Реальная угроза - Авраменко Олег Евгеньевич (полные книги TXT) 📗
— Но как же аномалия? — не уступала Топалова. — Мы её с трудом прошли, а четыреста лет назад это и вовсе было невозможно.
— Возможно, если лететь очень медленно, в самом верхнем слое инсайда. Из четырнадцати лет полёта почти три года корабли мормонов потратили на преодоление аномалии, а последние триста астрономических единиц и вовсе шли на досвете. Вообще-то первоначальной их целью была другая звезда, в двух тысячах световых лет от Земли. Но когда на пути возникла реликтовая аномалия, старейшины расценили это как знак свыше и решили, что более укромного места им не сыскать. И в принципе они были правы: если бы не случайность, то Ютланд мог быть не обнаружен ещё добрую тысячу лет.
— Так, значит, здесь теократическое государство? — спросил Крамер. — Вроде режима аятолл на Аль-Акбаре?
— Вовсе нет, государство у нас светское. Самое парадоксальное, что все труды и жертвы отцов-основателей Ютланда оказались напрасными. Их религия, специфический образ жизни были приспособлены для существования в чуждом окружении; они являлись своего рода защитным панцирем. Здесь же никакого чуждого окружения не было. Через несколько поколений потомки мормонов избавились от этого панциря за ненадобностью и перестали быть мормонами, даже излишне ударились в атеизм. Сейчас на Ютланде вполне нормальное общество — хотя, конечно, со своей спецификой, вроде той же полигамии. Ну и ещё в научно-техническом отношении планета заметно отстала от других населённых миров. Но в целом я, уроженец Октавии, чувствую себя на Ютланде вполне комфортно.
Павлов, который всё это время пристально всматривался в лицо полковника, вдруг резко подался вперёд.
— Чёрт побери! Я вас знаю. Второй лейтенант Григорьев, Корпус космической пехоты!
Он кивнул:
— У вас хорошая зрительная память, капитан. Ведь сколько лет прошло. И теперь я, как видите, уже полковник. А вскоре рассчитываю стать бригадным генералом.
Павлов вновь откинулся на спинку кресла.
— Чтоб я сдох… — проговорил он и, опустив голову, погрузился в мрачные раздумья.
3
Вскоре флайер совершил посадку на крыше высотного здания, расположенного невдалеке от озера. Миновав пост охраны, мы спустились этажом ниже, пересекли из конца в конец длинный коридор — опять же, охраняемый, — и оказались в довольно большой комнате с мягкими креслами вдоль стен. Напротив двери, в которую мы вошли, была ещё одна дверь — массивная, двустворчатая, по обе стороны от которой стояли навытяжку двое космических пехотинцев в чине сержантов, а немного правее располагался стол с несколькими работающими терминалами.
Нас встретил мужчина лет тридцати пяти, в штатском костюме строгого покроя, с несколько надменным, но в то же время профессионально-вежливым выражением лица. Он являл собой типичный образчик секретаря высокопоставленного чиновника.
— Здравствуйте, леди и джентльмены, — с отменной учтивостью поздоровался он, делая вид, что не замечает на наших руках «браслетов». — Его превосходительство уже ждёт вас. Первыми в списке значатся мистер Вильчинский и мисс Топалова. Прошу вас, полковник, проводите их.
Полковник Григорьев кивнул и повернулся к нам:
— Следуйте за мной, сэр, мэм.
Мы были нимало удивлены, но подчинились.
— Странно всё это, — пробормотала Топалова. — И чем дальше, тем страньше…
Космопехи отсалютовали полковнику и распахнули перед нами двустворчатую дверь. Григорьев провёл нас в просторный, роскошно обставленный кабинет. В первый момент мы решили, что он пуст, так как кресло перед массивным столом из полированного красного дерева было свободно. Свою ошибку мы осознали лишь спустя несколько секунд, когда полковник, закрыв за собой дверь, отдал честь, делая равнение направо:
— Адмирал, сэр!
Мы запоздало повернули головы в нужном направлении и увидели стоявшего у окна пожилого мужчину в белой адмиральской форме, с пятью звёздами на сверкающих золотом погонах. Ему было уже под семьдесят, его прежде тёмные волосы почти полностью покрыла седина, но я не мог не узнать его, даром что в последний раз мы виделись семнадцать с лишним лет назад…
— Благодарю вас, полковник, — прозвучал, словно эхо из моего беззаботного детства, такой знакомый и родной мне голос. — Снимите с них наручники и оставьте нас втроём.
— Сэр, вы уверены, что…
— Да, я уверен. Действуйте.
— Слушаюсь, сэр.
Григорьев освободил наши руки от «браслетов» и, козырнув напоследок, молча удалился.
Адмирал отошёл от окна и приблизился к нам. Взгляд его серо-голубых глаз перебегал с меня на Топалову и обратно. Я стоял, как вкопанный, не в силах собраться с разбегающимися мыслями. Мой разум всё ещё отказывался принимать тот факт, что мой отец, гросс-адмирал Бруно Шнайдер, которого я многие годы считал погибшим, чью могилу видел воочию, на самом деле пребывает в добром здравии. Я, впрочем, всегда знал, что под надгробной плитой лежит не урна с пеплом, а запаянная капсула с горстью космической пыли — так было принято поступать, когда корабль погибал в вакууме и вместе с экипажем превращался в сгусток чистой энергии. Но прежде никто не подвергал сомнению тот факт — вернее, как теперь выяснилось, видимость факта, — что отцовский крейсер был уничтожен в апертуре глубинной бомбой…
— Можете поверить, я действительно жив, — заговорил наконец он. — Это не мистификация. А вот моя смерть была инсценирована. Я был вынужден так поступить, когда стало ясно, что наше восстание обречено. Если бы меня арестовали, многие горячие головы до последнего боролись бы за моё освобождение. Я не хотел напрасных и бессмысленных жертв, а известие о моей гибели быстро положило конец кровопролитию. — Отец умолк и снова смерил нас жадным взглядом. — Нет, надо же как получилось! Просто поразительное стечение обстоятельств — вы оба оказались на одном корабле. Фаулер даже не подозревает, что вместо одного подарка прислал мне сразу два.
Вдруг Топалова шагнула вперёд и наотмашь ударила отца по щеке. Он принял этот удар стоически, даже не попытавшись уклониться.
— Значит, ты в курсе, — произнёс он. — Что ж, это к лучшему. Отпадает необходимость в длительных объяснениях. В своё оправдание я могу сказать, что до вчерашнего дня ничего не знал о тебе. Лишь просматривая списки экипажа фрегата, я увидел твою фамилию, потом затребовал твоё личное дело, сверил даты и всё понял… Всё, кроме одного: почему твоя мать ничего мне не рассказала?
— Потому что она была гордая женщина, вот почему! — ответила Топалова с ярость в голосе. — Она считала унизительным удерживать тебя таким образом. Ведь ты не собирался на ней жениться, для тебя ваша связь была лишь мимолётным приключением. В то же самое время ты обхаживал дочку тогдашнего начальника генштаба. Вот это было для тебя серьёзно: благодаря браку с ней ты сделал быструю карьеру и за восемь лет из командора стал вице-адмиралом. А когда твой тесть ушёл в отставку, ты поспешил отправить в отставку и его доченьку, потому что без памяти был влюблён в молоденькую актрису… бедняжку. Она пострадала из-за тебя больше, чем остальные женщины, которым ты испортил жизнь. И к твоему сведению, я рада, что не ношу твою фамилию, что никто не знал, чья я дочь!
Возможно, вы сочтёте меня тугодумом, но я только сейчас сообразил, о чём идёт речь, и от этого неожиданного открытия нервно закашлялся. Топалова — хотя нет, какая уж тут Топалова, просто Яна, моя сестра, — повернулась ко мне и сжала мои руки в своих руках.
— Да, Алекс, этот человек мой отец. Увы. Я… я очень хочу надеяться, что ты не станешь презирать меня. Это очень важно для меня. Ты мне как брат, и я… — Она осеклась, и её глазах отразилось изумлённое понимание. — Так ты…
— Да, — сказал я. — Не «как брат», а просто брат. Сводный. У нас с тобой общая беда — мы дети одного отца.
И тут Яна отколола номер, которого я от неё никак не ожидал — она грохнулась в обморок…
Спешно вызванный отцом доктор констатировал у Яны шок в результате сильного нервного напряжения и возможного недосыпания. Со своим диагнозом он, что называется, попал в точку: сначала изматывающий полёт сквозь аномалию, потом захват корабля, плен, а на десерт — встреча с родственниками. Врач не рекомендовал приводить её в чувство, а наоборот — сделал укол, который перевёл её обморочное состояние в крепкий, здоровый сон. Отец распорядился отвезти Яну к себе домой и не оставлять её без присмотра.
