Ковчег Спасения - Рейнольдс Аластер (лучшие книги онлайн txt) 📗
— Думаю, это была Галиана, — ответила Фелка. — Вернее, ее сознание.
— В будущем?
— В будущем. Только не в нашем или, по крайней мере, не совсем в нашем.
Ремонтуа натянуто улыбнулся.
— Галиана мертва. Мы с тобой это знаем. Как ее сознание могло из будущего говорить с твоим, даже если это будущее немного отличается от нашего? И в чем тогда отличие?
— Не знаю. Мне самой интересно. До сих пор. Как Галиана могла превратиться в… такое.
— И поэтому ты ушла?
— Ты бы сделал то же самое, — Фелка проследила за мышонком, которая выбрал неверное направление — точнее, свернул не туда, куда она рассчитывала. — Ты на меня злишься, так? И чувствуешь, что я предала ее.
— Если не брать в расчет то, что ты только что сказала — да, — однако его тон стал мягче.
— Я не виню тебя. Но мне следовало сделать это, Ремонтуа. И я ни о чем не жалею. Хотя, наверно, мне лучше было бы вообще ничего не знать.
— А Клавейн… — Ремонтуа понизил голос до шепота, — он что-нибудь знает?
— Конечно, нет. Это бы его убило.
В этот момент послышалось ритмичное постукивание по дереву. Затем Клавейн пролез в камеру и некоторое время молча смотрел на лабиринт с мышами.
— Опять перемываете мне косточки?
— На самом деле, мы вовсе не о тебе говорили, — отозвалась Фелка.
— Жалость-то какая.
— Выпей чаю, Клавейн. По-моему, он еще не остыл.
Клавейн принял у нее из рук колбу.
— Можете мне рассказать, что было на заседании Совета? Хоть что-нибудь?
— Мы не имеем права разглашать эту информацию, — ответил Ремонтуа. — Все, что я могу сказать — на тебя будут активно давить, чтобы ты вошел в Совет. И в том числе те Объединившиеся, кто сомневается в твоей верности Материнскому Гнезду.
— Флаг им в руки.
Ремонтуа и Фелка переглянулись.
— Возможно. Кое-кто до сих пор на твоей стороне. Они чувствуют, что ты не просто демонстрировал свою верность в течение долгих лет.
— Это уже больше похоже на правду.
— Правда, твои союзники тоже хотят видеть тебя в Закрытом Совете, — заметила Фелка. — Если ты станешь членом Совета, то уже не сможешь впутываться во всякие рискованные ситуации. По их мнению, это лучший способ сохранить ценное достояние.
Клавейн почесал бороду.
— Значит, говорите, у меня нет выбора — так?
— Тех, кто был бы счастлив видеть, что ты не вошел в Закрытый Совет, оказались в меньшинстве, — сказал Ремонтуа. — Кое-кто из них — твои преданные союзники. Однако некоторые считают, что позволять тебе играть в солдатики — самый простой способ заполучить твой труп.
— Приятно слышать, что меня ценят. А вы как думаете?
— Ты нужен Закрытому Совету, — мягко произнес Ремонтуа. — И сейчас — больше, чем когда бы то ни было.
Между ними что-то произошло — Фелка почувствовала это, но не могла обозначить словами. Это не походило на нейрональную коммуникацию — это было нечто гораздо более древнее, то, что понятно только близким друзьям, которые давно знакомы и давно доверяют друг другу.
Клавейн утвердительно кивнул и посмотрел на Фелку.
— Ты знаешь мое мнение, — сказала она. — Я помню вас с детства — и тебя, и Ремонтуа. Еще с Марса. Ты прилетел туда ради меня, Клавейн. Ты вернулся в Гнездо Галианы и спас меня, хотя она считала, что я безнадежна. Ты ни разу не бросил меня за все эти годы. Ты сделал меня из того, чем я была раньше. Ты сделал меня личностью.
— А теперь?
— Галианы здесь нет, — произнесла она. — Одной связью с прошлым меньше, Клавейн. Не думаю, что смогу пережить, если оборвется еще одна.
Ксавьер Лю влип хуже некуда, и виной тому были обезьяны. Это произошло в его ремонтной мастерской, на окраине Карусели Нью-Копенгаген, что во внешнем кольце анклавов Ржавого Обода. Управляющий мастерской, который был генетически модифицированным орангутангом, потребовал, чтобы все беличьи обезьяны Ксавьера быстро выметались из мастерской. Это случилось не по вине Лю — у него всегда складывались отличные отношения со служащими. Просто орангутанг приказал рабочим прекратить работу в поддержку обезьян колобус, которые бастовали на половине анклавов Обода. Насколько понял Ксавьер, весь сыр-бор разгорелся из-за лемуров, которые назначали расценки ниже остальных и тем самым лишали работы высших приматов.
Вообще-то, подобные проблемы его мало интересовали — даже чисто теоретически. Но дело касалось заказа. По большому счету, Ксавьер догадывался, что все произошло из-за территории. Ему нравилось работать с мартышками, человекообразными обезьянами и прочими представителями этого отряда — включая бригады карликовых ленивцев, которых он нанимал от случая к случаю. Иначе бы он никогда в жизни не открыл бизнес на Карусели Нью-Копенгаген.
Внешнее кольцо Карусели напоминало серый щетинистый тор, который вращался вместе с остальным Ржавым Ободом — ветхой процессией анклавов и жалких остатков, которые уже нельзя было назвать анклавами, но которые, вопреки всему, до сих пор находились на орбите Йеллоустоуна. Анклавы поражали разнообразием форм и размеров еще задолго до того, как начали страдать от возраста, диверсий и прочих коллизий. Одни представляли собой чудовищно огромные цилиндры и сферы, наполненные воздухом и украшенные солнечными антеннами в виде зеркал и изящных золотых зонтиков. Другие создавались на основе маленьких астероидов и обломков комет, доставленных на орбиту армиями Скайджеков. Иногда анклавы глубоко вгрызались в толщу этих образований, преобразуя их каменные сердца в головокружительную путаницу плаз и заполненных воздухом жилых помещений. Обитаемые сектора могли строиться и на поверхности, чтобы облегчить выход в открытый космос. Эти выпуклые низкогравитационные поселения жались друг к другу, напоминая комки лягушачьей икры — если только икра может переливаться радужными оттенками синего и зеленого, как павлинье перо. Обычно на куполах сохранялись следы проводимых в спешке ремонтных работ: шрамы сварки, паутина эпоксидных слоев или алмазной пены. Некоторые остались невосстановлеными, и в темных проломах можно было разглядеть мертвые руины, похожие на пепелище.
Впрочем, не все конструкции были столь утилитарны. Здесь встречались всевозможные спирали, похожие на раковины наутилуса из бурого стекла, конгломераты сфер и труб наподобие гигантских моделей органических молекул. Отдельные станции непрерывно меняли очертания — на эти беззвучные симфонии чистой архитектуры можно было смотреть часами. Рядом плавали творения старомодных дизайнеров, словно явившиеся из глубины веков и сохранившие свой вид назло всем инновациям и кричащей безвкусице нового времени. А несколько анклавов были окружены туманом распыленного вещества, который скрывал их очертания.
И еще были заброшенные анклавы. Некоторые опустели во время Эпидемии. После того, как их население эвакуировалось, им не довелось пережить никаких катастроф. Однако большинство пострадало от столкновения с обломками других станций, которые уже рассыпались и сгорели. Отдельные анклавы удалось восстановить и сделать пригодными для жизни, хотя это потребовало не один год работы. Наконец, горстку станций до сих пор удерживали агрессивные поселенцы — несмотря на отчаянные попытки Феррисвильского Конвента добиться от них повиновения.
Карусель Нью-Копенгаген пережила Эпидемию более успешно, чем многие другие анклавы, но без потерь все-таки не обошлось. Сейчас Карусель представляла собой толстое кольцо с внешним диаметром в один километр, которое медленно вращалось вокруг своей оси. Издали оно казалось чем-то разлагающимся и сохраняющим форму только благодаря жесткой внутренней структуре, которая напоминала скелет индустриальной застройки. По мере приближения кольцо превращалось в подобие атолла, состоящего из кранов, стыковочных отсеков, радиолокационных антенн, сервисных башен, плавучих парковочных доков и спиральных решетчатых конструкций. Этот металлический атолл болтался в вакууме, сияя огнями сварочных аппаратов, газовых горелок и рекламных надписей, мигающих маяков и двигателей звездолетов. Даже в военное время корабли непрерывно прилетали и улетали — казалось, вокруг кольца суетится рой насекомых. Регулирование движения в районе Нью-Копенгагена было источником постоянной головной боли.
