Центурион - Долгова Елена (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
– Стриж!
Он открыл глаза – серые радужки почернели, переполненные расширившимися зрачками. Дезет попытался что-то сказать, но тут же прикусил губу, глуша стон. Джулия едва не заплакала – лицо Стрижа в несколько минут утратило загар, полученный под солнцем и ветром вельда – его выбелила неестественная, прозрачно-стеклянная бледность. Правый бок куртки насквозь пропитался кровью.
– Ты меня слышишь, Стриж?!
Он опустил и тут же поднял веки – “да”.
– Потерпи – я помогу тебе.
Джулия отбросила пси-барьер – и тут же беспомощно скорчилась. Страдание оказалось таким ярким, резким, внезапным, что она растерялась – бешеное бесцветное пламя хлестнуло плетью, опалило разум, затмевая сознание, невидимый груз гнул к земле, не давая распрямиться. “Он на грани смерти от болевого шока,” – это была первая мысль. Вторая – “Я не могу чувствовать его боли, у него же ментальный ноль”. Она не могла – но чувствовала, в этот раз Белочка, сама не зная об этом, посрамила электронные детекторы давно растаявшего свечкой Центра Калассиана.
– Стриж!
Она потянулась к разуму иллирианца, принимая на себя его боль…
Пытаясь принять. Ее разум ударился о холодную, гладкую стену, ограждающую сознание Дезета. Там, в давно забытом Параду, так было когда-то с Вэлом. Нет, с Вэлом было проще – он не умирал, он не был так замкнут, как иллирианец. Незримая, непроницаемая оболочка, без единой трещинки, не пропускала Белочку. И тем не менее Джу знала – там, за холодной стеной, бьется багровым огнем раскаленное страдание.
– Не умирай! Держись.
Стриж виновато мигнул. “Я бы хотел, но не получается” – его мысль была отчетливой – как будто сказанной вслух.
Джу вытерла мокрые виски и попыталась снова. Она отчаянно колотилась о стену, забыв о боли, беспощадно раня свою ментальную сущность, щедро черпая из запретного. Стена даже не дрогнула, щедро пропуская боль наружу и ни капли помощи – внутрь.
Джу отступила, лишь исчерпав свои возможности до дна. Иллирианец уходил, контакт с его разумом стал похож на бесцветную, прозрачную невесомую паутинку, потом пропал совсем.
Белочка отошла в сторону, села, охватив себя руками и прижав колени к подбородку. Хотелось плакать, но слез не было. Глаза оставались сухими, хотя веки, казалось, чуть не потрескались от невидимого огня боли и едкой копоти сгоревшего пластика.
Стриж за ее спиной больше не шевелился.
Тишина упала на долину. Догорающий завал пластика чуть потрескивал последним, прощальным треском. Хлам слегка, почти незаметно, но довольно едко дымился – так, должно быть, чадят наспех опрокинутые в день Страшного Суда адские жаровни. Джу еще раз потерла сухие глаза и отвернулась в сторону холодных, чистых, льдистых горных вершин.
Зато неподалеку зашевелился Иеремия. Старик, кажется, остался невредимым – он относительно бодро поднялся, отыскал свою палку и подошел к распластанному на камне телу Стрижа, брезгливо обходя обгорелые ошметья.
– Эй! Ступай сюда, дева.
Белочка отчаянно замотала головой, давясь непролитыми слезами.
– Ступай-ступай. Чего боишься? И давай сюда мой мешок.
Белочка нехотя встала, подняла закопченный, грязный, тяжелый рюкзак и волоком дотащила его до старика.
– Тяни бутыль со дна. Ты что, дева, экстазиака никогда не видела?
Джу шмыгнула носом. Старик сковырнул перламутрово-блестящую пробку (повышенная крепость) грязным ногтем и осторожно разжал ровные, плотно сжатые зубы иллирианца.
– Вот так, дева. Давай, лей в него сначала немного – полпинты. И не убивайся – не стоит парень того. Сардарские головорезы – они живучие.
Дезет на миг пришел в себя и захлебнулся искристой, холодно-обжигающей жидкостью.
Иеремия вынул нож из потертых ножен на поясе и споро – только затрещала ткань – вспорол куртку и рубашку иллирианца. Белочка отшатнулась, мучительно подавляя желание зажмурить глаза поплотнее.
Из-под кожи наружу торчали “сахарные” обломки двух ребер.
Старик только пожал плечами.
– Экая ты боязливая. И чему вас, докториц, в городских университетах учат. На машины надеяться? Нету машин – все погорели, прибрал их Мировой Разум, и славно. Позвоночник у него цел. Ребра вот помяло. Тащи сюда палки – вон там, и еще – под кустом сухих веток наскреби. Поджигай, огонька вокруг достаточно, возьми у меня котелок, грей воду. Иголку из оранжевого кармана достань, нитки шелковые. Чистое полотенце. Спирт. Поспешай, дева, но не торопись, ничего не урони и не запачкай.
Вода вскипела быстро.
– Держи его – крепче держи. Он сейчас дергаться будет как форель на леске.
Опомнившаяся Белочка моментально выставила пси-барьер.
И вовремя. Пришедший в себя Дезет взвыл в голос, забился, вырываясь – хирургия старого сектанта не отличалась деликатностью.
– Терпи, поганец. Больно тебе – зато, если повезет, жив останешься.
Белочка изумилась – Иеремия действовал быстро и с ловкой уверенностью профессионала. Руки каленусийского фермера не дрожали – только на загорелом лбу, у основания волос, выступили от напряжения крупные прозрачные капли пота.
Когда все кончилось, старик, не торопясь, вымыл ладони остатками воды.
– Если зараза не прикинется и смертный кашель не начнется – считай, выбрался. Дай-ка ему выпить это…
Иеремия протянул Белочке непрозрачную, черного стекла капсулу.
– Лей все, что осталось – до конца. Берег на последний случай… Ладно, пускай.
Белочка недоверчиво посмотрела в бирюзово-прозрачные глаза луддита, мимикой повторила главный вопрос. Старик понял без слов и на этот раз ответил грустно, всерьез, уголком глаза покосившись на Дезета.
– Будем надеяться. Половина на половину. Утро покажет. Будет так, как захочет Разум.
Беспомощный, совсем не опасный Стриж спал в тени скалы, его укрывали две походные куртки: черная – Иеремии, голубая – Белочки.
Они сидели, беспечно свесив ноги с обрыва – седой деревенский проповедник, с лицом, изрезанным жесткими, как растрескавшаяся земля каленусийского востока, морщинами, и сострадалистка, у которой блестящие каштановые волосы скрутились, опаленные огнем.
Садилось солнце за холодные шершавые вершины. Прохладный ветерок вершин стек в долину, ласково коснулся раскаленного солнцем базальта, обсидановой стелы, обломков машин, унес последние клочья причудливого вьющегося удушливого дымка. Долину накрыло незримое, но явственно, безо всякого пси-видения ощутимое марево теплого, безмятежного покоя. Старик и девушка следили как раскаленный край диска осторожно приближается к острому, пронзительно сверкающему Игольчатому пику. Они молчали – ждали будущее, исчерпав силы и не думая ни о чем.
Пока для этого оставалось время.
Часть третья
Последствия
Глава XVI
Дымы отечества
7005 год, Порт-Калинус – Порт-Иллири.
Близ полудня ранней осени 7005 года по летоисчислению сектора западного побережья оживленный аэропорт Порт-Калинуса кишел суетящимися людьми. Невесомо-ажурные листья, облетевшие с декоративных кустов, бесшумно вспархивали из-под колес закладывающих лихие виражи каров. Деловые люди Конфедерации стремились прочь, спеша использовать нежаркие месяцы бархатного сезона, чиновники Департаментов спешили обратно в столицу после традиционных каникул. В насквозь прозрачном здании вокзала один из просторных холлов плотно оккупировала очкастая команда обладателей вельветовых курток – команда пси-философов, готовилась отлететь на традиционные осенние диспуты в колледжи Парадуанского университета. “Черепки” возбужденно гомонили, то и дело упоминая Негодяя Хэри. Прилетел полуденным рейсом и со скучающим видом прошествовал через пси-турникет загорелый до проникновенно-золотого цвета знаменитый архитектор Финтиан.
Пестрая толпа меняла краски и очертания, как скопище кристаллов в калейдоскопе. У костлявой стойки, сооруженной в модернистском стиле, пристроились, скучая, два таможенных чиновника – очередной рейс на Порт-Иллири ожидался через два часа. Чиновники в клетчатых форменных туниках наблюдали людское коловращение с тем специфическим интересом, с каким обладатель аквариума рассматривает изрядно поднадоевших пучеглазых хвостатых питомцев. Призывно запищал уником. Чиновник постарше прижал прибор к уху, скука мгновенно исчезла с его лица, стертая маской озабоченности. Выслушав инструкции, он обернулся к товарищу и озорно подмигнул ему, изобразив одновременно гримасу сухой благопристойности.
