то детское, плохо сочетающееся с тушей десантника и лезвиями у самых колен. Оно исчезло через мгновение, и губы изоморфа растянулись в обычной презрительной улыбке.

— Значит, ты предал и бросил свою родную планету, как и меня. Сбежал на Землю? В твоей истории нет ничего нового, Чага.

Простая и плотоядная логика. Кому принадлежишь ты, и кто принадлежит тебе. Священная преданность пищевой цепочке и Стенам рода.

— Я не сбегал. Впервые на Землю меня отвезла мать, а потом я приехал учиться. Можно было на и Марсе, но отец отправил на Землю. Это было его решение, все равно что выслал.

— Мать? Я понимаю, что значит мать, вижу близкое слово в нашем языке. Мать — материал трансформации в Поясе Холода. Раз отец выгнал, значит, ты бесполезен для родных Стен на Марсе. Что доказывает мою правоту. Ты — ничто, моя зверушка, Чага.

— Идиот! С тобой нельзя разговаривать! У тебя вся вселенная выложена из стен, просторов, ростков и голодной трансформации.

Потеряв самообладание и страх, Тим вскочил на ноги. Зачем тратить время на бессмысленное препирательство. Лучше уж отдохнуть в нормальной каюте. Голова сразу закружилась.

— Сядь!

— Зверушке нужно пойти и отдохнуть, чтобы дотащить твою вечно трансформирующуюся задницу до возлюбленных Стен Флаа.

— Сядь! Отдохнешь здесь. Поработаешь языком, слышу, он у тебя совсем не утомился.

Длинный, обвивающий целиком бедра рукав скафандра дернул обратно в сторону кресла. Отдать мыслеприказ и превратить Ирта в тонны клеевого материала, задвинутого в дальний угол решимости не находилось. Хотя гель и не справится с такой каракатицей, нужна силовуха. — Хорошо, — вздохнул он, признавая поражение. — Что хочешь от меня?

— Расскажи, какая твоя родная планета и почему ты бросил ее?

Надо же, любопытство не чуждо изоморфу. Даже лезвия втянул. Только что-то очень важное может заставить его бросить родной дом. Да и то, чтобы поскорее вернуться и притащить на аркане добычу.

— Марс летает вокруг Солнца. Следующий от Земли. Маленькая красная планета. Люди на ней живут уже шесть сотен лет, но первые были землянами. Марс просто крошка по сравнению с Землей, но там очень много городов, и без них не обойтись, когда приходит холод.

— Пояс холода?

Тим помолчал. Встроенный в скафандр эмергентный пластырь неприятно щипал, накачивая необходимыми для восстановления препаратами.

— Можно назвать это поясом холода.

У них было целых шесть квартир в разных городах Марса и два собственных дома. Меньше, чем у многих. Родители, как и большинство живущих на красной планете, просто переезжали, когда в очередной дом приходила зима. Меняли обстановку. В тому же довольно расточительно тратить энергию на обогрев комфортной жизни, когда за стенами минус пятьдесят, а то и ниже.

На Марсе не было трансформации, там была миграция. Вечный круговой бег от холода к теплу, в который вовлекалось все марсианское человечество. Не оставались в стороне даже дендриты, гигантские километровые деревья, заполненные внутри полужидкой, похожей на яичный белок массой. Она застывала на зиму и оживала с возвращением тепла. Дендриты перемещались по лесу, находя друг друга, чтобы согреться. Древесных гигантов не создавали искусственно. На заре колонизации их селектировали из земных в условиях Марса: очень низкого давления и перепада температур. Дендриты в холод стояли группами — гладкие голые столбы до небес.

Ходить и бегать на Марсе легко, сил хватает на массу дел. Мама обожала переезды, а отец ворчал, когда тревожили милую его сердцу пыль. Он из тех, кто вечно высказывает недовольство. Как-то предложил жить на грузовой платформе, чтобы не таскать туда-сюда вещи. Мама пригрозила в следующий раз оставить его и посмотреть, сколько понадобиться времени, чтобы исхудать, засалить одежду, зарасти пыльным хламом по углам и сломанными бытовыми приборами. Потерять человеческий вид. Если бы она знала, насколько окажется права.

Тим провел пальцами по волосам, прогоняя мысли об отце.

— Когда приходит Пояс холода, вы в своих мертвых городах спускаетесь к сердцу Марса?

Что значит к сердцу? Неужели на Орфорте можно приблизиться к ядру планеты? И что там делать? Выживать в Поясе холода?

— Нет. На Марсе не бывает холодно сразу везде, поэтому можно просто уехать на время. И города строят на поверхности.

Ирт разочарованно хмыкнул:

— Марс, Земля. Одна и та же дребедень, Чага.

— Я — Тимоти. Уж извини, что тебя разочаровал, но ты сам требовал рассказ.

Может изоморфу не найти отличий между Землей и Марсом, но Тиму в первый раз голубая планета показалась ожившей фантазией. Стелющиеся или разлетающиеся в стороны города, неустойчивые флоотиры, легкие крошечные коттеджи, разбросанные по берегам и излучинам рек. И небо, слишком синее, над головой. Жизнь на Земле для марсианина выглядела хрупкой и ненадежной, и эта хрупкость будоражила воображение и чувства. Терраформированный Марс был другим. Монолиты полисов уходили вверх на километры. Надежные и тяжелые, сделанные из реального камня и стали. Как было принято в пору колонизации. Округлые выступы домов перетекали в балконы, потом в атриумы дворов и в улицы, с покатыми навесами и зеленью. Изящными обводами открывались тут и там небольшие парки. Города тянулись снизу вверх к желтому по вечерам небу с уровня на уровень. Бугрились завитками и скатами так, что, даже выпав из окна, ты попадал на какую-нибудь страховочную горку. Не было ничего более надежного и несокрушимого, чем полис. На красной планете. Где от рек всегда летела водяная искрящаяся пыль, а в воздухе часами парили оторвавшиеся от дендритов листья.

— Требовал. Вот и рассказывай, а не закатывай глаза, как потерявший корешок голубат. Ты сбежал из родных стен из-за холода?

— Нет. Сначала, когда мне исполнилось семь лет, мы поехали путешествовать. Мама хотела показать мне Землю. Мы три дня летели на межпланетарном лайнере.

— Как этот?

— Нет, это военный крейсер. Здесь все просто и функционально, сплошные силовые конструкции. А тот был настоящим роскошным кораблем для путешественников, с огромными развлекательными комплексами и программами для отдыха.

— Для путешественников и для отдыха?

Ирт выглядел озадаченным. Слишком мало знал реалий Земли, чтобы найти схожее с Орфортом. Это его и злило, и вызывало любопытство.

— Путешественники — это не охотники на Просторах.

Изоморф поскучнел и дернул уголком рта. Хотел выдать что-то уничижительное, но сдержался. Хотя ноздри чуть раздулись от усилия над собой. Слава богам, какой подвиг. Захотелось немного порадовать:

— Но на Марсе мы охотились за созревшими плодами, это было весело.

— За плодами? Весело? Вы их быстро разрывали в клочья и поглощали?

Ирт плотоядно и одобрительно растянул губы, и у Тима не возникло желания разочаровывать размякшее чудовище.

— Да, очень быстро. Оставались лишь клочки зеленой шкурки.

Шкурки от спелого и невозможно сладкого плода, похожего на земной арбуз и фейхоа одновременно. Когда большой зеленый шар кашура созревал, и пересыхала завязь, он начинал носиться по полю, как затравленный заяц. Магнитная шкурка плода и недостаточная сила тяжести Марса делали его поимку очень сложной. В детстве они устраивали состязания, кто первый поймает свой кашур. Это было наполовину везение, не угадаешь, в какой момент магнитный баланс плода заставит его свернуть, когда он замедлится, а когда рванет на спринтерской. Если ловить приходилось долго, сжирали вредный кашур без остатка. Чем не охотники Просторов?

— Иногда и шкурки не оставалось.

Рот изоморфа повлажнел. Охота — самая веская причина для одобрения. Тим обхватил правое запястье и потер. Ирт не охотился слишком долго, месяцы без Просторов и возможности вволю наиграться с жертвой, прежде чем убить. С определенного ракурса между Тимом и кашуром никакой разница.

— Впрочем, это не важно, — подумал он про шкурку.