Артемида - Вейер Энди (читать книги полностью без сокращений TXT) 📗
— Не очень. Слухи всякие распускают, клиентов перехватывают, цены демпингуют. Он вполне способен с этим справиться.
— Если тебе покажется, что они зашли слишком далеко, скажи мне.
— А ты что можешь сделать?
— Не знаю. Но я не желаю, чтобы кто–то ставил ему палки в колеса.
Дейл поднял стакан:
— В таком случае я не завидую тем, кто попробует это сделать.
Мы чокнулись и отхлебнули пива.
— Постарайся, чтобы он был счастлив, — сказала я.
— Еще как постараюсь.
Мой (харпритовский) Гизмо зажужжал, и я глянула на экран. Пришло сообщение от Свободы: «Этот ЗАФО просто офигенная штука. Встретимся в моей лаборатории».
— Подожди секундочку, — сказала я Дейлу и быстро напечатала: «Удалось что–то узнать?»
«Долго рассказывать. К тому же, я хочу, чтобы ты посмотрела, что эта штука может делать»
Я хмыкнула.
— Какие–то проблемы? — спросил Дейл.
— Да один знакомый просит встретиться. А последний раз, когда я пришла на такую встречу, попала в западню.
— Нужна подмога?
Я покачала головой и напечатала: «Дорогуша, я знаю, чего тебе хочется, но я слишком устала, чтобы заниматься сексом».
«Это ты о чем? — ответил Свобода. И сразу же: — Ага, я понял. Ты боишься, что я не один и меня кто–то принуждает написать тебе. Все в порядке, Джаз, это не ловушка».
«Я просто стараюсь быть осторожной. В данный момент я занята, давай встретимся в лаборатории завтра утром?»
«Отлично. Кстати, на случай если вдруг кто–то будет мне угрожать, я вставлю в разговор слово «дельфин». Идет?»
«Договорились», — ответила я и убрала Гизмо в карман.
Дейл задумчиво пожевал губами:
— Джаз, насколько вообще вся эта ситуация серьезна?
— Учитывая, что меня хотят убить, — весьма.
— А кто эти люди и почему они хотят тебя убить?
Я провела пальцем по запотевшему стакану, стирая капельки воды:
— Это бразильский криминальный синдикат «Паласио». «Санчез Алюминий» принадлежит им, и они знают, что это я взорвала комбайны.
— Блин, — выдавил Дейл. — Тебе нужно место, чтобы спрятаться?
— Я в порядке, — ответила я. И добавила: — Но если мне понадобится помощь, я вспомню твое предложение.
Он улыбнулся:
— Для начала это уже кое–что.
— Заткнись и пей свое пиво. — Я осушила стакан. — Ты и так уже отстал на две пинты.
— Ну раз так… — Дейл махнул рукой Билли. — Бармен! Тут одна малявка думает, что сможет меня перепить. Тащи шесть пинт — три для гея, три для гоя [38].
На следующее утро я проснулась в своем закутке вся затекшая, с больной головой и в состоянии жутчайшего похмелья. Возможно, надраться в стельку посреди такого кризиса и не было самым разумным решением, но мы уже установили, что у меня талант на неразумные решения.
Несколько минут я лежала, тихо моля о смерти, потом выпила столько воды, сколько смогло вместиться, и выползла из своего укрытия, как слизняк.
Я перекусила сухим «месивом» (так вкус меньше чувствуется) и побрела к общественной ванной на 16‑й Верхний Уровень Бина. Остаток утра я провела, отмокая в ванне.
Потом я забежала на 18‑й уровень в магазинчик недорогой, но приличной одежды. Я уже столько дней не вылезала из одного и того же комбинезона, что к этому времени он почти уже мог стоять сам по себе.
После всего этого я снова почувствовала себя человеком.
По узким коридорам сферы Армстронга я дошла до лаборатории ЕКИ, встретив по дороге нескольких ученых, которые явно шли на работу.
Я даже не успела постучать, как Свобода открыл дверь:
— Джаз! Ты сейчас такое увидишь… черт, ты сегодня выглядишь, как полумертвая.
— Спасибо на добром слове.
Он вытащил пачку мятных леденцов и отсыпал мне несколько штук:
— У меня нет времени обсуждать твои алкогольные пристрастия, надо показать тебе, что этот ЗАФО делает. Иди сюда!
Он провел меня в лабораторию, которая сегодня выглядела по–другому. Свобода разложил ЗАФО и различные приборы (большая часть из которых выглядела совершенно загадочно) на столе в центре, сдвинув все остальное оборудование к стенам, чтобы освободить место.
От возбуждения он чуть ли не подпрыгивал:
— Это просто потрясающая штука!
— Хорошо, я поняла, — ответила я, — так отчего ты в таком ажиотаже?
Он уселся на стул и с хрустом размял пальцы:
— Для начала я провел визуальное исследование.
— Ты осмотрел кабель. Ты в курсе, что можно просто сказать «осмотрел»?
— По внешним признакам это обычный одномодовый оптоволоконный кабель. Наружная оболочка, внутримодульный гидрофобный заполнитель, промежуточная оболочка — все стандартное. Сердцевина имеет диаметр 8 мкм — тоже вполне нормальна. Но я подумал, что именно сердцевина может представлять интерес, поэтому отрезал несколько образцов для…
— Отрезал? — спросила я. — Я не давала разрешения резать его.
— Ну не давала, меня это не волнует, — он постучал по одному из разложенных на столе приборов. — Вот эта малышка предназначена для измерения показателя преломления сердцевины кабеля. Для оптоволоконного кабеля это очень важный показатель.
Я взяла со стола пятисантиметровый отрезок ЗАФО:
— И ты обнаружил что–то странное?
— Нет, — ответил Свобода. — Показатель преломления 1.458. Чуть выше, чем обычно, но ненамного.
Я вздохнула:
— Свобода, ты можешь пропустить все, что «нормально», и просто сказать мне, что ты обнаружил?
— Хорошо, хорошо, — он поднял со стола какой–то прибор и показал его мне. — Я нашел разгадку тайны с помощью вот этой штуковины.
— Я понимаю, ты хочешь, чтобы я спросила тебя, что это такое, но честное слово, мне уже…
— Это оптический рефлектометр для измерения затухания светового луча. Коротко ОР. Он показывает уровень затухания сигнала, свойственный данному волокну. Затухание — это поглощение оптической энергии, которая преобразуется в тепло во время передачи сиг нала.
— Я знаю, что такое затухание, — ответила я. С таким же успехом могла бы ничего не говорить: когда Свобода сядет на своего конька, остановить его невозможно. Я не знаю никого, кто любил бы свою работу так, как этот парень.
Он положил ОР на стол:
— Итак, типичные показатели затухания для высококачественного кабеля составляют около 0.4 децибела на километр. А теперь угадай показатели ЗАФО.
— Нет.
— Ну. Пожалуйста, ну, предположи что–нибудь!
— Просто скажи мне и все.
— Ноль. Гребаный НОЛЬ! — Свобода сложил пальцы в нолик. — Нооооооль!
Я присела на стул рядом с ним:
— Ты хочешь сказать, что при прохождении сигнала не происходит вообще никакой потери света?
— Именно так! Ну, насколько я могу судить по своим приборам. У моего ОР допустимая погрешность примерно 0.001 децибела на километр.
Я посмотрела на отрезок кабеля, который по–прежнему держала в руках:
— Какое–то затухание все равно ведь есть? Не может же это на самом деле быть полный ноль?
Мартин пожал плечами:
— Сверхпроводники демонстрируют нулевое сопротивление электрическому сигналу. Почему бы не быть материалу с нулевым сопротивлением оптическому сигналу?
— ЗАФО… — пробормотала я, — «оптоволоконный кабель с нулевым затуханием» [39].
Свобода хлопнул себя по лбу:
— Ну конечно!
— Из чего он сделан?
Он повернулся к укрепленному на стене прибору и ласково погладил его:
— А вот тут пригодился мой спектрометр! Это девочка, и ее зовут Нора.
— И что тебе сказала Нора?
— Сердцевина состоит в основном из стекла. В этом нет ничего странного, в большинстве кабелей для сердцевины используется именно стекло. Но там в незначительных количествах присутствуют также тантал, литий и германий.
— А зачем они там нужны?
— Понятия не имею.
Я почувствовала, как в висках начинает пульсировать боль. Похмелье все еще давало о себе знать. Я потерла глаза:
