Галактики, как песчинки - Авраменко Олег Евгеньевич (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
«Вот тебе, детка, наглядный пример, почему нельзя служить под началом родственника, — подумалось мне. — Ты видишь в нём не старшего офицера, не командира, а любимого папочку…»
Отец поморщился:
— Вольно, фрегат-капитан. И забудьте про «адмирала». Я просто коммодор. Ни рыба, ни мясо, что-то вроде альвийского надполковника. — Он ухмыльнулся. — При нашей встрече контр-адмирал Симонэ зыркнул на меня исподлобья, как на врага человечества. А всё из-за этой дурацкой звёздочки.
В скобках замечу, что все эти недоразумения с лишней звездой у земных адмиралов были вызваны тем, что в галлийской военной иерархии отсутствовал аналог чина коммодора. Во флоте Терры-Галлии этому званию соответствовала должность командира бригады, которую занимал либо капитан первого ранга, либо контр-адмирал, зависимо от обстоятельств. В первом случае такого офицера называли бригадиром-капитаном, а во втором — бригадиром-адмиралом.
Наконец я опомнилась и, не стесняясь присутствия Анн-Мари, поцеловала отца в щеку.
— Поздравляю с повышением, папа. Теперь ты будешь командовать бригадой? Или линкором?
— Пока ни то, ни другое. Сейчас у меня особое задание.
Анн-Мари вопросительно посмотрела на него:
— Так Рашель не в курсе?
На лице отца явно отразилось замешательство.
— Конечно, нет. И не должна быть в курсе. Сами понимаете, это секретная миссия.
— Но, сэр… Да, конечно.
Между этими «но, сэр» и «да, конечно» случилась одна вещь: отец повернул голову и украдкой от меня подмигнул Анн-Мари. Но он не учёл одного обстоятельства — что я увидела это в настенном зеркале.
— Кажется, — произнесла я, пристально глядя на отца, — кое-кто здесь принимает меня за дурочку. Что происходит, господа старшие офицеры? Насчёт чего я не в курсе?
Отец смутился, как смущался всегда, когда ему приходилось о чём-то умалчивать, что-то скрывать от меня, а порой (и, разумеется, ради моего же блага) лгать мне.
Анн-Мари сказала:
— Извини, Рашель, возникло недоразумение. Со слов адмирала Лефевра я поняла, что тебя тоже хотят привлечь к этому заданию. Твоё имя в нашем разговоре не упоминалось, просто… просто некоторые обстоятельства дела навели меня на такую мысль. Теперь я вижу, что ошиблась.
— Значит, некоторые обстоятельства, — повторила я и вновь посмотрела на отца: — Сэр, я требую объяснений. Меня собирались включить в вашу команду или нет? Только честно.
Он опустил глаза.
— Первоначально твою кандидатуру рассматривали, но затем отклонили.
— А можно спросить почему?
— Из-за нашего родства. Я буду руководителем операции, а ты — моя дочь. Пусть и приёмная, но всё равно дочь.
Я понурилась. Что тут сказать, аргумент непробиваемый. Всего минуту назад я получила наглядный урок тому, как вредят родственные связи уставным взаимоотношениям.
Хотя нет, что-то тут не так! Ведь моя кандидатура всё же рассматривалась. Невзирая на то, что я дочь руководителя операции. Значит, в деле имелся некий нюанс, который позволял в данном конкретном случае пренебречь общим правилом, сделать из него исключение. Иначе обо мне даже не упоминалось бы.
— Вот интересный вопрос, — задумчиво проговорила я, как бы обращаясь в пустоту. — Кто же первый высказал соображение насчёт родства?
Отец ещё больше смутился. Однако ответил:
— Ну… В общем, я.
— И каковы были ваши мотивы, сэр? Вы опасались, что наши отношения повредят делу, или вами руководил страх за меня?
На сей раз он промолчал. Тогда я обратилась к Анн-Мари:
— А ваше мнение, мэм?
— В свете того, что мне известно об этой миссии, — бесстрастно произнесла она, — скорее второе, чем первое. Лично я не думаю, мичман, что ваше родство с руководителем группы сильно повредит заданию.
Вновь повернувшись к отцу, я спросила:
— Итак, к кому я должна идти?
Он обречённо вздохнул:
— Ты даже не спросила, что это за задание.
— Каким бы оно ни было, я согласна.
— Почему, мичман? Личные мотивы?
— Никак нет, сэр. Раз мою кандидатуру предлагали, несмотря на наше родство, значит я действительно пригожусь вам.
Отец поднялся с кресла.
— Ладно, сдаюсь. Однако не спеши. Сперва мне нужно связаться с адмиралом Дюбарри.
— В этом нет нужды, коммодор, — отозвалась Анн-Мари. — Адмирал-фельдмаршал ждёт мичмана Леблан, — тут она быстро взглянула на часы, — через двадцать три минуты.
Отец укоризненно посмотрел на неё:
— Чёрт побери! Так всё это было подстроено?
— Да, сэр. Адмирал Дюбарри попросил меня разыграть маленький спектакль. Во-первых, чтобы лишний раз проверить вашу дочь на сообразительность, а во-вторых — дать ей возможность самой сделать выбор, без какого-либо давления со стороны. Она вполне могла принять ваш аргумент насчёт родства и дальше не настаивать.
Отец досадливо закусил губу.
— Я должен был догадаться. Я же знал, какая вы хорошая актриса, фрегат-капитан. Вам бы не в армии служить, а сниматься в фильмах госпожи Гарибальди.
Анн-Мари усмехнулась:
— Я об этом подумаю… когда закончится война.
11
Когда я вошла в лифт и уже протянула руку, чтобы нажать нужную кнопку, меня остановил окрик: «Подождите!». А спустя несколько секунд в кабину стремглав влетел молодой парень в славонском военном мундире. Он был худощав, почти моего роста, чуть ниже, лет шестнадцати, максимум семнадцати на вид. Короче, ещё сопляк.
А однако, этот сопляк был офицером, лейтенантом, о чём свидетельствовали погоны и соответствующая надпись на именной планке. Звали его П. Валько. На каком слоге делать ударение — не ясно. Для себя я решила, что на втором — так звучит лучше. Волосы у него были русые, гораздо длиннее положенного по уставу, лицо — круглое, скуластое, глаза — карие, широко расставленные, взгляд — дерзкий, задиристый. Этим самым задиристым взглядом он смерил меня с ног до головы и произнёс:
— Привет, прапор! Мне на шестой ярус.
— Сам дурак, — ответила я, нажимая соответствующую кнопку. — Никакой я не «прапор», а земной мичман. То есть лейтенант, равный тебе по званию. Разбираться надо.
Валько фыркнул:
— Глупая девчонка! Шуток не понимаешь, что ли?
При этом он тряхнул головой, его волосы слегка взметнулись, и на виске взблеснула сенсорная пластина компьютерного импланта. Теперь мне всё стало ясно — и его нагловатое поведение, и «неуставная» длинна волос, и то, почему он, такой молодой, уже офицер. Валько был кибером — или, как официально называлась его специальность, системным оператором кибернетических устройств. Проще говоря, он был высококлассным инженером-математиком, который через свой имплант мог управлять компьютерами на базовом, цифровом уровне. Это не шло ни в какое сравнение с ментошлемами; установленное через имплант соединение делало мозг оператора частью компьютерной системы, человек и машина как бы сливались в одно целое.
Киберы были очень ценными специалистами, но их карьера не отличалась долговечностью. Лет через десять активной деятельности, самое большее через пятнадцать, они теряли профессиональную пригодность, удаляли имплант и уходили на покой с многомиллионным банковским счётом, внушительной пенсией и роскошным букетом нервно-психических расстройств. Те же из них, кто не в силах был расстаться с имплантом, вскоре сходили с ума и остаток своих дней проводили в кататоническом ступоре, имея возможность общаться с внешним миром только через соединение с компьютером. Однажды я видела документальный фильм про таких людей, там показывали госпиталь, где их содержали. Подключённые к системам жизнеобеспечения киберы-кататоники здорово напоминали пребывающих в коме больных, с тем только различием, что их разум функционировал, вечно блуждая в дебрях виртуальных реальностей — разумеется, автономных, без возможности доступа к глобальной сети. Эти «бескрышные» гении с отключёнными нравственными тормозами были способны на что угодно — от мелкого хулиганства до крупномасштабных информационных диверсий. Просто так, не корысти ради, а по причине своего сумасшествия…
