В руках врага - Вебер Дэвид Марк (книги бесплатно без регистрации TXT) 📗
Правда, все обернулось не совсем так, как задумывалось. Разумеется, пример Клинкскейлса оказал определенное воздействие на здравомыслящих консерваторов, но это не мешало фанатикам плести заговоры против Хонор и реформ Мэйхью. По большому счету иначе и быть не могло: едва ли стоило надеяться, что одно политическое назначение заставит закоснелых реакционеров изменить свои взгляды. Однако принятие Клинкскейлсом новой должности привело к результату, которого Бенджамин никак не предвидел и к которому, пожалуй, не стремился. Старик не превратился в радикального реформатора, зато постепенно стал воспринимать происходящие перемены как благодетельные. По долгу службы ему пришлось вести огромную организационную работу – последний новый лен был создан на планете семьдесят два стандартных года назад, – находясь при этом в постоянном контакте с Хонор Харрингтон. Он не только вынужден был признать, что женщина может обладать способностями, отвагой и – что, пожалуй, важнее всего – чувством долга, ничуть не уступающим его собственному, но и оказался перед необходимостью лично, собственноручно претворять в жизнь реформаторские идеи, трудясь над чистым холстом, каким стал для него новообразованный лен Харрингтон.
Надо отдать старику должное: несмотря на естественную для почтенного возраста приверженность минувшему, он сумел адаптировать свое мышление к происходящим переменам. Сам Клинкскейлс по-прежнему считал себя консерватором, старающимся минимизировать вред, проистекающий из требований наиболее радикальных реформаторов, однако на практике выходил далеко за рамки консерватизма. Сама Хонор порой удивлялась его суровым отзывам о «смутьянах», пытающихся повернуть историю вспять.
Всякий, набравшийся мужества напрямую спросить Говарда, что заставляет его поддерживать новшества, получил бы весьма простой ответ: долг перед землевладельцем. Не удовлетворившись и проявив настойчивость, упрямый интервьюер после долгих трудов смог бы добиться признания в том, что помимо долга регент руководствуется и глубоким личным уважением, которое стал испытывать к Хонор, познакомившись с ней поближе. Однако Клинкскейлс никогда не раскрыл бы перед посторонними подлинного отношения к этой женщине, к которой при всем признании за ней достоинств воина, вождя и правителя он испытывал… отцовские чувства. Говард гордился ею, гордился искренне и глубоко, как мог бы гордиться родной дочерью, – но, пожалуй, убил бы на месте всякого, позволившего себе намек на его чувства. Подобно многим людям, испытывающим сильные, глубокие переживания, он всячески старался скрыть их от окружающих. К этому его приучила и работа в службе безопасности: он не мог позволить себе проявлять эмоции, не рискуя обнаружить свои уязвимые места. Внешняя бесстрастность стала для него привычной маской, из чего, однако, вовсе не следовало, будто регент не отдает себе отчет в том, что и как чувствует он на самом деле.
Отчасти именно поэтому его в настоящий момент терзало беспокойство. Хонор покинула лен, оставив горы незавершенной работы. Хуже того, не объяснив подлинной причины своего скоропалительного отлета. Разумеется, она дала целую кучу правдивых объяснений – он знал, что леди Харрингтон никогда не лжет, и сомневался в том, что она вообще умеет говорить неправду, – однако все эти аргументы к истинной причине отношения не имели. И Говард не мог не тревожиться, ибо считал заботу о своем землевладельце первейшим долгом регента. Если в свое время Хонор не заставил покинуть планету даже заговор недоброй памяти фанатиков лорда Бёрдетта и брата Маршана, значит, сейчас ею двигало нечто весьма серьезное, а стало быть, заслуживающее самого пристального внимания.
Но даже это, со вздохом признался себе Говард, наблюдая за спуском шаттла, объясняло его дискомфорт лишь частично. Имело значение и то, что, даже проводя в жизнь реформы, в глубине души он оставался старомодным грейсонским патриархом. Он признавал, что в галактике имеются женщины (в том числе и уроженки Грейсона), ничуть не уступающие по способностям ему самому, но сердце продолжало протестовать. Для того чтобы признать за конкретной женщиной право считаться равной мужчине, он должен был сам убедиться в наличии у нее необходимых качеств. Говард находил такой подход – равно как и неизбывное покровительственное отношение к женщинам – устаревшим и честно старался изжить в себе этот недостаток. Однако он пришел к выводу, что былые представления укоренились в нем слишком глубоко и освободиться от них полностью ему не удастся никогда. И вот сейчас ему предстояло вновь столкнуться с той же проблемой, ибо на катере к нему летел блестящий специалист, высококлассный профессионал… и при этом женщина. Тот факт, что прибывающая женщина была матерью его землевладельца, а стало быть, входила в число двух или трех сотен самых важных персон на этой планете, ничуть не менял сути дела. А уж место ее рождения и воспитания резко усугубляло ситуацию.
Доктор Алисон Чоу Харрингтон родилась на планете Беовульф в системе Сигмы Дракона, славившейся своими более чем либеральными обычаями в сексуальной сфере. Обычаями, при ознакомлении с которыми вставали дыбом волосы даже у уроженца Мантикоры, не говоря уж о благонравном грейсонце. Правда, сам Клинкскейлс считал, что многие, особенно самые пугающие слухи нужно считать домыслами, однако возникли они все же не на пустом месте. Но все признавали, что, помимо своеобразных взглядов на секс и семейную жизнь, Беовульф одарял человечество лучшими специалистами в области медицины.
Катер приземлился, и открывшийся люк заставил Говарда прервать размышления. Бросив взгляд на выдвинувшийся трап, он повернул голову и кисловато улыбнулся Миранде Лафолле. Ответная улыбка представляла собой смесь лукавства и сострадания, а сидевший рядом с Мирандой Фаррагут хихикнул на свой кошачий манер. Еще не успев как следует разобраться в характере древесного кота, Клинкскейлс заподозрил, что по части чувства юмора Фаррагут очень похож на Нимица. Однако Нимиц, проведя среди людей сорок лет, приобрел определенный лоск, которого молодому коту явно недоставало. Он выказывал пристрастие к примитивным, грубоватым розыгрышам. Правда, Миранда провела с ним серьезную беседу о правилах приличного поведения в обществе, и Клинкскейлс тешил себя надеждой на то, что ее увещевания не пропадут втуне.
Оркестр грянул «Гимн Харрингтон», и он спохватился, вспомнив, что сейчас не до размышлений о Фаррагуте. «Гимн землевладельцев» по протоколу исполнялся лишь при встрече самого землевладельца, однако любого члена семьи леди Харрингтон подобало встречать гимном лена. Выстроившиеся в две безупречные шеренги по обе стороны дорожки от эскалатора к терминалу и одетые в зеленые, как трава на лужайке возле посадочной площадки, мундиры, харрингтонские гвардейцы вытянулись по стойке «смирно». Ступившая на трап миниатюрная женщина замерла на середине шага.
При виде Алисон Харрингтон Клинкскейлс заморгал: зная, что мать Хонор уступает ростом дочери, он все же не ожидал увидеть такую малютку. У него просто не укладывалось в голове, что эта низкорослая даже по грейсонским меркам женщина произвела на свет Хонор, превосходившую ростом практически всех жителей лена, включая и самого Клинкскейлса.
Растерянность новоприбывшей явно объяснялась тем, что никто не предупредил ее о торжественной встрече. Конечно, будь сама землевладелец на месте, она, скорее всего, предпочла бы просто прилететь к посадочной площадке на аэрокаре и увезти мать к себе без всех этих «смехотворных церемоний». Клинкскейлс, разумеется, не мог позволить себе подобное нарушение этикета, однако мысленно выругался: надо было не ошарашивать гостью, а уведомить ее обо всем заранее.
Впрочем, замешательство длилось недолго, и его почти никто не заметил. Быстро совладав с растерянностью, доктор Харрингтон расправила плечи и продолжила спускаться по ступеням, в то время как Миранда, Клинкскейлс и Фаррагут двинулись ей навстречу. В отличие от Хонор Миранде не хватало сил, чтобы носить кота на плече, однако он вполне довольствовался тем, что, царственно распушив хвост, вышагивал между ней и Клинкскейлсом с таким видом, будто оркестр и почетный караул присутствуют здесь исключительно ради него. Идеально рассчитав время, встречающие оказались в двух шагах от подножия трапа как раз к тому моменту, когда доктор Харрингтон шагнула с последней ступеньки. Она подняла на них взгляд, и в ее миндалевидных, совсем как у дочери, глазах загорелся проказливый огонек.
