Правила игры - Мун Элизабет Зухер (читаем бесплатно книги полностью .TXT) 📗
Никогда она уже не будет дома. Снова ее затягивает спираль отчаяния… Но вдруг все остановилось. Нет. Она молода, впереди у нее целая жизнь. Леди Сесилия тоже жила без голоса, но она была к тому же слепа и парализована. И к ней пришла помощь, она, Брюн, тоже помогла тогда. И теперь она должна верить, верить, что ее родственники и друзья не оставят ее. Ей удалось выжить до сих пор, она родила двойню, родила без какой-либо медицинской помощи, и ничего, жива… Она выживет и дальше и еще поохотится. Она будет ездить верхом, будет разговаривать, а те, кто лишил ее голоса, будут ее слушать. Она подняла голову.
— Замечательно, — сказала вошедшая в комнату надзирательница и похлопала Брюн по плечу. — Многие женщины тоскуют после родов, особенно если рожают двойню. Но теперь тебе лучше. Теперь все будет в порядке.
Совсем она не в порядке, но кто знает… Брюн отбивалась от мрачных мыслей, она будет жить. На следующий день она сама потянулась к малышам, когда их принесли. Она даже не знает, кто это, мальчики или девочки. Отца она тоже не знает. Она посмотрела на младенцев. Мальчики. Два мальчика… у одного волосы светло-рыжего цвета, у другого темные, редкие. Она не видела в них ничего своего, но вспомнила, что один из пиратов был рыжеволос, у него еще была спутанная борода.
Малыши не вызывали у нее никакого, даже малейшего интереса, хотя раньше она с удовольствием играла с маленькими детьми. Ей казалось, что младенцы могут быть такими забавными, правда, постарше, когда научатся улыбаться. А к этим малышам она не испытывала никакой нежности. Они как… как звереныши, которые выросли в ее утробе и теперь еще живут за счет нее. Хорошо, хоть грудь не так болит, даже приятно, когда они отсасывают молоко из набухших грудей.
Она наблюдала за другими женщинами. Хотя они тоже были немы, но к детям относились с любовью, ласкали своих малышей, поглаживали их, смеялись, хоть и беззвучно, когда кто-нибудь из малышей делал что-то забавное. Шептали что-то, когда поблизости не было надзирательницы, рассматривали малышей других женщин, улыбались, кивали. Ее двойняшек тоже рассматривали, но она не хотела принимать в этом участие.
Теперь она могла вставать и должна была помогать в работе. Никогда раньше ей не приходилось заботиться о младенцах, тем более в таких примитивных условиях. Она никак не могла научиться заворачивать пеленки.
— Словно она никогда ничего не делала, представляете, взрослая женщина не умеет чистить овощи! Не знает, как приложить ребенка к груди! — Надсмотрщица не могла успокоиться, остальные женщины согласно кивали в ответ.
Брюн вся кипела. Она могла бы им объяснить, почему не умеет делать эту примитивную работу, которую они так ценят. Ее не учили застилать постели, чистить унитазы, резать овощи и подтирать попы грязным маленьким детям. Зато у нее есть удостоверение космопилота, действительное в нескольких мирах, она умеет охотиться с гончими и егерями, может разобрать и снова собрать сканирующие приборы крейсера средних размеров наравне со специалистом-техником…
Здесь ее умения никому не нужны. Они считают ее глупой или помешанной, а все потому, что она не умеет делать того, что делают они. — Она — мерзость Божья. Но, конечно, неверные толком не учат своих дочерей. — Так надзирательница комментировала все ее промахи.
Никакая она не неверная, никакая не мерзость Божья, но все вокруг ее так называют, и Брюн все труднее и труднее оставаться верной своей истинной сути. Легче тереть полы, как от нее требуют, пеленать младенцев, как ей говорят, резать овощи, как показывают, даже если она знает более правильный способ.
Если бы она на самом деле была глупа… но теперь голова работала с прежней ясностью. Рецепты казались ей такими скучными, но она все равно запоминала их и делила по категориям. От шитья она уставала еще больше, все время тыкать иголкой туда-сюда. Почему они все делают самым сложным способом? Почему не облегчат себе жизнь? Не все, напомнила она себе, это касается только женского труда. Итак, у них есть электричество и водопровод, но компьютерами и всем, что с ними связано, могут пользоваться только мужчины.
Она теперь вспоминала уроки истории, к которым никогда раньше не проявляла интереса. В памяти всплывали целые страницы учебников. Раньше существовали различные общества, которые отказывались облегчать жизнь женщин, чтобы они не забыли о своих традиционных ролях жены и матери. На Старой Земле женщинам, бывало, запрещали водить автомобили, летать или пользоваться оружием, бывало, не разрешали девочкам учиться вместе с мальчиками, не разрешали женщинам становиться врачами. Но все это было так давно и так далеко, а все, что происходило с ней, происходило здесь и сейчас.
Когда Брюн с малышами перевозили в ясли, ей удалось увидеть улицу, но никаких примечательных зданий или сооружений она не заметила. День был холодный, она вся сжалась на ветру. Ее посадили на заднее сиденье такой же закрытой машины, она не видела, куда ее везли, только запомнила, что сделали четыре поворота.
Здание, в котором помещались детские ясли, выглядело немного повеселее. На улицу выходило несколько окон, закрытых ставнями. Раздался гул, и Брюн заметила, как в отдалении приземлился шаттл.
— Смотреть вниз! — прикрикнул на нее водитель и ударил по голове. Но она даже не обратила внимания. Теперь она знает, где находится космо-порт, по крайней мере в каком направлении.
Начальница яслей тоже вела себя приветливее, чем надсмотрщица в родильном доме, откуда-то издалека раздавались женские голоса. Женские голоса? Начальница провела ее в комнату, там стояли одна большая кровать, две детские и невысокий широкий стул с подножкой. Очевидно, он предназначен для кормления. Небольшой шкаф, тумбочка, а на столе у изголовья кровати эта вечная корзинка с шитьем.
Начальница помогла уложить малышей в кроватки, помогла застелить постель и повела Брюн осмотреть дом. В комнатах наверху женщины могли смотреть на улицу, хоть и сквозь ставни, но Брюн резко оттащили от окна. Окна комнаты для рукоделия выходили во внутренний дворик, который был со всех сторон обнесен высокими стенами. В садике росли фруктовые деревья, на некоторых висели яблоки. А за стеной — за стеной видна была другая улица и дома на противоположной стороне, потом еще здания, еще открытое пространство, поля и холмы вдалеке. Брюн с трудом оторвалась от окна. Не сейчас. Она еще успеет все хорошенько рассмотреть.
Здесь, в яслях, было немного свободнее, чем в родильном доме. Считалось, что женщины должны набраться сил перед следующей беременностью. Они должны были гулять в саду, выполнять домашнюю работу, готовить еду. Не все женщины здесь были немыми. Кто-то попал сюда из других родильных домов, некоторые женщины были служанками в частных домах, когда они вернутся к своим обязанностям, их детей отдадут на воспитание в другое место. Женщин осматривали каждый день, проверяя заодно, как они работают. В остальном относились к ним вполне дружелюбно. К немым — более строго, но все равно приветливо.
Брюн продолжали обучать тому, что, как здесь считалось, должна уметь делать любая женщина. Она раньше и не подозревала о многих вещах, но тут перед ее глазами с помощью деревянных палочек и клубков разноцветной шерсти женщины сами делали носки, варежки, перчатки. Ей тоже дали две такие палочки и показали (не один раз!), как нужно набирать петли, как вязать лицевую гладь. Никогда ничего более скучного она не делала, одни и те же движения снова и снова, еще хуже, чем шитье. Потом ей дали еще одну палочку и научили вязать вкруговую. Тут она вспомнила, что носила вещи, сделанные таким же способом, только вязались они из более тонкой пряжи и на машинке. Например, свитера: сшиваются вместе три связанных вкруговую полотнища. Носки… леггинсы… что еще? Вот она и узнала, как все это производилось на свет.
На улице становилось холоднее. Другие женщины кутались в вязаные шали и свитера и качали головами, глядя, как она дрожит от холода.
