Путь (СИ) - Yagger Егор "Yagger" (читать книги без сокращений .TXT) 📗
Встаю и на заплетающихся ногах бреду на чувства — они бьют в меня как кувалда. Пытаюсь закрыться, но ничего не получается. За ужасом приходит боль — она впивается мне в пах, кажется, что мне внутрь засунули кол, и вращают его. Может, это помогло, а может, что-то другое, но я смогла поставить полный щит — боль ушла, чужие чувства перестали волновать. Встаю и быстро иду к излучине. Вижу кого-то, падаю, снимаю карабин и в прицел разглядываю.
На поляне у обрыва стоит здоровый чернявый пират, застёгивая ширинку на штанах. Рядом, на бревне, сидят два батарианца и смотрят на другой берег. Человек что-то говорит батарианцам, они сквозь зубы отвечают, тот лишь смеётся в ответ. Из брони на нём — только кираса. Ставлю ударную пулю в крупном калибре, навожу этому прямо в лицо. До гада — восемьсот тридцать метров. Урод что-то снова говорит, достаёт пистолет и стреляет по кому-то, лежащему на земле. Резкая боль в груди не мешает мне целиться. Бум-м! Голова чернявого разлетается на части. Бум-м! Бум-м! Батарианцев сносит с бревна. Из кустов вскакивает ещё один пират и бежит к лесу. Бум-м! Пуля бьёт в основание шеи, и голова просто отваливается — безголовое тело, сделав несколько шагов, падает, продолжая сучить ногами и фонтанировать кровью. Плечо болит — стрельба крупным калибром не прошла даром.
Карабин в захваты на спине и бегом на поляну. При виде бессознательной Джинни защита слетает с меня, и я, завывая и путаясь в защёлках, достаю из рюкзака аптечку. «Раса не опознана, лечение невозможно», — мигает надпись на экране. Кидаюсь к пиратам — может, у них есть хоть что-нибудь… Один пуст, у второго лишь блок экстренной помощи на поясе — срываю его и бегу обратно к Джинни. Прикладываю и нажимаю подряд все три кнопки: панацелин, стимулятор, анальгетик. Блок пшикает, тело подруги выгибается, но дыхание становится ровнее. Вспоминаю лекции отца по экстренной медицине. На экране аптечки дважды щёлкаю по иконке «бинт». Выскакивают два цилиндрика. Снова два нажатия, теперь — на иконку «пластырь». Выскакивают два маленьких пакетика. Приподымаю подругу, стираю кровь с ран на груди и спине остатками её же майки, заклеиваю входное и выходное отверстия и начинаю бинтовать. Прозрачная лента бинта туго ложится на грудь Джинни. С повязкой всё. Вспоминаю, что панацелин универсален, и подходит батарианцам без ограничений. Снова беру аптечку и дважды бью пальцем по иконке панацелина — из торца выскакивают цилиндрики пневмоиньекторов. Использую оба. Бережно кладу подругу на землю.
Подхожу и переворачиваю труп чернявого наёмника. За его спиной стандартный бокс. Вскрываю его, не снимая, достаю ещё один металлический кейс, новую аптечку и (о, радость!) трёхлитровую флягу с водой. Осматриваюсь — нужна какая-то тряпка… но ничего не нахожу, рядом только заляпанное грязью и кровью бельё Джинни. Расстёгиваю свой уник и стягиваю с себя футболку. Намочив её, смываю с тела Джинни разводы крови и грязи. В паху у подруги — жуткая смесь крови и спермы. Смываю. И на меня накатывает дикая злоба. Вскакиваю и начинаю пинать труп наёмника:
— Слишком легко я тебя убила! Надо было тебе, сучья тварь, в пах засадить, чтобы тебе твой ебаный трахальник разворотило!!!
Останавливает меня тихий голос Джины:
— Женька! Женька, это ты?
Падаю рядом с подругой на колени.
— Джинни! Джинни, как ты?! Скажи, где болит? Что мне сделать? Где твой уник? И где… где Наинэ?
— Болит грудь, и дышать тяжело, ещё… там болит, но совсем слабо. Уник в кусты этот здоровый выбросил, и ботинки туда-же, и рюкзак мой — в нем еда и спальники.
Я иду по кустам, подбираю уник и ботинки с рюкзаком, возвращаюсь. Помогаю Джине одеться, отдаю своё запасное бельё, надеваю ей ботинки. Усаживаю, привалив к бревну, на котором сидели батарианцы.
— Джинни, где Наинэ?
Подруга зажмуривается, из глаз текут слёзы.
— Она… она спрыгнула, Жень. Туда, в обрыв…
— Что?! — как сомнамбула подхожу к обрыву, держась за ветки куста, выглядываю — на пятнадцатиметровой глубине, с краю речного потока, вижу лежащую фигурку Наин. Понимаю, что падение с высоты пятиэтажного дома, скорее всего, смертельно — даже для турианки, с её меньшим весом и более крепкими костями.
— Она двоих из них застрелила. Когда они нас догнали и окружили, обещали с неё кожу содрать. Вот она и спрыгнула, — захлёбываясь слезами, говорит Джинни. — Женя, а где Алёша? Ты его видела?
Отхожу от обрыва и сажусь рядом с Джинни.
— Его убили, солнышко… Пираты убили, там, у серпантина.
Джинни начинает реветь в голос, захлёбываясь слезами. Обнимаю её, прижимаю к себе и реву вместе с ней. Интуиция настойчиво давит — надо срочно уходить отсюда.
— Джинни, ты идти сможешь? Надо срочно уходить отсюда!
— Сейчас попробую, — Джина встаёт и, сделав пару шагов, опускается на корточки. — Голова кружится, Жень… нет, не смогу я идти. Оставь меня здесь, а сама уходи.
— Ты сдурела?! Хорошо подумала, прежде чем мне такое предлагать?! — чувствую, что злюсь и повышаю голос. Она снова начинает плакать.
— Давай так, — я складываю в свой рюкзак второй найденный кейс, новую аптечку, спальники и еду из рюкзака Джинни. — Надевай! — и помогаю надеть подруге рюкзак. — Обними меня за шею, Джинни, — подруга обвивает мою шею руками. Подхватываю её за ноги и быстрым шагом иду к мосту.
— Вот видишь, солнышко, ты несёшь рюкзак, а я несу тебя! Карабин не давит, Джинни?
— Нет, всё хорошо. Теперь я у тебя Чебурашка, а ты — крокодил Гена?
— Мелковата я для Гены! Так, крокодильчик…
Спустя двадцать минут подходим к серпантину.
— Жень, а почему ты меня биотикой не несёшь?
— Такая переноска требует концентрации, Джинни. А после взрыва «подавителя» вся тропа камнями завалена — мне под ноги надо смотреть, какая уж тут концентрация? Всё, не отвлекай меня. К серпантину подошли.
На вершине оборачиваюсь, в камнях вижу лежащих Алёшу и Барсика.
— Это Алёша? — прозвучал голос подруги у уха.
— Да, солнышко, а рядом Барсик. Котя ещё жив — надеюсь, наши успеют его спасти.
— И ты его бросишь?!
— Джинни, я люблю кота! Но тебя я люблю больше, так что ты — первая в очереди на спасение. А Барсик… будем надеяться на удачу, и да не оставят нас Духи.
— Да не оставят, — шепчет она.
Сижу на корточках у моста и быстро, как могу, кручу тальреп троса — один уже ослаблен, осталось докрутить второй. Любой, кто пойдет по мосту, рискует свалиться в реку, когда тросы отцепятся. Надеюсь, этот кто-то будет не один!
— Вижу движение у серпантина! Там кто-то идет, и их много, Женька, — говорит сидящая с биноклем Джинни.
Руки работают ещё быстрее, интуиция подсказывает, что пора остановиться. Встаю, подхватываю Джинни и изо всех сил бегу к повороту на плато. Там, за камнями, будет хорошая позиция: до моста — шестьсот метров, а до тропы на том берегу — около семисот. Из-за камней весь поворот реки виден, как на ладони, а это — полтора километра. Надеюсь, что смогу положить всех, кто сюда припрётся. Снайперок у пиратов нет, а от штурмовой винтовки или, тем более, дробовика на таком расстоянии нет никакого толку, только в небо палить. Ещё Эл, наверное, смог бы куда-то попасть, но вряд ли у пиратов есть кто-то, подобный нашему Хартману. Аккуратно усаживаю Джинни. В глазах красно и летают чёрные мухи, сердце бухает так, что, кажется, сейчас выпрыгнет из груди.
— Женька, ты как?
— Ща помру, как загнанная лошадь… Я за сегодня уже километров сорок набегала. И, как минимум, три — тебя несла, — говорю я, тяжело дыша. — Сейчас отдышусь, и будем готовить позицию.
— Почему не уйдём?
— Не успеем — догонят. Тут — единственное место, где у нас преимущество. Если смогут переправиться, то нас задавят числом.
— Но ты же — биотик?
— Одно название я сейчас, а не биотик… На пару мощных воздействий меня, может, хватит — и всё. Только они не дадут мне их произвести. Прижмут огнём — и амба. Так что, Джинни, наше спасение — в расстоянии. Сможем удержать гадов на том берегу — победим. Если нет, то конец нам с тобою…
