Завтра война - Зорич Александр (электронная книга txt) 📗
Теперь, когда по коридорам «Бэкона» бродил капитан-беглец, конструктор не видел смысла хранить название планеты в тайне.
– До Фелиции! – Виолетта лихо присвистнула. – Давайте-ка посчитаем…
– Нечего считать, вводите координаты!
– Считать очень даже нужно. Меня интересует время и расход люксогена, необходимый для двойного прыжка Церера – Фелиция – Каталина.
– Да хватит вам люксогена! На три таких прыжка хватит! Посмотрите на приборы!
– А сколько уйдет времени? Это важно… Ага, вот. Без малого сутки до Фелиции и чуть больше двух суток до Каталины. Поздравляю вас: это терпимо. Это меня устраивает. На свадьбу я успею!
– Поздравляю вас. – Эстерсон сделал ударение на «вас». – Даже обещай полет занять двадцать суток, мы все равно полетели бы. Тут решаете не вы, а я.
– И я, – в овальном входном проеме появился Пес. – Коллега, вы не могли бы просветить меня, что творится? Где капитан? И почему я, дисциплинированный дурак, сижу под вой сирен в каюте у этой бабенки, а вы тут с ней мило чирикаете? Откуда вообще она взялась?
– Коллега, это замечательно, что вы появились. Будьте любезны, посторожите левый шлюз, пока там не объявился убежавший от меня Фрин.
– Он убежал?!
– Да. И сейчас совершит какой-нибудь каверзный подвиг. Бегите скорее!
Пес громко выматерился, но все же повиновался. Эстерсон поймал себя на мысли, что в отсутствие поляка чувствует себя спокойнее. Странный этот Пес какой-то…
– Координаты заданы. Все готово к прыжку, – доложила Виолетта.
…А потом все утонуло в вязком радужном мареве…
…Я, Роланд Эстерсон, ненавижу переходы по Х-матрице. Их и было-то всего три, и хотя каждый раз немного по-разному, в главном – одинаково. Одинаково тошнотворно.
Самое ужасное, что сознание не выключается. Можешь загодя принять снотворное или напиться вдрабадан – не поможет. Не верьте тем, кто клянется, будто ничего не запомнил во время X-перехода. Не верьте, когда рассказывают, что кому-то помогли гашиш или водка, а кому-то патентованное джонсон-и-джонсоновское зелье «Star Dream».
Затуманенное состояние сознания – ад, а не нирвана. И если вы были столь глупы, чтобы впасть в анестетическое забытье на борту звездолета, берегитесь: в Х-матрице безжалостные законы природы окатят вашу душу ледяным протрезвляющим водопадом.
Вы встрепенетесь, не понимая, где вы и почему здесь оказались.
И – если вы не религиозны – весь Х-переход проведете в догадках, когда же помешательство закончится и добрый доктор попросит санитаров снять с вас смирительную рубашку. Если же религиозны – скоротаете время в молитвах.
Но и подготовленному, ясному сознанию приходится туго. Потому что все субъективное время Х-перехода – а это отнюдь не пять минут – вы проводите в сенсорной изоляции, словно муха в янтаре. Достоверных чувств – зрения, слуха, обоняния – нет. Есть только диковинные костыли псевдовосприятий, на которые пытается опереться сознание, закрученное вместе с материей корабля в информационно-энергетический пакет Х-перехода.
Кажется, будто шуршат песчинки и шумит ветер.
Кажется, будто пространство состоит из упругих нитей и огромных шершавых листьев. Их можно «пощупать», но невозможно «увидеть».
Кажется, что вы ослепли, но даже сквозь эту космическую слепоту пробиваются тревожные сполохи.
И никто не скажет – это отблески неведомых потусторонних энергий, фонарики над крыльцом Смерти или иллюзия чистой воды.
Глава 7
Как мы увидели джипсов
Май, 2621 г.
Истребитель РОК-14 «Горыныч», тактический код 1902-07 «Лепаж»
Планета Наотар, система Дромадера
Мы – на краю зоны штурмовки.
Будто бы ты три часа просидел в театре перед опущенным занавесом. А когда уже собрался уходить, занавес рухнул вместе со стенами. И ты увидел, что за время ожидания в театральную сцену успел превратиться весь твой город. И на этой сцене творится такое…
Трудно сказать, стало ли наше появление такой уж неожиданностью для джипсов. Но лично для меня то, что я увидел, было ба-а-альшим сюрпризом.
Над перерытой комбайнами равниной возвышались тучные цилиндры-домны. Одно дело – видеть их на кадрах видеосъемки, другое – воочию. Тем более что эти клятые домны действительно подросли и начали ветвиться.
Верхушка каждого сооружения была по периметру окружена где одним, а где двумя ярусами равнотолстых раскидистых веток. Если принять высоту надземной части подросшей домны метров в семьсот, то длина каждой ветки – с полкилометра!
Как легко догадаться, все это выглядело не совсем так, будто зазеленели безобидные старые пни.
– Говорит Кот! Всем включиться! Повторяю: всем включиться! Боевой режим «Сияние»! «Сияние», вашу мать!
В последние полтора часа в моих наушниках не звучало ничего, кроме условленных сигналов с «Асмодеев» и пары порций не столь уж настырных помех. Услышав взвинченный голос Готовцева, я вздрогнул.
– Тор на связи. – Это был Бабакулов. – Ты видел, командир? Джипсы сзади!
– Здесь Барбус. Нет контакта с «Асмодеями»! – сразу же встрял Цапко.
– Говорит Центурион. Радар сбоит. Контакта с «Асмодеями» не имею.
Только услышав голоса других пилотов, я сообразил, что надо это… того… включить радар и переговорные устройства, во!
Стоило всему железу заработать – и сразу же тактическая информация хлынула потоком.
При анализе наземной обстановки были обнаружены семнадцать домен. В воздухе же царило удивительное спокойствие.
Не сказать, чтобы истребителей-гребешков совсем уж не было. Но над всем полем боя мой бортовой радар смог обнаружить только девять штук. Два ближайших сразу же попали в захват подсистемы наведения ракет.
Станция защиты хвоста выделила еще четверку опасных объектов, вьющихся вокруг двухместных «Хагенов». Вероятно, это были те самые гребешки, которые стремительно атаковали нас перед самым Сиянием, и теперь взялись за жирненьких немцев, распознав в них легкую добычу.
– Лепаж на связи… – я прокашлялся, – …вижу противника. Девять машин.
– Все видят! – рявкнул один из Кожемякиных. – Чего делаем-то, командир?
– Во-во, где «Асмодеи»? – поддержал его брат.
– К дьяволу «Асмодеи»! Делай как я! – приказал Готовцев.
Из-под крыла командирской машины к едва различимым вдали истребителям джипсов рванулись две ракеты.
И верно. Чего делать-то еще?
Эскадрильи «Горынычей», одна за другой, залпами облегчали подкрыльевые ракетные блоки. Авось повезет, авось каждая двадцатая ракета да разыщет свою добычу.
Выше белых треков наших «Оводов» пролегли грязно-серые дороги разрекламированных французских ракет – в игру вступили «Хагены».
Не беда, что прямо в наши боевые порядки ворвались истребители врага. Не беда, что контакта с «Асмодеями» нет, – а, возможно, нет больше и самих «Асмодеев».
Главное, что мы забрались в самое вражье логово. Мы привели ударные эскадрильи – а остальное нас не интересует. Не навалились на нас из поднебесья полсотни гребешков, не просыпались с астероидов управляемые каменные ливни – а значит, настало время «Белых воронов» и «Фульминаторов». Время бронебойных планирующих бомб и подвесных твердотельных пушек.
– Прямо, прямо идем! – напомнил Готовцев. – Не ломаем строй, не надеемся на «Асмодеи»! Над северным фасом зоны – полный разворот на правом вираже.
За каждой эскадрильей ударных флуггеров была закреплена своя домна. Пока мы, истребители, лавиной перли вперед, расчищая небо, колонны штурмовиков и торпедоносцев разошлись веером, выходя на свои цели.
Но что такое в современном бою «выйти на цель»? Радар видит ее, когда та еще за горизонтом. Через минуту цель попадает в когти системы захвата.
Бронебойная бомба называется «планирующей», но на самом деле это пузатый реактивный аппарат с собственными газовыми рулями и головкой самонаведения. С борта истребителя в головку самонаведения сливаются точные координаты цели.
