Туманность Андромеды - Ефремов Иван Антонович (серия книг txt) 📗
– Мне кажется, лучший подарок, какой женщина может сделать любимому, – это создать его заново и тем продлить существование своего героя. Ведь это почти бессмертие!
– Мужчины судят по-другому в отношении нас, – ответила Веда. – Дар Ветер мне говорил, что он не хотел бы дочери, слишком похожей на любимую, – ему трудна мысль уйти из мира и оставить ее без себя, без одеяния своей любви и нежности для неведомой ему судьбы… Это пережитки древней ревности и защиты.
– Но мне невыносима мысль о разлуке с маленьким, моим родным существом, – продолжала поглощенная своими мыслями Низа. – Отдать его на воспитание, едва выкормив!
– Понимаю, но не согласна. – Веда нахмурилась, как будто девушка задела болезненную струнку в ее душе. – Одна из величайших задач человечества – это победа над слепым материнским инстинктом. Понимание, что только коллективное воспитание детей специально отобранными и обученными людьми может создать человека нашего общества. Теперь нет почти безумной, как в древности, материнской любви. Каждая мать знает, что весь мир ласков к ее ребенку. Вот и исчезла инстинктивная любовь волчицы, возникшая из животного страха за свое детище.
– Я это понимаю, – сказала Низа, – но как-то умом.
– А я вся, до конца, чувствую, что величайшее счастье – доставлять радость другому существу – теперь доступно любому человеку любого возраста. То, что в прежних обществах было возможно лишь для родителей, бабушек и дедушек, а более всего для матерей… Зачем обязательно все время быть с маленьким – ведь это тоже пережиток тех времен, когда женщины вынужденно вели узкую жизнь и не могли быть вместе со своими возлюбленными. А вы будете всегда вместе, пока любите…
– Не знаю, но подчас такое неистовое желание, чтобы рядом шло крохотное, похожее на него существо, что стискиваешь руки… И… нет, я ничего не знаю!..
– Есть остров Матерей – Ява. Там живут все, кто хочет сам воспитывать своего ребенка.
– О нет! Но я не могла бы и стать воспитательницей, как это делают особенно любящие детей. Я чувствую в себе так много силы, и я уже раз была в космосе…
Веда смягчилась.
– Вы – олицетворение юности, Низа, и не только физически. Как все очень молодые, вы не понимаете, сталкиваясь с противоречиями жизни, что они – сама жизнь, что радость любви обязательно приносит тревоги, заботы и горе, тем более сильные, чем сильнее любовь. А вам кажется, что все утратится при первом ударе жизни…
При последних своих словах Веду вдруг осенило. Нет, не в одной лишь юности была причина тревог и жадных стремлений Низы!
Веда впала в свойственную многим ошибку – считать, что раны души заживают одновременно с телесными повреждениями. Совсем не так! Долго-долго остается еще рана психики, глубоко скрытая под здоровым физически телом, и может открыться неожиданно, иногда от совсем незначительной причины. Так и у Низы – пять лет паралича, пусть совершенно бессознательного, но оставившего память о себе во всех клеточках тела, ужас встречи со страшным крестом, чуть было не погубившим Эрга Ноора.
Угадав направление мыслей Веды, Низа глухо сказала:
– После железной звезды меня не покидает странное ощущение. Где-то в душе есть тревожная пустота. Она существует вместе с уверенной радостью и силой, не исключая их, но и не угасая сама. Но бороться с ней я могу лишь тем, что должно захватить меня всю, не оставляя меня наедине с этим… Теперь я знаю, что такое космос для одинокого человека, и еще больше склоняюсь перед памятью первых героев звездоплавания!
– Я, кажется, понимаю, – ответила Веда. – Я была на затерянных среди океана маленьких островках Полинезии. Там в часы одиночества перед морем тебя всю охватывает бесконечная печаль, как растворяющаяся в однотонной дали тоскливая песня. Должно быть, древняя память о первобытном одиночестве сознания говорит человеку, как слаб и обречен он был прежде в своей клеточке-душе. Только общий труд и общие мысли могут спасти от этого – приходит корабль, казалось бы, еще меньший, чем остров, но необъятный океан уже не тот. Горсточка товарищей и корабль – это уже особый мир, стремящийся в доступные и покорные ему дали. Так и корабль космоса – звездолет. В нем вы с отважными и сильными товарищами! Но одиночество перед космосом… – Веда вздрогнула. – Вряд ли человек способен вынести его.
Низа прижалась к Веде еще крепче.
– Как правильно вы сказали, Веда! Оттого я и хочу всего сразу…
– Низа, я полюбила вас. Теперь я больше согласна с вашим решением… Оно мне казалось безумным.
Низа молча сжала руку Веды и ткнулась носом в ее холодную от ветра щеку.
– Но выдержите ли вы, Низа? Это так невероятно трудно!
– О какой трудности вы говорите, Веда? – обернулся услышавший ее последнее восклицание Эрг Hoop. – Вы сговорились с Дар Ветром? Он уже полчаса убеждает меня отдать молодежи мой опыт астролетчика, а не уходить в полет, из которого не возвращаются.
– И что же, удалось убеждение?
– Нет. Мой опыт звездоплавания еще более нужен, чтобы довести «Лебедя» до цели, туда, – Эрг Hoop указал на светлое беззвездное небо, где ниже Малого Магелланова облака, под Туканом и Водяной Змеей, должен был гореть яркий Ахернар, – довести по пути, не пройденному еще ни одним кораблем Земли или Кольца!
С последним словом Эрга Ноора за его спиной вспыхнул край выдвинувшегося солнца, лучи которого смели всю таинственность белой зари.
Четверо друзей подошли к морю. Океан дышал холодом, накатывая на отлогий берег ряды беспенных волн тяжелую зыбь бурной Антарктики. Веда Конг с любопытством смотрела на стальную воду, быстро темневшую с глубиной и под лучами низкого солнца принявшую лиловатый оттенок льда.
Низа Крит стояла рядом в шубке из голубого меха и такой же круглой шапочке, из-под которой выбивалась масса темно-рыжих волос. По обыкновению, девушка слегка вскинула голову. Дар Ветер, любуясь ею, нахмурился.
– Ветер, вам не нравится Низа? – с утрированным негодованием воскликнула Веда Конг.
– Вы знаете, что я восхищаюсь ею, – угрюмо ответил Дар Ветер. – Но сейчас она показалась мне такой маленькой и хрупкой по сравнению с…
– С тем, что меня ожидает? – с вызовом спросила Низа. – Теперь вы перебросили атаку с Эрга на меня?..
– Я вовсе не думаю так поступать, – серьезно и печально ответил Дар Ветер, – но мое огорчение естественно. Прекрасное создание моей милой Земли должно исчезнуть в безднах космоса с его мраком и чудовищным холодом. Это не жалость, Низа, а печаль утраты.
– Вы почувствовали, как и я, – согласилась Веда, – яркий огонек жизни – Низа – и ледяное мертвое пространство!
– Я кажусь хрупким цветком? – спросила Низа. Странная интонация ее голоса насторожила Веду.
– Кто больше меня любит радость борьбы с холодом? – И девушка сорвала шапочку, встряхнув рыжими кудрями, сбросила шубку.
– Что вы делаете, Низа? – первой догадалась Веда Конг, бросаясь к астронавигатору.
Но Низа взлетела на скалу, нависшую над волнами, быстро разделась и передала Веде свою одежду.
Холодные волны приняли Низу, и Веда вся содрогнулась, представив себе ощущение от такого купанья. Низа спокойно отплывала дальше, сильными толчками пронизывая волны. Поднявшись на гребень, она стала махать оставшимся на берегу, вызывающе приглашая последовать за собой.
Веда Конг следила за ней с восторгом.
– Ветер, Низа – подруга не Эргу, а полярному медведю. Неужели вы, северный человек, отступите?
– По происхождению северный, а сам предпочитаю теплые моря, – жалобно сказал Дар Ветер, нехотя приближаясь к заплескам морского наката.
Раздевшись, он потрогал ногой воду и с воплем «ух!» кинулся навстречу стальному валу. Тремя широкими взмахами он взлетел на вершину волны и скользнул в темную впадину второй. Только многолетняя тренировка и круглогодовое купанье спасли престиж Дар Ветра. Дыхание его прервалось, и красные круги завертелись в глазах. Несколькими резкими нырками и прыжками он вернул возможность дышать. Дар Ветер приплыл посиневший, в ознобе и понесся в гору вместе с Низой. Спустя несколько минут они наслаждались теплом мехового одеяния. Даже знобящий ветер, казалось, нес дыхание коралловых морей.
