Триумф времени - Блиш Джеймс Бенджамин (читаемые книги читать онлайн бесплатно .TXT) 📗
— Мы могли бы и здесь подписаться на это, — неожиданно выпалил он.
— На что? Гипнопедию? Твоя бабушка нам не позволит.
Уэб повернулся и снова сел на траву, выдернув при этому длинный, пустой внутри стебель бамбукоподобной травы и вонзая в задумчивости в мякоть корешка свои зубы. — Но ее здесь нет, — сказал он.
— Нет, но она обязательно приедет, — сказала Эстелль. — Она ведь школьный воспитатель на Новой Земле. Мне не раз приходилось слышать, как она воевала по этому поводу с моим отцом, когда я еще была маленькой. Она обычно говорила ему: «Зачем вы теперь учите ребятишек всем этим вычислениям и истории? Что полезного от всего этого тем, кому предначертано когда-нибудь улететь осваивать новые планеты?» Обычно после этого, мой Папаша нес какую-то ужасную чепуху.
— Но сейчас ее здесь нет, — повторил упрямо Уэб с незначительным ненамеренным ударением. Только сейчас он вдруг понял, что лицо Эстелль с прикрытыми глазами, было столь прекрасно в своей безмятежности под лучами бело-голубой звезды в это однодневное лето, гораздо прекраснее, чем что-либо виденное им прежде. Он понял, что больше ничего уже не хочет добавлять.
А в это самый момент, свенгали, отдохнув уже достаточно, что бы прийти к консенсусу среди разбросанных по его телу ганглиевых клеток, служивших ему мозгом, сколь бы ни было плохо, заключил, что его долгий преданный «взгляд» на Эстелль ничего хорошего ему не сослужил. В то же время одно из его щупалец, все это время подрагивавшее, тянущееся к одной из корок дыни, неожиданно преодолело определенный порог и телеграфировало назад, остальной части зверька о значения этого едва заметного запаха специй. И вся остальное существо Эрнеста с радостью перетекло в это щупальце и свернулось в шарик вокруг этой корки; и затем моллюск безнадежно покатился вниз по холму, свернувшись шариком, но корка дыни были надежно зажата у него в середине. Когда существо покатилось, оно издало тонкий переливчатый свист, заставивший пошевелиться волосы на позвоночнике у Уэба — в первый раз он услышал, чтобы свенгали издал звук — но существо ни за что не хотело расставаться с своей добычей; наконец оно плюхнулось в небольшой ручеек, лениво текущий внизу в долине и его медленно понесло вниз по течению, несмотря на его едва слышимые протесты, но по-прежнему свенгали алчно переваривал свою добычу.
— Эрнест поплыл, — прокомментировал Уэб.
— Знаю. Я слышала. Он такой глупыш. Но он вернется. И твоя бабушка приедет тоже. Как только Мирамон, Мэр и доктор Шлосс и остальные решили остаться на планете Он, потому, что вся необходимая работа должна быть проведена здесь, они послали домой сообщение о том, что о нас кто-то должен побеспокоиться. Они думают, что мы не можем сами о себе побеспокоиться. Они не хотят позволить нам шататься по чужой планете самим, в полном одиночестве.
— А может быть и нет, — уклончиво произнес Уэб. Он уже взвесил это предположение; похоже, в нем содержалось немало неясностей. — Но почему обязательно это должна быть бабушка?
— Что ж, это не может быть папочка, потому что он должен оставаться на Новой Земле и работать на своей частью проблемы, над которой мы работаем здесь, — констатировала Эстелль. — И это не может быть твой дедушка, потому что он должен оставаться дома и исполнять обязанности мэра, пока Мэр Амальфи здесь. И это не может быть и моя мама, потому что все они — вовсе не ученые или философы, они просто бы внесли еще больше суматохи на Он, чем мы сами. Если они кого и отправят сюда, чтобы приглядеть за нами, то это будет только твоя бабушка.
— Похоже, что так, — признал Уэб. — Это помешает нам, уж точно.
— Даже больше, — с досадой сказала Эстелль — Она отошлет нас домой.
— Он не сделает этого!
— Еще как сделает. Они привыкли так думать. Она весьма практично отнесется к этому вопросу.
— Это вовсе не практичное отношение, — запротестовал Уэб. — Это предательство, вот и все. Она просто не может вот так прилететь, чтобы заботиться о нас на Он, просто как предлог для того, чтобы отправить нас домой.
Эстелль не ответила. И спустя мгновение Уэб снова открыл свои глаза, запоздало поняв что на его лицо упала тень.
Над ними стоял Онианский мальчишка, подаривший Эстелль дыню, спокойно и уважительно ожидавший в тишине, но очевидно, вполне готовый возобновить игру, как только они к этому будут готовы сами. Позади него, виднелись лица других Онианский детей, очевидно гадавших, что чужаки и их странно пахнущий любимец без костей сделают в следующий момент, но при этом они оставили всю инициативу своему представителю.
— Привет, — сказала Эстелль, снова приподымаясь.
— Привет, — запинаясь, ответил высокий мальчик. — Да?
На какой-то момент, он похоже, замешкался; но затем, улучшив ситуацию, он присел и и продолжил на простейшем Онианском, каком только смог.
— Вы отдохнули. Да? Сыграем в другую игру?
— Только не я, — ответил почти негодующе Уэб. — Лучше сыграем в Матрицу вчера, завтра, в какой-нибудь день. Да?
— Нет, нет, — ответил Онианин. — Не Матрица. Это другая игра, игра отдыха. Вы играете в нее сидя. Мы называем ее игрой в неправду.
— А. И каковы же ее правила?
— Каждый играет по очереди. Каждый рассказывает историю. Это должна быть настоящая история, но без какой-либо правды в ней. Другие игроки — судьи. Вы получаете очко за каждую мысль, которая правда в рассказе. Побеждает тот, кто меньше всего набрал очков.
— Знаешь, я похоже упустила по меньшей мере пять ключевых слов в том, что он сказал, — обратилась Эстелль к Уэбу. — Как это все на самом деле, повтори-ка.
Уэб быстро объяснил. Хотя его владение разговорным языком планеты Он ограничивалось временами прошлого подлежащего, настоящего возбудимого и будущего безысходного, его словарь, представлявший довольно пеструю неботаническую смесь родов и корней и несмотря на его склонение в одной массивной несклонности уклонения, он заметил, что довольно неплохо начал разбираться в языке, по крайней мере тогда, когда на нем говорили медленно. Вполне возможно, что и он так же упустил те же пять слов пока говорил мальчик-Онианин, но он понял значение всего сказанного из самого контекста. Эстелль же, очевидно, по-прежнему пыталась перевести слово за словом, вместо того, чтобы постараться ухватить полное значение предложения.
— О, теперь я поняла, — ответила Эстелль. — Но как они оценивают превосходство одной правды над другой? Если в моем рассказе солнце восходит утром, и я скажу, что на мне одето что то такое, например, как этот хитон, снизят ли мне за это под одному очку?
— Я попытаюсь спросить у него, — с сомнением произнес Уэб. — Но я не уверен, что знаю все имена существительные, которые мне нужны.
Он перевел этот вопрос Онианскому мальчишке, обнаружив, что вынужден задать его более абстрактно, чем ему бы хотелось; но мальчишка быстро ухватил не только суть того, что он попытался сказать, но и смог сам найти возможность передать в конкретных именах существительных с внушительной догадливостью.
— Все решают судьи, — сказал он. — Но есть правила. Одежда — только маленькая правда, и это значит — только одно очко. Восход солнца на планете, подобной Новой Земле — закон природы, и это может стоить тебе пятидесяти очков. На свободной, внесистемной планете, вроде Он, это может быть частично правдой и обойтись в десять очков. Или это может быть абсолютная ложь и в этом случае — ничего. Вот почему у нас имеются судьи.
Уэбу пришлось все это передать во все увеличивающихся более простых формах, когда в свою очередь ему пришлось все это объяснять Эстелль. Но наконец, он уже достаточно уверился, что оба игрока с Новой Земли поняли правила игры. Чтобы придать этой уверенности двойную надежность, он попросил Ониан начать первыми, так чтобы он и Эстелль смогли познакомиться и различными видами вранья, наиболее похвального и тем образом, каким судьи из игроков наказывали за каждую нечаянную правду.
Первые два рассказа почти что убедили его, что он был чрезмерно осторожным. По крайней мере, все казалось весьма простым, в том что касалось как самих условий описания игры, так и самих рассказанных историй, а также и то что у Ониан, как у расы имелось мало талантов к выдумке. Но, тем не менее, третий игрок — девочка лет примерно девяти, совершенно очевидно, просто взрывавшаяся от нетерпения в ожидании своей очереди поведать историю, полностью поразила его. Как только до нее дошел черед она начала:
