За право летать - Лазарчук Андрей Геннадьевич (книги бесплатно без онлайн txt) 📗
Глава первая
Санька
17 августа 2014 года
Планета Земля
Пыльная летняя жара, прибитая к мостовым несколькими каплями дождя, не желала покидать город. Она облепляла подоконники, висла на крышах, скручивала листья в трубочки, исподволь крошила старые питерские кирпичи. И Санька – вернее, старший мичман Александр Смолянин – вдвойне радовался, что приехал в город не тросовиком, а на своем верном «Урале», предмете жгучей зависти сослуживцев. Зависть они прикрывали едкими насмешками и бесконечными советами «сменить дедову рухлядь на простой двухместный глайдер». Против двухместности Санька вовсе не возражал; он любил, когда скорость, ветер в лицо, а Юлька прижимается сзади всем телом и смеется. А кроме того, мотоцикл – это стильно. А глайдер – пошло. Глайдеров этих наштамповали, как китайских велосипедов. Так и кишат.
Он поддал газу, перестроился в левый, запретный для простых смертных ряд и понесся по Московскому проспекту. Встречное движение было не в пример реже, чем попутное: народ в преддверии двадцать второго числа потянулся прочь из города. Разумеется, те, кто имел возможность пересидеть эту неделю на дачах, у родственников, на курортах – в общем, где угодно, лишь бы подальше от Питера.
Остановившись у светофора, Санька посмотрел направо. Рядом стоял, подрагивая, трепаный «зайчик», такой же нервный и испуганный, как и его водитель: рыхлый кругломордый пожилой шпак. Рядом с ним сидела такая же рыхлая тетка с обвисшими бесцветными волосиками. Стекло было опущено, и Санька почти ощутил запах кислого пота, пропитавшего кабину «зайчика». И водитель, и женщина боязливо косились на Санькину форму.
Эх вы, сказал он про себя. Очень хотелось сказать это вслух, и ещё много чего хотелось сказать, хлесткого и справедливого. Эти пацаны через неделю пойдут за вас умирать, а вы стремаетесь устроить им настоящий праздник!..
Но он ничего не сказал. Это был бы нелояльный поступок, и хотя за нелояльные поступки начальство не наказывало даже гардемарин, сами гардемарины никогда не простили бы ничего подобного ни своим, ни тем более инструктору…
Нравы у них были простые. К чему усложнять жизнь, если она легко и празднично может оборваться в четырнадцать лет?
Санька четко, как на смотру, вскинул руку к кожаному шлему, холодно улыбнулся и легко ушел вперед, едва желтый сменился зеленым.
Еще немного – и он, обогнув старинный памятник на площади, выкатился на Пулковское шоссе. Отсюда до военного космодрома, базы «Пулково», где базировались дивизия сторожевых катеров и летная школа, было одиннадцать минут. Оставалось время перекусить перед вылетом и купить шоколадку для медсестры. Санька не помнил, чье сегодня дежурство, но шоколадки любили все. И нельзя рисковать, что из-за какой-нибудь ерунды (вроде прыща на морде или покрасневших от недосыпа глаз) его гардемарин не допустят к зачету.
Сегодня из его ребятишек работали двое: за Анжелу он был спокоен, а вот Пашка его тревожил. Летал пацан хорошо, но нервно и, войдя в раж, начинал расходовать боезапас без удержу – если не сказать хуже. Последняя тренировка по учебной стрельбе прошла благополучно только потому, что перед самым началом Санька завел ученичка в каптерку и навешал плюх, приговаривая: «Не заводись, таракан! Мозгом думай!» Может, и сегодня навешать?..
Что было хорошо – оба его подопечных, как и он сам, не боялись радиационных поясов. Это был не слишком частый дар – и очень ценный. Большинство – пожалуй, девять из десяти – в Поясах летать не могли, что-то у них творилось то ли с визиблом, то ли с мозгами; ребята теряли ориентировку, видели всяческую чертовщину… Санька раньше пытался вытрясти из них, что там такое происходит, в Поясах, пока друг Толик по прозвищу Мохнатый не сказал ему:
«Не знаешь – и хорошо. Я бы тоже лучше не знал…» Мохнатый мог держаться в Поясах, но у него были седые виски.
Так что пару Анжела–Пашка ждало блестящее будущее. Они с ходу попадали в элиту – в «беспредельщики». В дивизии таких пилотов было пятеро, в Школе – один Санька. Полеты на предельных высотах, засады над местами предполагаемого выхода имперских кораблей из суба…
Санька свернул с шоссе на боковую дорогу и, притормозив перед шлагбаумом, посигналил.
Во множестве машин, разбегавшихся из Питера подобно тараканам, сидели перепуганные мужчины (рыхлые и мускулистые, лысые, лохматые и причесанные) и женщины (красивые, уродливые и никакие), – но только два пассажира «зайчика» вообще не думали о подступающем двадцать втором августа. Их не беспокоили брошенные без присмотра вещи, неизбежные по возвращении косые взгляды коллег и соседей, переживших Дни гардемарин в городе… Да и не собирались эти двое возвращаться так скоро. В трехстах километрах от города находился небольшой схрон, снабженный всем необходимым на несколько месяцев – затаиться, отлежаться, пропустить погоню «поверх себя». Нынешний тараканный исход подарил двум пассажирам «зайчика» благословенную возможность сняться с места, не привлекая к себе внимания, а это означало – шанс. Шанс, может быть, выжить.
У гардемарин было множество неписаных правил и всяческих примет. К примеру, выказывать волнение перед полетом считалось дурным тоном. Ботинки полагалось надевать соседские и лучше – летанные. Нельзя было оставлять недочитанные книги, незаконченные партии в го и «железку». Чертовски плохой приметой считался выигранный накануне спор (а пари, по традиции, ребятишки заключали на все, что возможно).
Ну и, конечно, в день вылета нельзя было не поскандалить с начальством. Начальство это знало и на скандалы шло более чем охотно…
Анжела и Пашка топтались у дверей медпункта в ожидании инструктора. Это тоже был незыблемый ритуал – медосмотр проходил только после благословения наставника. Смолянин вышел из-за угла, солидный и уверенный в себе.
– Ну что, кролики? Прыгаем?
– Кто прыгает, а мы летаем, – крутнув несуществующий ус, веско обронила Анжела.
– Ага. Ну, значит, соколы. Подставляйте хвостики… – хмыкнул Санька.
Гардемарины послушно развернулись. Инструктор плюнул на ладонь, вмазал каждому по увесистому шлепку и распахнул дверь в медпункт.
– Лидочка! – поманил он к себе медсестру. – Секретный пакет, получи и распишись.
– Ах, это вы, коварный… – томно шагнула к нему медсестра.
Гардемарины, обогнув целующуюся на пороге парочку, проскользнули внутрь. Тогда Санька отстранился от Лиды и аккуратно закрыл дверь.
Ждать надо было минут пять-семь. Может быть, десять. Санька прижался лопатками к стене, выравнивая спину, затем чуть наклонился вперед и застыл в мгновенном полутрансе. Конечно, будь он немножко умнее, ночью поспал бы. Но – не до сна было…
Из транса его вышибло почти тотчас. Остервеневший стартовый ревун долбанул в стекла, больно вдавил барабанные перепонки. Санька помотал головой и повернулся к окну.
Над летным полем неторопливо всплывал тяжелый сторожевой катер класса «Портос». Воздух дрожал и струился в антигравитационном луче, треугольное рифленое днище катера слегка покачивалось, бликуя. Зеркальные противолазерные блистеры на брюхе и фонарь кабины рассыпали по полю десятки солнечных зайчиков. Санька присмотрелся. Катер шел сеять «колокольчики». В подвесках, кроме объемистых желтых контейнеров, были зажаты лишь дежурные кассеты с «гремучками» – без них сторожевые катера летали только на ремзавод. С недавних пор всем кораблям было категорически запрещено выходить на орбиту без оружия. Даже учебным спаркам.
На двухстах метрах «Портос» завис, выпустил короткие крылья, медленно повернулся носом на север – и, издав характерный звук, в котором сплетались гудение, звяканье, свист и скрежет, резко сорвался с луча и по классической восходящей параболе ушел в выцветшее знойное небо. Некоторое время за ним держался инверсионный след, потом исчез.
Санька зажал нос и старательно продул заложенные уши. Его всегда удивляло, что полевые команды не обращают ни малейшего внимания на акустические удары.
