Странствующая Земля (ЛП) - Цысинь Лю (полная версия книги .txt) 📗
Зато американские геодвигатели работали на полную мощность. Американская континентальная плита теперь выступала в качестве подвески для реактивных двигателей нашей планеты-ракеты. Поскольку вдобавок ко всему Западное полушарие было обращено к Солнцу, температура там была просто ужасающей. Вся тамошняя растительность сгорела дотла.
Орбитальное ускорение Земли длилось долгие годы. Каждый раз, когда Земля мчалась к афелию, тревога человечества ослабевала в обратной пропорции с расстоянием от Земли до Солнца. А когда начинался новый год и Земля устремлялась обратно к своему светилу, тревога с каждым днем усиливалась. И каждый раз, когда планета подходила к перигелию, начинали распространяться слухи, что, мол, на этот раз гелиевая вспышка совершенно точно произойдет. Слухи жили до тех пор, пока Земля снова не устремлялась к афелию; тогда людские страхи постепенно успокаивались вместе с уменьшением солнечного диска в небе.
Но уже начала зарождаться новая волна страха.
Создавалось впечатление, будто дух человечества застрял в космических качелях. Или лучше сказать, что мы играли в космическую русскую рулетку: путешествие к афелию и обратно к перигелию можно сравнить с поворотом барабана, а прохождение перигелия походило на нажатие на спусковой крючок. Каждый раз при этом испытании наши нервы напрягались сильнее, чем в предыдущий. Психика людей изнашивалась. Вся наша юность прошла под знаком этого накатывающего волнами ужаса.
По сути, если вдуматься, Земля никогда не выходила за радиус гелиевой вспышки. Единственная разница между афелием и перигелием состояла в том, что в афелии Земля медленно расплавилась бы, а не превратилась в пар мгновенно, и этот конец был бы гораздо мучительнее.
Эпоха Исхода вскоре превратилась в эпоху катаклизмов.
Первая произошла, когда вызванное геодвигателями ускорение и изменение орбитальной траектории нарушило равновесие железо-никелевого ядра Земли. Эффект преодолел границу Гутенберга и распространился на мантию планеты. Во всем мире усилился приток тепла из недр, что повлекло за собой настоящее буйство вулканических извержений. Начиная с шестого витка подземные города оказались в смертельной опасности — прорывы магмы стали слишком частыми и катастрофическими.
В тот день я как раз возвращался из школы домой, когда из громкоговорителя раздалось чрезвычайное сообщение муниципалитета:
— Тревога! Все жители города F112! По причине разрыва в земной коре северный защитный барьер дал трещину, и магма прорвалась в город! Магма прорвалась в город! В настоящий момент магма затапливает четвертый квартал! Подземные ходы наружу заблокированы. Всем гражданам собраться на центральной площади и эвакуироваться оттуда на лифте. Внимание, эвакуация начнется в соответствии со статьей пятой Закона о чрезвычайных ситуациях! Повторяю: эвакуация начнется в соответствии со статьей пятой Закона о чрезвычайных ситуациях!
Я оглянулся по сторонам. Лабиринты проходов нашего подземного города выглядели как обычно, и от этого становилось еще страшнее. Я четко осознавал непосредственную опасность: наружу вели только два туннеля, и один из них был с прошлого года закрыт — там производилось срочное укрепление защитного барьера. Если другой путь также был заблокирован, оставался только один выход — лифты в вертикальной шахте, а их грузоподъемность была невелика. Эвакуация 360 тысяч жителей города займет очень много времени. Однако она совсем не обязательно превратится в борьбу за выживание: законы о чрезвычайной ситуации, принятые правительством Единства, гарантировали упорядоченное, организованное спасение.
Это напомнило мне старинную этическую задачу. Она звучит так: «Происходит потоп, и ты можешь спасти только одного человека. Кого ты спасешь — своего отца или сына?» Для людей нашего времени этот вопрос не имел ни малейшего смысла.
Прибежав на центральную площадь, я увидел, что другие горожане уже выстроились длинными рядами в соответствии с возрастом. Рядом с дверями лифта стояли роботы-няни с младенцами, затем шли детсадовцы, затем ученики начальной школы и так далее. Мое место в строю все еще находилось довольно близко к переднему концу очереди.
В то время мой отец дежурил на низкой околоземной орбите, мы с мамой оставались в городе одни. Я не мог найти маму. Я бежал вдоль очереди и искал ее, но вскоре охранники остановили меня. Я знал, что она будет в последней группе, в самом конце очереди. Наш город был прежде всего университетским городом, семей в нем насчитывалось немного, и она уже узнала, где соберутся ее ровесники.
Очередь двигалась невероятно медленно. Прошло три долгих часа, прежде чем она дошла до меня, но, зайдя в лифт, я не почувствовал облегчения: от спасения мою мать отделяли 20 тысяч студентов. Мои ноздри уже улавливали вонь серы.
Через два с половиной часа после того, как я поднялся на поверхность, магма затопила весь подземный город, лежащий в пятистах метрах под поверхностью. Представляя себе последние мамины минуты, я чувствовал себя так, как будто мне в сердце вонзается нож. Мама и 18 тысяч других людей, которые не успели эвакуироваться, видели, как магма затопляет центральную площадь. Электричество к тому времени уже отключилось, и единственным источником света было устрашающее алое свечение магмы. Высокий белый купол над площадью медленно потемнел от жара, а запертые в ловушке люди, конечно, погибли. Наверно, они даже не почувствовали, как их пожрала магма: испепеляющий жар температурой выше 2 000 градусов унес их жизни намного раньше.
Но жизнь должна идти дальше, и даже в нашей жестокой и ужасной реальности в любой момент могут вспыхнуть манящие искры любви. Во время двенадцатого путешествия к афелию правительство Единства, стараясь ослабить владеющую человечеством тревогу, неожиданно возобновило Олимпийские игры через двести лет после того, как они были приостановлены. Я собирался участвовать в ралли мотосаней — меня отобрали в команду. Соревнование представляло собой гонку из Шанхая в Нью-Йорк через замерзший Тихий океан.
Как только прозвучал стартовый выстрел, более ста мотосаней устремились через ледяной океан со скоростью около 200 км в час. На первом этапе в поле моего зрения все время маячил кто-то из соперников. Однако через пару дней все участники соревнования, будь они впереди или позади меня, исчезли за горизонтом.
Свет геодвигателей исчез вместе с моими собратьями-гонщиками. К этому времени я попал в самый темный угол Земли. Здесь всё окружающее уходило в бесконечность: и звездное небо над головой, и ледяной океан внизу. Казалось, они простирались до края вселенной. А возможно, это я сам достиг края вселенной.
Я чувствовал себя единственным человеком в этом космосе бесчисленных звезд и бесконечного льда. Лавина одиночества поглотила меня. Еле сдерживая слезы, я мчался так, будто от этого зависела моя жизнь. Теперь я вел гонку не ради места на пьедестале, а чтобы избавиться от этого жуткого одиночества прежде, чем оно убьет меня. В моем сознании не осталось больше дальнего берега, к которому стоило бы стремиться.
Такие мысли неслись в моей голове, когда я заметил вдали человеческий силуэт. Приблизившись, я разглядел, что это женщина. Она стояла около саней, ее длинные волосы развевались на морозном ветру. Наверно, вы уже догадались, что эта случайная встреча определила нашу дальнейшую судьбу.
Ее звали Каёко Корияма, и она была японка. Женская группа стартовала за двенадцать часов до нас, но ее сани угодили в трещину, одно из полозьев сломалось. Помогая с ремонтом, я не мог не поделиться с ней мрачными мыслями, которые только что одолели меня.
Каёко закивала, как бы признавая мою правоту.
— Ох, вот уж точно! Я почувствовала то же самое. Тут и правда можно решить, что ты единственный человек во вселенной! — Она улыбнулась. — Знаешь, когда я увидела тебя вдали, это было, наверно, все равно что увидеть рассвет в Предсолнечную Эпоху.
