Надежда победителя - Файнток Дэвид (серия книг .txt) 📗
– Я тоже рад встрече, капитан. Позвольте представить вам моего сына Роберта. Роберт, это капитан Сифорт.
Долговязый четырнадцатилетный мальчишка высвободился из объятий мамаши, смущенно заулыбался, не зная, следует ли ему протягивать мне руку. Я как бы случайно заложил руки за спину, слегка кивнул ему и повернулся к папаше:
– Надеюсь, он станет хорошим кадетом, мистер Боланд.
Немая сцена между мной и его сынком не ускользнула от внимания Боланда, что отразилось в его глазах, но вежливость ему не изменила:
– Можно заглянуть в казарму, где будет жить Роберт?
– К сожалению, мне пока неизвестно, в какую казарму его записали, так что извините, – столь же вежливо ответил я. В действительности я легко мог это узнать, пройдя всего несколько шагов до КПП, где был дисплей. – Но ближе к вечеру вам обязательно сообщат, в какой он будет казарме.
– Но название казармы мне ничего не скажет.
– Все они одинаковы, – улыбнулся я.
– Вот как… Хорошо… Знаете, мы с женой так надеемся, что Роберт оправдает оказанную ему честь и докажет на деле, что его не зря приняли в Академию.
– Мне тоже хотелось бы на это надеяться. – Устав от околичностей, я повернулся к Роберту:
– Когда попрощаешься с родителями, обратись к гардемарину, он проводит тебя внутрь.
– Спасибо, – смущенно ответил он. Как же отвязаться от Боланда?
– У вас есть еще какие-то вопросы, сенатор?
– Да, хотелось бы обсудить с вами бюджет Академии. Адмирал Дагани сказал мне, что у вас по этому поводу возникли вопросы.
– Знаете… Это, конечно, действительно… – Ну я и болван! Что за околесицу несу?! Начальник Академии должен говорить твердо, решительно. – Роберт, нам с твоим отцом надо побеседовать наедине.
– Хорошо, сэр. – Парнишка отошел подальше. Теперь я мог говорить свободнее.
– Сенатор, мне понятно ваше желание осмотреть Академию, но родителям вход на ее территорию запрещен. Такова традиция, и я не могу сделать для вас исключения. Не беспокойтесь, о вашем сыне будут заботиться не меньше, чем об остальных.
– Как о том кадете, которому разбили шлем? – В глазах Боланда засветилась искренняя отцовская боль. – Поймите меня правильно, я горд за Роберта, но и очень боюсь за него.
– Не волнуйтесь, я понимаю вас очень хорошо.
– Посмотрите, как он жаждет войти в Академию, как рвется сменить родительскую опеку на вашу. Но что его ждет в казарме? Не ужаснется ли он? Не пожалеет ли о своем выборе? Хотя вы, конечно, об этом не узнаете.
– Почему вы думаете, что… – Как ему объяснить? Он ведь не знает, что пришлось пережить мне, какие безрадостные воспоминания связаны у меня с поступлением в Академию.
… Я угрюмо смотрел в окно поезда, но не замечал проплывавших мимо полей. Меня терзали ужасные воспоминания. Напротив, погрузившись в чтение Библии, сидел отец.
Четыре дня спустя после трагедии, разыгравшейся на стадионе, меня нашли ночью у трупа Джейсона и привезли домой в полицейской машине. Отец вышел из дома на свет фар. Он еще не знал, что случилось, – у нас не было телефона.
Оцепеневший от потрясений, я как во сне прошел за отцом на кухню, сел за стол, невидящим взглядом стал смотреть в стену. Засвистел закипевший чайник.
– Выпей чаю, – сказал отец.
– Не могу.
– Можешь. Потом сразу пойдешь спать.
Я даже не шелохнулся.
Полицейские не разрешили мне сопровождать труп Джейсона в морг, только спросили о его родителях. Я назвал им фамилию его матери. Бедняжка, как ей тяжело будет увидеть останки сына! Горевала бы обо мне моя мать? Мы с ней ни разу в жизни не виделись, но она где-то существовала, и в этом смысле я происходил из нормальной семьи, а Джейсон был клоном, поэтому отца у него никогда не было. Клоны еще до рождения обречены быть сиротами.
– Брось рубашку в стирку, – приказал отец. Только сейчас я заметил на рукаве кровь. Какая ерунда!
– Черт с ней, – огрызнулся я.
Отец замахнулся на меня, но раздумал, опустил руку.
– Понимаю, – смягчился он. – Но не одобряю. И ты пойми, что волю Господа иногда невозможно постигнуть.
Проклятый Господь! Зачем он убил Джейсона? Вслух этого я, конечно, не произнес, богохульствовать при отце было немыслимо, но согласиться с ним тоже не мог. Я твердо решил держать свое горе в себе, но откуда-то изнутри подступили рыдания и вмиг разрушили всю мою решимость.
Отец молча слушал мои рыдания, потом взял за руку. Это было слабым утешением, но мало-помалу я стал приходить в себя.
– Твой друг не хотел идти по праведному пути, вот почему я его не уважал, – сказал отец. Я попытался выдернуть руку. – Он и тебя хотел совратить. Надеюсь, ты его попыткам противился. Если же нет, то совесть твоя нечиста. – Я сильнее дернул руку, но отец сжимал ее, как в тисках. – Но он все-таки был тебе другом, поэтому я уважаю твою скорбь. Он был еще молод и мог успеть встать на путь истинный, если бы Господь дал ему время.
– Ты лишь поэтому терпел его? Потому что он мог исправиться?
– Нет, Николас. Потому, что он был твоим другом. – Отец отпустил мою руку, – Я буду молиться за его душу. Если хочешь, молись со мной.
– Конечно, – прошептал я.
– Пойдешь на похороны?
– Куда?! – Неужели Джейсона в самом деле зароют в яму? Как это жестоко! Отец, хоть бы ты меня утешил! Обними меня, скажи, что жизнь не так беспросветна, что я еще смогу жить.
– Его должны похоронить до твоего отъезда.
– Похороны? – Меня передернуло. Смерть Джейсона все еще казалась нереальной.
Отец встал, наполнил свою кружку. Мой чай уже остыл, я к нему так и не притронулся.
– Николас, ты забыл про Академию?
– Какой смысл туда ехать?
– А какой смысл оставаться здесь? Ты ведь мечтал о ней. Смерть Джейсона здесь ни при чем. Ты не поможешь ему, отказавшись от Академии.
– Но я не могу бросить Джейсона! – взвыл я плачущим голосом. Ведь если его в самом деле опустят в могилу и зароют, значит, о ней надо будет заботиться. Цветы, прополка…
– Он уже ушел от тебя, Николас.
Похороны прошли спустя два дня. В непривычном, плохо сидящем на мне костюме я стоял между своим отцом и матерью Джейсона то тихой, то безутешно рыдающей. На дне узкой ямы лежал недорогой гроб. Как взрослые, я тоже бросил в могилу друга горстку каменистой земли. Его мать печально мне улыбнулась. Я был благодарен ей за то, что она разрешила мне положить Джейсону в фоб модель корабля «Трафальгар», собственноручно вырезанную мной из бальзы. Джейсон так восхищался им…
С похорон в наш тихий, скучный, смертельно тоскливый дом мы с отцом шли молча. После чая отец раскрыл Библию. Мы читали вслух псалмы, потом отрывок из Притчей Соломона. Видимо, вид у меня был такой угрюмый, что показался страшным даже отцу, поэтому он пе-релистнул страницы и открыл Новый Завет. Вместе с отцом я шептал давно заученную наизусть 18 главу Святого Благовествования от Луки: «… пустите детей приходить ко Мне и не возбраняйте им, ибо таковых есть Царствие Божие».
Через два дня мы сели в поезд. Окружающий мир был мне безразличен. Не волновало меня и то, что едем мы не куда-нибудь, а в Академию. Мечта сбывалась, но радости не было.
Наконец, поезд остановился. Я взял сумку, вышел вслед за отцом на перрон.
– Не тратьте денег на автобус, туда можно дойти пешком, – сказали отцу в справочном бюро.
Мы шли молча. Сумка казалась тяжелой: несъеденный завтрак, огромная Библия и еще несколько книг, которые я зачем-то захватил в последний момент, хотя мог бы взять вместо них легонькую дискетку. Чтобы я не потерялся в толпе, отец взял меня за плечо. Он шел слева, поэтому я переложил сумку в правую руку и протянул ему левую, но отец сделал вид, что не заметил ее. Неужели он не изменит своей суровости даже сейчас, когда минута расставания так близка? Я сделал еще одну попытку, но он так и не взял меня за руку.
Неужели ему так легко расстаться со мной? Ведь разлука продлится годы! Может быть, больше встретиться нам не суждено. Отец, ну утешь меня, скажи хоть что-нибудь!
