Врата Валгаллы - Ипатова Наталия Борисовна (лучшие книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
И только тут ее отпустило. И отпустило жестоко, приподняв и шлепнув оземь, словно из невесомости разом под три «же», желудок рванулся вверх, а кости ног наоборот куда-то исчезли. Трясущимися руками и не с первого раза Натали откинула блистер. Выползти самой тоже не получилось: Фрост, видавший всякое, подкатил лесенку, поднялся по ней и попросту вынул Двенадцатую из ложемента за плечи, и перевалил через борт. По лесенке она и сползла, скорчившись у обутых резиной стоек. Рвать было нечем, иначе, как пить дать, осрамилась бы прямо здесь... Фрост подложил ей под спину свернутое в валик одеяло.
Ангар вне желтой линии, отсекающей Тецимы, был полон, по люди стояли вплотную друг к дружке, придавленные недоуменной тишиной. Имя «Эстергази» перепархивало бабочкой над головами. Гросс, всей массой тела раздвигая толпу и шатаясь, как пьяный, прошел к своему – своей? – пилоту.
– Ну и... голос у тебя, Двенадцатая.
Этим дело, само собой, не кончилось. Стянув скафандр, совершенно мокрый внутри, трясясь под наброшенным одеялом и прихлебывая чай, поданный Фростом, Натали наблюдала, как понемногу, неохотно покидали ангар люди, которым, по сути, нечего было здесь делать – только удовлетворять любопытство. До большинства дошло уже, что все здесь были бы уже мертвы, когда б не «эта штука», и разузнавали обиняками: «правда ли, что...» В отдалении Джонас беседовал с Гроссом, и когда комэск вновь подошел к Натали, выглядел он мрачнее тучи.
– Что за песни я слышу про выход из боя?
Чашку пришлось отставить, хотя и с сожалением. За нее, по крайности, можно было держаться. Комэск перешел на шепот.
– Джонасу всей веры – полслова, он известный перестраховщик. Если смогу – вытащу, но что там, черт побери, было?
– Я не справилась с управлением, – сказала Натали, не глядя, впрочем, ему в лицо.
– На хрен ты вообще там сидишь! – вспылил Гросс, протягивая руку. – Должна справляться. Кассету!
Пришлось лезть в кабину, преодолевая тошноту и ломоту в костях. Назгул был вызывающе безгласен. Гросс сунул кассету в карман и направился в каморку механиков, откуда вылетел через минуту.
– Она ж пустая, – буркнул он. – Будто ты и двигатель-то не включала. Ччерт... Ты пойми, отправить под трибунал не добровольца... женщину... у меня б язык не повернулся. Но тут, – он указал подбородком на Тециму, – нет же ничего нормального! Каждый дурак захочет сказать свое веское слово. Готовься, затаскают.
С этими словами он ушел, а Натали поднялась по лесенке и, не залезая в кабину, приложила к уху шлемофон.
– Это как это?
– Ибо нефиг, – меланхолично сказали там. – Думается мне, нам есть что сказать друг другу без лишних глаз.
Разбирательство, само собой, не замедлило. Комната, куда вызвали Натали, битком была набита начальством. Эреншельд сидел в дальнем углу с видом, что он-то секрет Назгула знал с самого начала, но играл по правилам, подчиняясь приказу. Встрепанный Тремонт, невозмутимый Краун, офицер СБ, похожий на лабораторный фильтр, в том смысле, что готов объяснить явление, но только в рамках ситуации, и ни слова сверх. Гросс стоял посреди комнаты навытяжку, и всю дорогу, пока он отвечал «за нее», молодецки делая вид, будто в курсе всего, Натали мечтала отстоять процедуру, спрятавшись за его широкой спиной.
Не удалось. Впрочем, всегда остается удобная возможность сказаться дурой. Никто, как правило, этому не удивляется.
– Все в итоге сводится к одному, – сказал ей Краун. – У нас на вооружении, как оказалось, состоит уникальная сущность. Кассета с записью пуста: как я понимаю, это знак, что сущность демонстрирует некие возможности и желает установить свои правила. С другой стороны – мы являемся сообществом, которое не может допустить послабления в своих рядах. Тем более в состоянии войны. Экстраполяция записей с других кассет увеличивает личный счет Назгула, – он невольно усмехнулся, – как минимум на 15 единиц. Невероятно. Плюс фантастически результативная организация атаки. При всем моем уважении к леди, едва ли мы можем посчитать все это ее личным вкладом в военное дело. У меня остался один простой и прямой вопрос: кто покинул бой? Вы или Назгул? Честный ответ на этот вопрос важен неимоверно. От него зависит, являются ли понятия присяги, верности, чести и долга базовыми для новой сущности, а следовательно – насколько оправдано нахождение ее на балансе Вооруженных Сил Империи.
– И не рассматривайте нас как бездушных чудовищ, леди, – добавил Эреншельд. – Мы знали человека. С этого офицера можно было писать Устав.
– Поставьте себя на его место, – ляпнула Натали.
Мужчины замолчали, она даже испугалась бы, кабы было куда больше пугаться.
– Вы ведь... эээ... не случайный человек в кабине опытного образца?
– Кто-то наверху решил, что так.
Гросс сбоку присвистнул, немедленно извинившись перед командованием. Командованию, видимо, только субординация помешала сделать то же самое. И только эсбэшник кивнул: дескать, знал с самого начала.
– Что до меня, я – поставил, – заявил Тремонт. – Но вот как пилоты отнесутся к возможности пустить их по второму кругу, для меня, честно говоря, загадка.
– Вероятно, будет правильно, если возможность эта их воодушевит, – сказал сотрудник СБ. – Моя компетенция тут заканчивается. Я уполномочен консультировать только по технической части.
– А как прикажете нам рассматривать этого... Назгула? Как оборудование или как персонал? – поинтересовался адмирал. – Если оборудование, то его полезность и безопасность – залог его существования. А если персонал, то... штатный психоаналитик у нас даром разве?
– Что до меня, – Клайву Эйнару не нашлось сидячего места наравне с офицерами более высокого ранга, пришлось стену подпирать, – я полагаю, этот ваш Назгул по определению не может быть душевно здоров. Мне, честно говоря, трудно представить более чудовищный конструкт, а он у вас еще и плазменной пушкой оснащен. Один раз человек уже умер... как вы намерены его контролировать? Наличием девушки в кокпите? Простите, это выглядит смешно.
– Девушка в кокпите останется, – сказал представитель СБ. – Это ограничение предписано сверху и будет действовать, пока его не отменит Император или кто-то, говорящий от его имени. Каково бы ни было желание девушки, самого Назгула или командования Базы.
– Я предлагаю в принципе отказаться от Франкенштейна, – уперся психоаналитик. – Про таких, как он, нет книг. Я не имею в виду беллетристику. Есть вещи, которые нельзя использовать в принципе, и уж тем более – нельзя использовать в критической ситуации, когда есть опасность сделаться их заложником. Империя схватилась за него в годину бед. Такие вещи склонны оборачиваться главной бедой, если вы понимаете, что я имею в виду. Мы – ксенофобы, съер вице-адмирал. Так уж исторически сложилось.
– Что значит – отказаться? – неожиданно спросил Гросс. – Пятнадцать сбитых машин.
– Представьте себе, это могут быть ваши машины. Как вы намерены его контролировать? Не знаю, как военспецы определили грамотность атаки, но лично мне было совершенно очевидно: этот ваш Назгул в грош не ставит человеческую жизнь. Вы представляете, что есть армейский миф? Как скоро личный состав поймет, что мертвым он Родине – лучше? Что начальство в любой момент, пусть от отчаяния – вице-адмирал, съер, простите – засунет его в скафандр, в вакуум, а там – фастбарбитал в вену, и готов новый Назгул? И это касается лучших. Каков, скажите, в таком случае смысл быть лучшим?
– И даже смерть нас не остановит, – пробормотал вдруг Тремонт, и все обернулись к нему. Удивленно, ибо начальник летной части предпочитал помалкивать, пока это ему удавалось. – А ведь это, понимаешь, символ.
– Символ, да, – согласился и вице-адмирал. – Мы не можем отложить испытания Назгула до лучших времен. Заниматься его философско-этическим аспектом не ко времени и бессмысленно, как представляется мне. Контролировать Эс... Назгула мы можем лишь в той мере, в какой он продолжает испытывать человеческие чувства, в этом я с вами согласен. Так пусть продолжает их испытывать... доколе может. Человек, вознагражденный за беспримерный героизм вторым шансом: этой версии мы и будем придерживаться. Синклер... – Эреншельд с сомнением посмотрел на психоаналитика, – Краун, позаботьтесь об этом.
