Люди Приземелья - Михайлов Владимир Дмитриевич (читать книги онлайн бесплатно полные версии TXT) 📗
Это было неудобно и страшно – стоять, прижимая собою к переборке другой скваммер, ставший, судя по всему, последним пристанищем безымянного пока монтажника, который первым бросился спасать оказавшегося в беде – и вот сам… Что было причиной? Во всяком случае, не радиация: человек не мог так быстро лишиться сознания, не говоря уже о худшем. А Кедрин почему-то предполагал именно худшее, как будто мертвый холод второго скваммера добрался до него и проник до костей. Кедрин чувствовал, что еще немного – и он задрожит мелкой, унизительной дрожью, потому что ему никогда не случалось находиться так близко к смерти. Да, задрожит, хотя в скваммере был включен подогрев, и с лица Кедрина лил пот. Кто же это?..
Торможение прижало его к противоположной переборке. Затем в отсеке послышались гулкие звуки: катер вошел в эллинг. Люк распахнулся.
Кедрин шагал по коридору в зал; в который уже раз сегодня? Вернее, шагал скваммер – безотказно работали сервомоторы. Это было хорошо, потому что сам Кедрин не смог бы сделать ни одного шага: усталость все-таки добралась до него. И еще один скваммер шагал рядом, и это казалось совсем уж диким, потому что человек в нем уже не жил, не мог шевельнуть даже пальцем; но скваммер шагал себе враскачку, и жутко было думать, что это шагал мертвый. Мертвые не ходят на Земле, а здесь оказалось возможным и это… Кедрин отводил глаза, но они, наперекор его воле, обращались в ту сторону.
Хорошо хоть, что сзади шли живые – экипаж катера и те, кто их встретил, и среди них – тот, кто просунул руку в полуоткрытую дверцу, ощутил неживой холод бывшего монтажника и включил автоматику, заставившую механический костюм двинуться вперед. Оказалось очень странным, что дверца в спине броненосного одеяния была приоткрыта. Это объясняло, отчего умер монтажник, но… Разве могла сама раскрыться дверца, защищенная изнутри двумя предохранителями противоположного действия, да еще и заблокированная вакуум-блокером? Разгерметизировать скваммер в пространстве можно было только намеренно, а значит… Кедрин сморщился: нет, нет… Мысли рождались и исчезали в тесном ритме, под тяжелый, размеренный топот скваммеров, и в мире не было никаких других звуков, кроме этого гулкого думм… думм… думм… думм…
Потом возник знакомый зал. Кедрин прошагал к своему месту и вылез из скваммера. Он стоял, не зная, куда и зачем идти. Лицо человека мелькнуло перед ним, человека, которого везли на носилках, хотя теперь он не почувствовал бы боли, если бы его даже тащили по полу. Лицо было с резкими полукружиями скул, с закрытыми глазами и губами, изогнувшимися в такую знакомую Кедрину усталую и слегка пренебрежительную улыбку. Кедрин как-то помимо воли удивился сохранности этого лица и механически вспомнил, кому принадлежал номер на спине этого скваммера.
Кто-то заговорил с Кедриным, но он только покачал головой: слова не достигали сознания. Ему вдруг очень захотелось спать, только спать, больше ничего. Неверными шагами он направился в свою каюту. Только спать – и ни о чем не думать.
И все же не думать оказалось невозможным. Думать не о том хорошем, что ты, кажется, сделал, но о том плохом, что ты сделал наверняка.
Вечером монтажники собрались в кают-компании. Здесь не было той торжественной и мрачной тишины, которая в старину являлась непременной спутницей такого рода собраний. Сошлась вся смена и представители остальных смен; было теснее, чем обычно, и шумнее, чем обычно, и трудно было подумать, что произошло что-то исключительное. Но это вовсе не означало, что монтажникам безразлична судьба товарищей.
Потом разговоры разом стихли. Кедрина попросили рассказать о случившемся.
Это можно было сделать по-разному. Можно было говорить только о том, что произошло с минуты, когда он, услышав призыв Центрального поста, вышел в пустоту для поисков человека, не вернувшегося при атаке запаха. Это был бы очень последовательный и связный рассказ, после которого логичным было бы перейти к походу на катере, в результате которого был найден второй человек. Но на самом деле рассказ следовало начать раньше, и Кедрин чувствовал, что не может иначе.
Он начал с того, как, нарушив правила, покинул рабочее место, чтобы издалека полюбоваться кораблем. Там его застал запах, он устремился прямо к кораблю, и случайно заметил мелькнувшую возле конуса фигуру в скваммере, которая не летела к спутнику, а почему-то замешкалась.
Конечно, он мог бы и не рассказывать об этом. Но он рассказал. Обо всем же, что произошло позже, распространяться не следовало. Наградой за смелость служит сама смелость, а карой за трусость не может являться сама трусость. Он закончил свой рассказ объяснением того, что именно нахлынувший страх помешал ему сделать то, что следовало: проверить, почему кто-то задержался на рабочем месте Кедрина, вместо того чтобы следовать за остальными. Все знали, что Кедрин рассказал о событиях именно так, как они запечатлелись в его памяти. Теперь делом каждого было – внести поправки, необходимые хотя бы потому, что люди – настоящие люди – бывали в таких случаях намного строже к себе, чем заслуживали.
Начальник смены рассказал о причинах несчастья. Сигнал тревоги раздался, когда Ирэн подлетала к кораблю со стороны спутника. Она позвала, но Кедрин не ответил на ее вызов. На пути к входу в спутник она его не встретила, и единственный вывод был – что он находится внутри конуса и не принял сигналов тревоги. Конус мог и не защитить от атаки запаха – ведь все предохранительные слои были удалены. Тогда Ирэн, волнуясь за человека, с которым работала, кратчайшим путем проникла в корабль. Но лаз оказался слишком узок; запутавшись во вспомогательной арматуре, Ирэн попыталась вырваться, ударилась головой о фонарь скваммера и потеряла сознание.
Да, она поправляется. Монтажник из патруля, первым почувствовавший запах, пострадал потому, что, проверяя защитные устройства Холодовского, больше поверил им, чем самому себе: приборы не показали запаха, и монтажник решил, что сам внушил себе мысль о нем. Впрочем, серьезной травмы он не получил.
Еще вопросы? Относительно того, почему не сработала защита от запаха он, начальник смены, судить не берется. Это сделают специалисты.
– Очень хорошо, – сказал Дуглас. – Я тоже специалист и могу сказать, что если бы в пространстве был запах, то приборы сработали бы. Они и сейчас исправны. Можно проверить.
– Так что же – в пространстве не было запаха? Мы все ошибаемся, а приборы не ошибаются?
Дуглас повел головой в сторону спросившего.
– Не знаю. Но теоретически ошибка допустима. Что такое запах – кто знает? Слава был уверен в себе, может быть – слишком уверен, да и все мы очень верили в него. Я не знаю, почему он умер, это еще предстоит узнать. Но до того – не будем делать выводов. Смерть – не доказательство и не искупление. Да.
Он уселся, теперь говорил Гур.
– Холодовский сделал ошибку, Кедрин тоже – он забыл правило Звездолетного пояса: в первую очередь думать о товарище. Мы говорим об ошибках, чтобы не повторять их. И о Славиных тоже. Это не оскорбляет его память: наоборот, ее оскорбило бы, не попытайся мы извлечь благо для оставшихся из самого факта смерти. Это была первая его ошибка, но ошибиться во второй раз мы иногда просто не успеваем…
Все согласно наклонили головы.
– Что касается Кедрина, надо дать ему возможность подумать обо всем. Нам дорог сейчас каждый человек, мы теряем часы и теряем людей – и тем тяжелее будет для Кедрина наказание, если мы отстраним его от работы, скажем, на месяц. Это очень тяжело, вы знаете…
Дальше Кедрин не слушал. Он ожидал, что все будет иначе. Ведь, в конце концов, это же он разыскал мастера – Ирэн, он лазил в пронизанное радиацией пространство за Холодовским… Неужели он должен будет сейчас уйти отсюда? Сейчас, когда Ирэн лежит в нескольких шагах, в госпитальном отсеке…
Ирэн? А что, если это – последствие разговора с Велигаем?
Кедрин слабо усмехнулся. Да, не так давно ты бы, возможно, и поверил этому. Но сейчас… Сейчас – нет.
