Абсолютная гарантия - Иванов Борис Федорович (версия книг TXT) 📗
«Штуббе... Герберт Штуббе – коммерсант... Это вас устроит, са-а-аг?»
Старый пройдоха даже не потрудился поинтересоваться тем именем, которое клиент изобрел для себя по дороге к его берлоге. У него такие веши были продуманы и решены многие годы тому назад. И на многие годы вперед. И всяческая залетная клиентура не должна была смушать ход его мыслей своим досужим блекотанием.
Снов Гай не видел давно. Там – на Седых Лунах – сны быстро перестали ему сниться. Собственно, не снились ни разу. Их сменило прерывистое, тревожное небытие. Он проваливался в него всякий раз, когда это ему позволяли обстоятельства. В его распоряжении всегда было самое сильное и самое древнее из известных роду людскому снотворных – тяжелая, годами копившаяся и уже не проходящая усталость. Усталость сначала лагерной, а затем экспедиционной жизни. Правда, усталость эта порой оборачивалась и причиной бессонницы – нервной и изматывающей предвестницы тяжелых недугов, иногда – безумия. Порой она приходила в сны и царила там – в зыбком мире, лежащем между реальностью и полным беспамятством.
И вот теперь сны стали снова посещать Стрелка. Но были они снами о бессоннице. Совсем не теми, что приходили к нему раньше – тогда сны чаще всего были для него легкими, похожими на акварели посланиями из детства. Они оставляли в его душе свет. Может быть, слегка грустный, чуть тревожный – каким всегда бывает свет дня ушедшего. Дня, который уже не вернется. Но он всегда был рад ему – этому свету. Но тому недоброму сумраку, который несли ему сны теперешних ночей, обрадоваться было трудно.
Снова и снова снилась ему тревожная тундра Даршана. Тундра, готовая после призрачного, на холодную весну похожего лета исчезнуть под тяжелыми снегами надвигающейся зимы. Тундра и птицы над ней – недобрые птицы Седых Лун в недобром небе этого мира.
В сегодняшнем сне он шел и шел по сочащемуся ледяной водой, заросшему седым мхом болоту, то и дело проваливаясь по колено в стылую топь. Шел к разбитому, косо торчащему из почти поглотившей его трясины грузовому глайдеру. А на еще не ушедшем в жидкую, замерзающую грязь капоте машины, отвернувшись в сторону и не обращая никакого внимания на окружающее, сидел Вася-Град. Казалось, он не слышал ни окликов, ни звука приближающихся шагов, ни каких-либо других звуков. Только далекий гомон хищных стай в темнеющем небе.
Гай – тот Гай, что в призрачном мире сна шел по студеному болоту, – потряс головой, силясь отогнать наваждение. «Ведь это все не так было... – подумал он. – Это не летом было. Даже не в осень... Зима была. Самый конец зимы... Это потом наш грузовик засосало в трясину – по весне, когда вдруг за считанные дни сошли снега и орды дымных мух затеяли свои звенящие хороводы над тундрой...»
Он сделал еще несколько шагов к Василию. Как это часто бывает в снах, это вовсе не приблизило его к сутуло сгорбившейся на уступе металлокерамической глыбы фигуре. Так он мог добираться до глайдера всю жизнь напролет. Гай снова тряхнул головой, отгоняя наваждение. Потом без особой надежды на успех окликнул приятеля. И чуть было не вынырнул из странного сна. Должно быть, и тот Гай, что беспокойно ворочался под одеялом на койке в номере гостиницы «Застава», тоже выкрикнул имя Градова и почти разбудил сам себя. Но все же не до конца. Сон снова проглотил его. Втянул в холодный вечер, царивший над заболоченным плато Даршан. Толкнул к нелепо вздыбленной туше глайдера. И человек, оседлавший эту тушу, наконец-то обернулся.
Это был вовсе не Василий Градов. На Гая пристально смотрел и улыбался ему неприятной усталой улыбкой Копперхед.
– А ты далеко забрел... – глухо бросил он. – Неужели не понял еще, что от своей работы не уйдешь?
– Пока не понял...
Гай дошел наконец до машины, оперся о ее шершавый борт и тоже улыбнулся – точнее, сморщился – не столько Копперхеду, сколько себе самому.
Сон наконец-то отделился от яви, и его законы перестали быть так уж обязательны для него. Он мог что-то означать, этот сон. А мог и не означать ничего. Гай уже привык к тому, что сны загадывают ему свои загадки, но разгадывать их еще не научился.
– А ты постарайся, – посоветовал ему Копперхед. – Постарайся понять, что ты можешь уйти от меня, но не уйдешь от себя самого. А значит, и от своей работы. Тебе придется ее сделать. У тебя нет выбора...
– Ты не за того меня принимаешь, – пожал плечами Гай. – Я вовсе не тот, кто делает ту работу, которая тебе нужна. Тебя обманули.
– Вот как? – иронически скривился Коппер и сокрушенно покачал головой. – Какие нехорошие люди! И ты им помогал обмануть старого, наивного Мавлади... Чего же ты хотел добиться?
– Вы сами заставили меня морочить вам голову! – отмахнулся от назойливого сновидения Стрелок. – Я хочу одного – свободы.
– Странные вы люди... – задумчиво заметил Копперхед.
– О ком это ты? – пожал плечами Гай.
– Да о вас обо всех...
Копперхед смотрел куда-то мимо Стрелка.
– Выдумали слово, которое ничего не означает, – вздохнул он. – И ради него готовы на смерть идти и всех вокруг себя угробить...
– Ты всерьез думаешь, что слово «свобода» не означает ничего? – зло спросил Гай.
– А по-твоему, означает?
Лицо Копперхеда словно окаменело, и на мгновение Гаю показалось, что он видит не сон, а что-то совсем другое.
– Ну так тогда скажи. – Коппер с неожиданной яростью нагнулся к самым глазам Стрелка. – Что есть свобода?
Сон покинул сознание Гая и все члены и членики его тела, словно ледяная забортная вода, покидающая цистерны экстренно всплывающей субмарины. Несколько мучительно долгих мгновений он пытался удержать его в себе и самому удержаться в нем. Но сон исторг его из своих царств, и именно этих мгновений не хватило ему, чтобы ответить Копперхеду. Потому что там – в этих царствах – он прекрасно знает этот ответ.
Знал и забыл, как только вернулся в суетный мир людей
У «Старого Билли» Стрелок выложил триста баксов за срочность и получил обратно свое удостоверение личности, а к нему точно такую же, вполне приличную карточку-идентификатор – как ни удивительно, на имя Герберта Штуббе. Тонкий намек на то, что «широко простирает Вась-Вась руки свои». Проверяться на предмет слежки он не стал. С хорошо отлаженной системой бороться было бессмысленно. Ее надо было просто использовать в своих целях.
Вот только целей этих Гай никак не мог определить до конца.
Ясно было одно: пора выходить на связь с двумя людьми-с одним чем-то приятным ему и с другим глубоко ему неприятным и даже смертельно опасным.
С Митико и с тем другим, кто называет себя Копперхедом.
Надо было поторапливаться – в первом случае он исчерпал лимит времени, во втором – лимит доверия. Арендовать автомобиль в Санта-Фините проблемой не было, и в «Эдельвейсе» Гай оказался уже через несколько минут после того, как хорошо сработанная «липа» оказалась у него в руках. Перед дверью своего номера он невольно помедлил
Неприятное ощущение того, что Копперхед ожидает его, лениво покачиваясь в кресле-качалке, вдруг превратилось для Стрелка в твердую уверенность. Но отступать было поздно. Он придал лицу совершенно невозмутимое выражение и, не без усилия сохраняя его, вошел в номер. Никакого Копперхеда там не было. Вместо него присутствовала брошенная на кресло записка. Она была лаконична.
«Вы неплохо справились с первым заказом. Надеюсь застать вас завтра, после «Колокольного фестиваля», за бокалом «Зандердриллера». Вы помните, где его подают».
Подписи не было. Да в ней и не было никакой нужды – в этой подписи.
Гая бросило в холодный пот. Мысли его снова смешались. Хорош, однако, гусь, этот господин Лидделл, если так подставил его! Если Копперхед хоть краем глаза видел эту записку...
Стрелка передернуло.
Он спалил записку на огоньке зажигалки, вышел на балкон и присмотрелся к небу. Сияющее назойливой голубизной небо Санта-Финиты заволакивали облака, явно намерившиеся рано или поздно пролиться дождем. Это вполне устраивало Гая.
