Звезды в ладонях - Авраменко Олег Евгеньевич (читать лучшие читаемые книги txt) 📗
Рашель молча протянула мне руку и вложила свою маленькую ладошку в мою большую ладонь.
Глава четвёртая
«Заря Свободы»
1
Вблизи лёгкий разведывательный крейсер «Заря Свободы» оказался громадиной едва ли не вчетверо больше того трансконтинентального сверхтяжеловоза, которым я управлял в последние годы. По данным спецификации, его инертная масса превышала 70 килотонн, и я бы, пожалуй, сумел посадить его на взлётную полосу аэропорта Нью-Калькутты. Впрочем, крупные военные корабли, за исключением десантных транспортов, не были предназначены для посадок на планеты — всегда, во все времена они базировались на орбите, однако на всякий случай (мало ли что может произойти) конструкция крейсеров такого класса предусматривала возможность приземления.
Челнок аккуратно пристыковался к своей «колыбели» в корпусе материнского корабля, и мы перешли на борт крейсера. Ещё в шлюзовом боксе Рашель приказала корабельному компьютеру переключиться на английский язык общения, распорядилась произвести нашу идетификацию и в дальнейшем считать нас пассажирами с соответствующим этому статусу уровнем допуска. Потом она объяснила нам, что перевести нас в категорию членов экипажа можно лишь из рубки управления.
Внутри корабль был немного не таким, каким я представлял его, исходя лишь из схем спецификации. Тут у меня сработал стереотип, отождествляющий всё армейское с суровой простотой и аскетизмом, а между тем оказалось, что военные — тоже люди и им вовсе не чуждо стремление к комфорту и уюту.
Полы коридоров, по которым мы шли, были устланы мягким ковровым покрытием, стены и потолок радовали глаз приятной расцветкой и текстурой обивки, а кают-компания, куда нас в конечном итоге привела Рашель, больше всего походила на просторную и роскошно обставленную гостиную в каком-нибудь богатом доме.
А собственно, ведь это и был дом для всех членов экипажа и пассажиров. Они проводили здесь многие месяцы полёта и, подобно каждому нормальному человеку, нуждались в полноценном отдыхе и развлечениях. Казарменная же обстановка в условиях полной оторванности от внешнего мира с большой долей вероятности могла привести к нервным расстройствам даже у самых стойких и психически уравновешенных людей.
По пути я то и дело оглядывался по сторонам, пытаясь найти видимые следы повреждений, причинённых тридцатикратной перегрузкой. Но ни в коридорах, ни в кают-компании ничего особенного я не обнаружил — то ли крейсер проектировался с учётом возможности таких аварийных ситуаций, то ли тут постаралась Рашель, устраняя все последствия катастрофы. Она уже рассказала мне, что все тела погибших перенесла в специальные морозильные камеры; слово «морг» упомянуто не было, но именно так эти камеры назывались — я знал это из схем спецификации. Очевидно, во флоте Терры-Галлии было принято предавать тела своих погибших родной земле, а не отправлять их в вечное странствие по космосу. Мне оставалось только посочувствовать Рашели, представляя, как она, бедняжка, переносила в морг тело своего отца — вернее, то, что от него осталось…
В кают-компании Рашель обратилась к нашим спутникам:
— Господа, вы пока оставайтесь здесь. Если проголодались, можете перекусить. Пищевой автомат — мы называем его просто пищематом — приготовит вам сандвичи. Пейте кофе, чай, соки. Можете осмотреть жилой отсек. А мы с мистером Матусевичем пойдём в рубку управления — там я передам ему командование кораблём.
Шанкар и Агаттияр с Арчибальдом Ортегой ничего против этого не имели и сразу бросились к ближайшему терминалу, стремясь побольше узнать о Терре-Галлии. Рита присоединилась к их компании в качестве переводчика, зато Ахмад Раман продолжал топтаться на месте, вопросительно глядя на нас с Рашелью.
— Вы получите статус члена экипажа позже, — сказала ему девочка. — Как и все остальные. Я не знаю, какой уровень допуска должен иметь второй пилот. Это решит мистер Матусевич… То есть, — она улыбнулась, — капитан Матусевич.
Ахмад смирился со своим положением и с немного расстроенным видом повернулся к терминалу, на экране которого уже мелькали кадры какого-то вполне мирного фильма.
А мы с Рашелью направились в рубку управления, и там я вступил в должность командира «Зари Свободы». Данная процедура заключалась в том, что я получил все необходимые коды доступа, а бортовой компьютер зафиксировал в своей памяти мою внешность, голос, походку, отпечатки пальцев и рисунок сетчатки глаза. Затем началось получасовое собеседование — компьютер стал задавать мне множество самых банальных вопросов очень личного, а порой даже интимного свойства. Это было необходимо для дистанционного управления кораблём, а также на тот случай, если я вдруг забуду один из кодов доступа к какой-нибудь жизненно важной системе, и мне понадобится убедительно доказать компьютеру, что я нахожусь в здравом уме и твёрдой памяти.
Некоторые из задаваемых вопросов были настолько щекотливого характера, что я, взрослый человек, стеснялся их выслушивать — не говоря уже о том, чтобы отвечать на них в присутствии двенадцатилетней девочки. К счастью, Рашель, которой и самой довелось пройти через это процедуру, в самом начале тактично покинула рубку, оставив меня с компьютером тет-а-тет.
Но наконец наша милая беседа завершилась, и я стал полноправным хозяином корабля. Первое, что я сделал в своём новом качестве, это включил интерком и вызвал ожидавшую меня за дверью Рашель.
Как оказалось, за время моего разговора с компьютером она успела сбегать к себе и сменить свои брюки с рубашкой на чёрную плиссированную юбку до колен и красную кофточку. В этом наряде она выглядела уже не девчонкой-сорванцом, как раньше, а взрослой девочкой, вот-вот готовой превратиться в юную девушку.
Кроме того, Рашель принесла с собой серо-голубой военный мундир, точь-в-точь как те, что были на дежурных офицерах со станции «Вермандуа». Она робко подступила ко мне, держа мундир в протянутых руках, и сбивчиво произнесла:
— Вы не могли бы надеть его… и носить. Это папин…
Мне вовсе не улыбалось ходить в одежде покойника, пусть даже отца Рашели, но в голосе девочки было столько мольбы, а смотрела она на меня с такой надеждой, что я просто не смог ответить ей отказом. Сняв свой лётный китель, я надел предложенный ею мундир, который оказался будто на меня сшитый, застегнул его на все пуговицы, после чего подступил к свободной от приборов стене рубки и отдал компьютеру команду сделать её зеркальной. Надо признать, что мундир был хорош — строгий, удобный, практичный, без претензий на особую роскошь, но в то же время не лишённый изысканности и даже некоторой элегантности. Сверкающие пуговицы, блестящие шевроны на рукавах, погоны с четырьмя широкими золотыми нашивками. Переплетённые буквы «T» и «G» в петлицах; эмблема с тремя геральдическими лилиями на левой стороне груди, а на правой — именная планка, гласившая: «CAPV G. Le Blanc».
— А что значит «capv»? — поинтересовался я.
— Capitaine de vaisseau, — объяснила Рашель. — То есть, капитан первого ранга. Вы с ним в одном звании, только папа был военным, а вы — гражданский.
С этими словами она сняла с моей груди отцовскую планку, а вместо неё прикрепила мою, с лётного кителя: «CAPT S. Matusiewicz». Затем смерила меня с головы до ног пристальным взглядом и спросила:
— Так вы будете его носить? — Напряжённый вид Рашели свидетельствовал о том, что для неё это очень важно. — Пожалуйста…
Я ласково потрепал её белокурую головку.
— Конечно, буду. Ведь я командир корабля и должен одеваться соответственно.
Девочка вся просияла от радости и, встав на цыпочки, чмокнула меня в щеку.
— Ах, спасибо вам! Вы так добры ко мне.
— Да, в сущности, не за что, — ответил я, смущённый таким бурным проявлением чувств. — Мундир и вправду мне нравится. Всегда мечтал о таком. — Стремясь замять неловкость, я принял деловой вид. — Ну, ладно. Теперь пора заняться остальными. Мне нужен полноценный экипаж, и в первую очередь — второй пилот.
