Ночь Пса - Иванов Борис Федорович (читать книги регистрация TXT) 📗
На карте города, введенной в память его ноутбука, он отметил передвижения стай очумевших собак. Ориентироваться приходилось на довольно разрозненные сообщения программ новостей. Единой картины из них пока не вытанцовывалось. Не было ясности и в других вопросах.
Запросы об адресах и номерах каналов связи всех известных ему людей, связанных с миссией на Чуре, информационная сеть выдала неохотно – несмотря на то, что пароли следственной группы обеспечивали Перу довольно высокий уровень доступа – и пользы от них было не так много. Бывшие комендант и директор постоянной космической станции наблюдения, на которой в свое время базировалась объединенная миссия Федерации на Чуре, уже не жили на Прерии. Еще четверых его знакомых, работавших на станции вместе с ним, судьба раскидала по Прерии, и вряд-ли они имели хоть малейшее отношение к происшедшим событиям... Из тех, с которыми он высаживался и работал на самой сожженой планете, только Крюге можно было легко найти. Валери Лунс убыла на Джей – работать в одном из тамошних университетов, а Тобиас Мак-Ни не пожелал оставить в сети своих координат.
Это привлекало внимание.
Пер поставил против этого пункта своего мысленного списка жирную птичку и перешел к его следующему – последнему пункту.
КОНДРАТИЙ ГРИВНИН – СИСТЕМОТЕХНИК ВЫСШЕЙ КВАЛИФИКАЦИИ. РАБОТА В СИСТЕМЕ ЧУР – 5 ЛЕТ. МЕСТО ЖИТЕЛЬСТВА – РЕЧНОЕ СУДНО НИМФА, ПЕРЕМЕЩАЕТСЯ В ФАРВАТЕРЕ НЕБЕСНОЙ И МАЛЫХ ОЗЕР. ИСТОЧНИК ДОХОДА – КОНСУЛЬТАЦИИ ЧАСТНЫХ ЛИЦ И ОРГАНИЗАЦИЙ. НОМЕР КАНАЛА СВЯЗИ В ОБЩИЕ СПИСКИ НЕ ЗАНЕСЕН.
Пер прикрыл глаза, потер виски. Вот как – оказывается старина Кон ушел на вольные хлеба... И найти его в фарватере Небесной и Малых озер будет задачей далеко не простой. Хотя, всегда можно обратиться за помощью к Большому Брату – тому, что стоит за спиной симпатичного Агента на Контракте. Но это – в последнюю очередь. Не стоит подставлять людей, которым многим обязан под этот прожектор. Что ж, попробуем подойти к этому вот с какого конца,,.
Он порылся в памяти и набрал номер, который считал давно забытым.
– Мэри-Энн? – спросил он без особой надежды услышать положительный ответ.
– Это я, Пер. – ответили откуда-то издалека.
– Ты так быстро узнала меня? – Пер поскреб в затылке.
– В этом нет ничего сложного. Ты из тех, кто мало меняется. Я знала, что ты мне позвонишь, когда выберешься из-за решетки... Хочешь увидиться?
– Это сейчас – опасное дело. Лучше подождать с этим...
Пер откашлялся, побарабанил пальцами по столу.
На том конце линии терпеливо и чуть напряженно молчали...
– Тебя... тебя не тревожили относительно меня – за последние день-два? – осведомился он.
– Нет. Ты имеешь ввиду легавых?
– Не только их...
– Нет. Никто не интересовался. Просто было предчувствие...
Тебе нужна помощь?
– Ты помнишь Кона Гривнина? Того, что был с нами _т_а_м_?
– Я очень хорошо его помню...
– Мне надо поговорить с ним... Он на какой-то барже теперь живет, что-ли... Называется Нимфа.
– Яхта, – уточнила Мери-Энн. – Купил по случаю.
– Где она сейчас плавает? И как к нему дозвониться? Он свой номер на себя не зарегестрировал...
– Он его зарегестрировал на меня. Мы вместе... плаваем. А Нимфа причалена на Кузнечной. Если ты из Центра звонишь, то это – десять минут на такси. Приедешь?
Некоторое время Пер переваривал эту информацию.
– Ты не можешь позвать его к аппарату? – наконец спросил он. – Это в связи с делом одного нашего друга – Тора Толле. Ты знаешь. С ним сейчас нехорошо...
Теперь несколько секунд помолчала Мери-Энн.
– С Кондратом тоже... нехорошо сейчас... Обо всем этом надо поговорить... Приезжай.
Пер еще раз отбил по поверхности стола короткую дробь.
– Жди. – наконец сказал он.
Ганс Крюге был полной противоположностью тому образу, что сложился в воображении комиссара, после краткой характеристики, которую выдал ему раздосадованный Ким. Больше всего приват-доцент в отставке и сотрудник исследовательского отдела Разведслужбы (из которой, как говорят, в отставку не уходят) походил на лавочника-антиквара. Возраст его определить было, пожалуй, невозможно – есть такой тип людей, для которых в сорок время останавливается и напоминает о себе лишь в глубокой старости.
Еле кивнув комиссару, он продолжил энергично рыться в допотопной картотеке. Его повадки были повадками явного холерика.
«С немцами всегда так, – подумал Роше, – или педант или холерик. Зато, если уж холерик – так еще тот...»
Он пристроил шляпу на вешалку, роль которой выполнял мудреный рог какой-то нездешней твари и стал осмотриваться , привлекая внимание хозяина задумчивым посапыванием.
Кабинет, любезно оставленный администрацией университета за доктором Крюге после его ухода на вольные хлеба, еще больше усиливал ассоциации с антикварной лавкой. На полках и стеллажах теснились экспонаты невиданные и чудесные. Тут были: целая коллекция мечей – удивительно узких и хищных, словно воплотивших в себе саму идею убийства, масса различных предметов вооружения и экипировки – от изящных стилетов до боевых шлемов с мощными респираторами, мудреной оптикой. Книги и свитки в причудливых футлярах. Одежда – словно из реквизита к модернистскому спектаклю о жизни древности. Масса предметов неизвестного комиссару назначения. Снимки – много снимков. И даже картины. Техника исполнения – детская какая-то. Примитивизм. Неосознанный, пожалуй, примитивизм. Но зато – как выразительно...
Вжатые в почерневшую, выгоревшую чашу долины строения – что-то явно оборонное: доты, бункеры.
Безжизненные, грозным хороводом замкнувшие горизонт изломанные вершины горной гряды. В узком просвете – жуткая даль, тонущая в зыбком, гноящемся мареве.
Цепочка отрешенных, отвернувшихся от царства зла, что там, внизу лун, спешащих по своему, неземному делу в стынущем небе: Чур...
Только потом, уже отрывая взгляд от полотна, замечаешь людей.
И Псов, разумеется. Словно просто для масштаба нарисованных. Но присмотрись к их вдаль уходящей цепи, что эхом повторяет цепочку лун в небесах – темнеющих, безнадежно отрешенных земного зла: нет, наверное, не просто для масштаба...
– Вам понравилось? – осведомился хозяин кабинета. – Мне тоже нравится их искусство. Тем более, что сами они его ни в грош не ставят – там, на Чуре... Могу смотреть на это часами... Вот и сейчас – засиделся здесь, среди этого...
Он повел вокруг себя руками. Роше перевел взгляд на свою нераскуренную трубку, которую машинально достал из кармана.
– Это – целый музей, – согласился он. – Конечно не такой, как тот, внизу, но... – комиссар постарался окрасить свой голос нотками восхищения.
И попал в точку. Ему даже было предложено сесть.
– Я так и задумывал свою коллекцию, – с гордостью признал Крюге. – Как музей – небольшой, но вполне самостоятельный... Я завещаю его Университету. Пожалуй, даже при жизни еще передам – тому жулью доверять нельзя... Я – про... – он ткнул крючковатым пальцем вверх. – Но тут еще уйма работы – многое нужно описать, определить, свести в приличный каталог... На мой век дел хватит...
– А я-то удивился, застав вас тут в столь поздний час, док, – тут Роше принял как можно более смиренный вид. – Однако может у вас все-таки найдется чуток времени на то, чтобы выслушать меня?
Момент был сучковатый, как определил бы Джон Старинов.
– У меня-то найдется, с грехом пополам, – разом утратил благостное расположение духа Крюге. – А вот вы напрасно теряете время, комиссар. Ваш коллега уже имел удовольствие вести со мной душеспасительную беседу. Боюсь, что был с ним излишне резок. Мои ему извинения... На этом, думаю, нашу беседу можно закончить. Не сотрудничаю с властями. И не напоминайте мне о подписке, которую я дал этим интеллектуалам при погонах... Они могут использовать этот пипифакс по назначению...
