Несущий перемены - Ингрид Чарльз (читать книги без сокращений txt) 📗
— Славный юноша, — заметила она, — но немного глуповатый. Он не всегда замечает различия между делом и удовольствием.
Кативар подал ей стакан золотистого вина, а потом наполнил свой.
— Вероятно, в чем-то он прав, — он приподнял стакан, приветствуя ее.
— В самом деле? Значит, это не визит вежливости? — заинтригованная Витерна отпила глоток. — Может, мне следует отменить полет на Галерн?
Разумеется, она не имела ни малейшего намерения поступать так, и оба они понимали это: межпланетные рейсы стоили дорого.
— Это было бы просто расточительство, — заметил Кативар. — Но мне кое-что пришло голову…
— Что же?
— Ты уже слышала новости о Риндалане?
— Кто этого не слышал? Его здоровье по-прежнему идет на поправку?
— И слишком быстро, — откровенно признался Кативар. Он поднес стакан к губам, присматриваясь к выражению лица Витерны и с радостью замечая удивление, вскоре сменившееся пониманием и любопытством.
— В случае смерти ты занял бы его место.
Кативар поставил стакан на стол, прежде чем опуститься на скамеечку у ее ног.
— Мы оба вынуждены иметь дело с чоя, зажившимися на этом свете и ставшими бесполезными для Чо. Ни Паншинеа, ни Риндалан не уступят своего места добровольно, хотя Круг поворачивается, и Дом почти нисходит на нем. Я хочу заполучить власть, по праву принадлежащую мне, прежде, чем Риндалан полностью оправится. Я могу помочь тебе обрести то, что принадлежит твоему Дому.
— Пока я не стану ни соглашаться с тобой, ни возражать — я слушаю.
Она не просто слушала: она впитывала каждое слово, ее губы приоткрылись, глаза живо заблестели. Но зачем — чтобы пленить его или чтобы показать, как она заинтересована его предложением? Кативар не мог прочесть ее мысли — бахдар надежно защищал ее, и ему оставалось только рискнуть.
— Я могу сделать так, чтобы апелляционный суд проголосовал в твою пользу, чтобы ты отозвала свой патент на очистку воды. И хотя этого не хватит, чтобы завоевать власть, ты сможешь поколебать положение Паншинеа — конечно, если действовать разумно.
— И за это ты хочешь?..
— Союза. Доступа к твоим ресурсам, если ты решишь заключить его.
Витерна слизнула каплю вина с губ.
— Что же будет тогда?
— Я смогу поставить Дома на колени, — ответил Кативар, подчеркнув эту фразу. — У меня есть препарат, который уничтожает бахдар.
Потрясение исказило ее черты, но Витерна быстро оправилась.
— Навсегда?
— На время применения препарата. Стоит прекратить принимать его, и начнется выздоровление — очень медленное, но верное.
Она отставила стакан.
— Похоже, я мало что смогу предложить тебе. Наш союз будет неравным, — «и небезопасным», явно хотела добавить она.
Кативар улыбнулся.
— Не беспокойся — мне понадобится твой ум и твой патент, Витерна, — он помедлил: — Препарат растворяется в воде.
Она подалась вперед, наполняя стаканы, и улыбнулась.
— Может быть, — тихо заметила она, — нам в конце концов повезет.
Некогда Мерлон царил в северных горах — ледяной дворец, где воздух большую часть года наполняло холодное дыхание зимы, а лето бывало жарким и коротким. Палатон вспомнил об этом, глядя на руины, оставленные зимними ветрами и войной: город дремал среди устремленных в небо прозрачно-голубых горных пиков, как будто спрашивая, куда девалась за годы его краса и слава. Мантия голубовато-белых снегов в горах никогда полностью не таяла, быстрые ручьи никогда не согревались. Каменистые подножия и пояс вечнозеленой растительности были источены временем и войнами. Мер-лон представлял собой огромный памятник многовековой борьбы чоя. Он напомнил Палатону о Скорби, о чужом народе, застывшем в прозрачном кристалле.
Но несмотря на то, что чоя никогда не пытались восстановить древнюю крепость, они ее так и не покинули. У ее разрушенных стен расположилась маленькая колония художников, которых прельщала возможность поспорить с жестокими ветрами и духами далекого прошлого. Палатон помнил, что зимой большинство жителей колонии разъезжалось, но те, кто решали остаться здесь постоянно, покидали колонию только после смерти.
Гости колонии, предпочитающие не задерживаться здесь надолго, проводили в горах весну и лето. Палатон смотрел на древнюю крепость, понимая, что такой же видела крепость его мать, ибо Мерлон почти не изменился за последние годы. Палатон выглядывал из-за плеча Руфин, пока та просила разрешения на посадку на маленькой площадке неподалеку от колонии. Лето в горах уже закончилось. Палатон видел выпавший за последние два-три дня снег, ожививший мантию гор и покрывший крыши домов белыми пятнами.
Руфин поежилась и заметила:
— Надеюсь, ты прихватил сапоги и куртку.
— Тебе придется только очищать окна от льда и не выключать обогрев, — напомнил Палатон.
Руфин сокрушенно прищелкнула языком. Она сбавила скорость, вошла в холодный термальный поток, идущий прямо от горных пиков, и вывела глиссер прямо к плато. На нем виднелись следы шасси.
— Туристы уже уехали, — заметила она.
— Какая погода ожидается в предстоящие два дня?
— По-прежнему ясная. Но взгляни на склоны — еще довольно тепло, и последний снежный покров ненадежен.
— Я запомню это.
— Постарайся, — насмешливо подтвердила Руфин. — Мне бы не хотелось откапывать тебя из обвала.
Встречный поток поднимался снизу, и корабль задрожал. Палатон испытал леденящее ощущение в животе при внезапной потере высоты, но тем не менее ему казалось, что это он ведет глиссер. Хотя он не мог пользоваться бахдаром, тем не менее замечал любые изменения в его движении — благодаря многолетнему опыту. Руфин аккуратно вывела судно на посадку.
Она посадила его без малейших толчков, и когда он остановился, Палатон не удержался и похвалил Руфин.
— Хорошая работа.
— Спасибо. С минуту мне казалось, что ты направляешь меня, держа за затылок.
Палатон только тут понял, что прочно обхватил подголовник ее кресла, и разжал руки со смущенным выражением.
Руфин рассмеялась.
— Кто был пилотом, навсегда им остается, — заметила она и повернулась в кресле. — Я буду в глиссере. Здесь ветрено, но я буду готова, как только понадоблюсь.
Палатон вышел, и его сразу же охватил ветер — более холодный, чем он представлял. Он набросил куртку, которую до тех пор нес в руке. Руфин выбросила вслед ему рюкзак.
Как и в Голубой Гряде, здесь маленькая подвесная дорога уносила прибывших от посадочной площадки. Палатон занял кабинку, старую и продуваемую всеми ветрами, и отправился в путь. По мере снижения ветер утих, но его порывы были по-прежнему ледяными.
Внизу его ждала чоя, ежась от ветра. Ее желтовато-белые волосы были упрятаны под вязаную шапочку, на морщинистом лице обозначилось явное неодобрение. Это лицо напоминало кусок кожи, годами пролежавший под ветрами, дождем и солнцем. Палатон так и не узнал, к какому Дому принадлежит чоя и каков ее возраст.
Она поклонилась.
— Мы не привыкли принимать гостей в такое время года и без предупреждения.
Палатон смутился. Открыв боковую дверцу, он вышел из кабины, закинув за плечо рюкзак.
— Прошу прощения, — произнес он. — У меня осталось слишком мало времени на отдых, и поскольку храм моего Дома временно закрыт, я решил приехать сюда. Моя сестра мечтает порисовать здесь, — он огляделся и глубоко вздохнул. Холодный воздух был свежим и бодрящим. — И теперь я понимаю, почему.
Неодобрение постепенно исчезало с морщинистого лица чоя. Она указала путь затянутой в перчатку рукой.
— Самые серьезные работы мы выполняем зимой, так что не можем предоставить вам жилье на выбор. Мы только недавно вернулись к работе, когда уехали ученики. Вы надолго?
— Надеюсь, я пробуду здесь всего несколько дней, — признался Палатон. — Мне необходимо только место, чтобы заночевать.
— Хорошо. Тогда вы будете жить с Гонри. Он работает с тканями, так что вы не побеспокоите его.
Чоя торопилась, чтобы идти наравне с Палатоном, ее дыхание туманом растворялось в воздухе. Она не стала прибегать к обычной вежливости, думал Палатон, шагая рядом с ней. Однако он ни о чем не жалел, ибо если этот Гонри окажется достаточно старым, он может быть в числе тех художников, которые видели здесь его мать.
