Реальная угроза - Авраменко Олег Евгеньевич (полные книги TXT) 📗
Дальше всё пошло как обычно. Излучатели разогрели окружающий вакуум до десяти в шестнадцатой степени градусов, и корабль нырнул в апертуру. Даже здесь изрядно штормило, но корвету с его тремя парами излучателей это было нипочём. Рыжеволосая девушка за пультом погружения действовала умело, профессионально и безошибочно. Она ровно провела «Орион» через всю апертуру до верхних слоёв инсайда.
Тут на корабль обрушился настоящий шквал. Наша «Марианна» не устояла бы под таким напором, зато «Орион» держался прочно и устойчиво, сбрасывая излишки энергии через все шесть своих излучателей.
— Навигатор, передать штурману рассчитанный курс, — скомандовал капитан Ольсен. — Штурман — самый малый вперёд по курсу.
Корабль начал движение с минимальной для инсайда скорости — одного узла, но постепенно наращивал её, а оператор погружения всё глубже опускала «Орион» в инсайд. Уже через шесть с половиной минут мы оказались в десяти астрономических единицах от звезды.
Я восхищался действиями своих будущих подчинённым и в то же время завидовал им — как легко и непринуждённо вели они корвет через аномальную область. Меня так и подмывало обратиться к Ольсену с просьбой позволить мне поработать за одним из пультов. У меня просто чесались руки проверить себя. Я был уверен, что справлюсь не хуже этих ребят…
— Погружение на десять в тридцать третьей, — между тем приказал шкипер. — Приготовиться к запуску привода в форсированном режиме. — Тут он оглянулся на меня: — Коллега, вы не против немного поработать под моим началом?
Я понял, что здесь не обошлось без отца. Но отказаться было выше моих сил. К тому же тем самым я продемонстрировал бы свою неуверенность перед людьми, которыми мне вскоре предстоит командовать.
— Нет проблем, — ответил я невозмутимо.
Ольсен временно переключил контроль над ходовыми системами на себя.
— Пилот Купер, уступите место капитану Шнайдеру.
Я устроился в кресле за штурманским пультом, и шкипер передал мне управление кораблём.
Оператор погружения отчиталась:
— Глубина — десять в тридцать третьей.
— Штурман, — распорядился Ольсен. — Переход на форсаж.
— Есть, форсаж!
Сверхсветовой двигатель заработал на полную мощность, и корабль стал стремительно набирать скорость. Как обычно в таких ситуациях, все посторонние мысли мигом вылетели из моей головы. Я больше не думал о том, насколько хорошо справлюсь со своими обязанностями. Я просто делал, что дoлжно, и был уверен, что делаю всё правильно. Полёт на форсаже сквозь штормящий инсайд вакуумной аномалии вызывал у меня непередаваемые ощущения. Это было почти так же восхитительно, как заниматься любовью с Элис и Линой одновременно.
А может, и лучше. Кто знает…
4
Одно из правил звездоплавания гласит, что чем легче корабль, тем он быстроходнее. Согласно другому правилу, тяжёлые корабли обладают большей «дальнобойностью», нежели лёгкие. Так, межзвёздные катера и шаттлы новейших моделей способны развивать скорость до двадцати семи тысяч узлов, но они не имеют достаточного запаса прочности для длительного непрерывного перелёта; как минимум, им нужны регулярные профилактические остановки, которые сводят на нет весь выигрыш в быстроходности. Зато корабли линейного класса, чей скоростной предел в настоящее время не превышает половины светового года в час, теоретически способны добраться до центра Галактики — правда, на это потребуется около семи лет. (К слову сказать, несколько подобных попыток предпринималось, но пока безуспешно: пять или шесть исследовательских кораблей по разным причинам повернули обратно, не пролетев и половины пути, а остальные экспедиции исчезли бесследно.)
Безусловными лидерами по соотношению «быстроходность — дальнобойность» являются корветы крейсерского типа, вроде «Ориона» и других кораблей нашей бригады. При скорости полтора световых года в час они способны провести в непрерывном полёте до восемнадцати месяцев без капитального техобслуживания и даже без профилактических остановок — хватило бы только запасов съестного на борту и прочих ресурсов системы жизнеобеспечения.
На преодоление тысячи с лишним световых лет нам понадобилось чуть больше месяца. Сначала корабли бригады собрались в условленном месте встречи в полупарсеке от конечной цели полёта — разрыв между первым из прибывших и последним составил около двух суток, — затем друг за другом совершили короткий бросок к промежуточной базе.
Впрочем, название «база» в данном случае было чисто условным. Куда больше сгодился бы термин «пункт», так как это была всего лишь область в межзвёздном пространстве с точно указанными галактическими координатами, где нам должны были передать новые корабли.
Но, в конце концов, терминология не имеет значения. Перевалочная база или пункт — главное, что там нас уже ожидала флотилия из тридцати семи судов. Из них тридцать шесть были новые военные корабли — четырнадцать корветов, одинадцать фрегатов, пять эсминцев, два факельщика, три крейсера и один линкор. Последним, тридцать седьмым судном был пассажирский лайнер, на котором экипажи посредников, доставившие сюда корабли, должны были вернуться обратно.
Процедура передачи была отработана годами. Контр-адмирал Сантьяго, приказав нам сохранять радиомолчание, связался с командиром флотилии и передал пароль. Вскоре от лайнера отчалили шлюпки и направились к другим кораблям, чтобы снять с них экипажи.
Переброска на лайнер всех людей заняла более трёх часов. Наконец мы получили сообщение, что корабли свободны, и тогда начался второй этап. Находящиеся на корветах нашей бригады космические пехотинцы погрузились в шлюпки и направились к новым кораблям, чтобы по очереди проверить каждый из них на предмет отсутствия каких-либо неприятных сюрпризов.
Всё это время мы находились в состоянии полной боеготовности. Лайнер должен был оставаться на месте до окончания всей операции, а нашему «Ориону» было поручено держать его под прицелом орудий. На случай, если нам приготовили ловушку, он стал бы первой целью для нанесения удара, и все люди на лайнере были предупреждены об этом ещё в самом начале, когда их только нанимали перегонять корабли. Наряду с щедрым вознаграждением, это служило дополнительной гарантией от предательства с их стороны.
«Орион» находился в непосредственной близости от лайнера, всего в двух десятках километров. Наши артиллеристы — мичман Картрайт и уорент-офицер Мэрфи — сидели за пультами управления бортовыми орудиями и напряжённо всматривались в свою потенциальную цель. Им совсем не улыбалось одним залпом уничтожить более двух тысяч человек, но они готовы были выполнить приказ, если обнаружится предательство.
Капитан Ольсен следил не только за лайнером, но и за ходом инспекции кораблей. К исходу второго часа он удовлетворённо произнёс:
— Ну вот, занялись моим. — Он увеличил изображение на экране бортового телескопа и обратился ко мне: — Настоящий красавец, не правда ли?
— Да, — согласился я, оценив грубоватое изящество форм тяжёлого крейсера, корабля первого класса. — А как он называется?
— «Чёрный ворон». Но это временное имя, которое дали ему посредники. А постоянное должен выбрать я. Правда, ещё ничего подходящего не придумал.
— Назовите его «Мэган», — предложил я.
— Гм-м… Вообще-то у нас не принято давать военным кораблям женские имена.
— А вы сделайте исключение. Этим вы меня очень обяжете.
Ольсен вопросительно посмотрел на меня, а затем в его взгляде мелькнуло понимание. Наконец-то он вспомнил, как звали мою мать.
— Что ж, хорошо. Будет крейсер «Мэган». — Он немного помедлил. — Для меня это большая честь, коллега. Не из-за вашего отца, нет, просто… просто я польщён, что вы вверили мне память о дорогом для вас человеке.
Я ни на миг не усомнился в его искренности. За время полёта мы с Ольсеном прекрасно поладили и даже, несмотря на разницу в возрасте, сдружились. Так получилось, что он оказался моим последним наставником. Весь этот месяц он обучал меня самому сложному мастерству во всей науке кораблевождения — умению быть командиром. Безусловно, об этом его попросил отец, но Ольсен занимался моей подготовкой охотно, с вдохновением, вовсе не по долгу службы, а — как ни высокопарно это звучит — по велению сердца. Подобно всем хорошим шкиперам, он испытывал внутреннюю потребность передавать свой опыт младшему поколению. Впрочем, и сам он был далеко не старик, сорок лет — это самый расцвет для командующего офицера, а я стал первым выпускником его капитанской школы. Уже по одной этой причине я занял в его жизни и карьере особое место. Я уверен, что он отнёсся бы к работе со мной с не меньшей ответственностью, даже не будь я сыном адмирала Шнайдера…
