Зло (СИ) - Максимов Сергей Васильевич (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .txt) 📗
Александер, как и полагается местному, первым отошел от оглушительного удара тишиной и бросил поварихе, продолжавшей помешивать свое варево:
— Похлёбка — то из чего?
Рыжая протараторила:
— Суп из семи залуп. Четыре покрошены, три так брошены. Отведать не желаете?
Чиновник поморщился и отвернулся от дерзкой стряпухи. Толпа начала расступаться, стоило Александеру двинуться вперёд. Глаза этих бледных измученных жизнью женщин были опущены в пол. Они не смели поднять глаз на заместителя директора — годы, прошедшие после подавления восстания, приучили их к покорности. Они старались исчезнуть, стать невидимыми, затеряться в этом сером месиве. Слиться в один безликий сгусток кротости и послушания. Каждая, словно по команде, положила ладонь правой руки на запястье левой. Никто не хотел, чтобы их номер попался проверяющему на глаза. Если к Александеру женщины (хоть в серой массе и встречались мужчины, но процент их был ничтожно мал) относились как к светилу, посмотрев на которое, можно ослепнуть, его спутники вызывали у них неподдельный интерес. Стоило здешней "звезде" (подобная аналогия была верна не только из — за «гравитационного» воздействия, которое чиновник оказывал на женщин, расступавшихся на его пути, но и из — за эллипсовидной формы тела Джеймса) проплыть мимо, как глаза женщин поднимались. Голодные черные дыры зрачков начинали сверху донизу изучать следующих в фарватере движения проводника Айзека и Киллиана. В этих глазах надежда смешалась со страхом. На экипаж Вергилия смотрели, как на покупателей…
В центре площади показался товар, который приготовили для гостей Александера здешние жители. Внутри плотного кольца женщин стояли дети. Двое мальчиков и три девочки, в одной из которых Киллиан узнал охотницу на тараканов, беря пример со своих матерей, смотрели в пол.
— Что ж, господа, надеюсь мы сможем заинтересовать вас своим предложением, — бюрократ махнул на пятерку детишек десяти — двенадцати лет от роду и улыбнулся. За мгновение пока он моргал, блаженно представляя свои дивиденды от возможной сделки, Айзек успел оказаться у него перед носом. Медленно, сопровождая плавные движения улыбкой, Эпос разгладил лацканы его пиджака и притянул лицо чиновника к себе, схватив указательным пальцем за галстук.
— Чем вы тут промышляете, любезнейший — не мое дело, конечно, но такими предложениями вы порочите меня и моего сына.
Александер отпрянул, смахнул испарину со взмокшим лба и, нервно откашлявшись, выдавил:
— А о чем вы, собственно, подумали? — он хихикнул удивившись своему голосу, который дал петуха. — Жительницы сектора переработки надеются, что торговцы и другие достойные люди смогут взять их детей в обучение…
Он ещё что — то говорил, отбиваясь от вопросов Эпоса, но Киллиан их уже не слышал. Дрожащие всем телом, худенькие фигурки детей говорили ему больше, чем вся грязь, льющаяся изо рта толстяка. Когда же один из малышей все же осмелился поднять взгляд, впялив блестящие от ужаса кристаллы глаз в лицо Сивара, юноша пошатнулся. Киллиан не мог на это смотреть. Не мог терпеть ту боль и отчаяние, вырывавшееся из бездонных колодцев зрачков этого уже замаранного жизнью ребенка. Не мог находиться рядом с человеком, который был повинен во всем этом. Сивар обернулся к Эпосу. Реальность в его голове смешалась с видением. Он смотрел на спокойное лицо Айзека, и ему мерещился смех. Инфернальный, дьявольский смех чудовища, упивавшегося делами рук своих.
Холод глаз Райберга полоснул Киллиана адским пламенем, и он побежал. Ноги сами понесли его подальше от этого жуткого места. Он несся, не разбирая дороги. И лишь смех, адский смех Фобоса, продолжал сдавливать его разум. Он бежал и бежал, спотыкался и падал, вставал и продолжал эту нескончаемую гонку с хохотом в своей голове. Отвращение ко всему окружающему, отвращение к самому себе, неспособному ничего изменить, вырвалось из него наружу. Киллиана стошнило. Он облокотился на стену и прокашлялся лишь для того, чтобы продолжить эту схватку с видением. Вереницы галопанелей проносились мимо него, как лица всех умерших, что ему уже довелось увидеть во время их путешествия. Лица счастливчиков. Он вспоминал шедших с ним в Лабиринт. Вспомнил эти безумные, верящие в россказни Змея лица. Он думал о несчастных, что сгинули на «Гулу» и понимал, что им выпала не самая плохая участь. Что было лучше: умереть в лапах чудовищ и от рук маньяков или жить, медленно прогнивая от яда окружающей реальности, видя, как в эту пучину затягивает твоих детей? Образы женщин стояли у Киллиана перед глазами. Они готовы были отдать свое главное сокровище первому встречному, лишь бы избавить детей от участи, с которой сами уже давно смирились.
Киллиан не заметил, как очутился у комнаты, которую они с Айзеком сняли у одного из здешних барыг. Он машинально открыл дверь, бросив код через кибер и повалился на кровать. Глаза того малыша не отпускали. Они продолжали смотреть на Киллиана, просачиваясь через толщу перегородок. Он чувствовал это взгляд, словно не было между ними сотни метров породы и металла, словно он никуда не убегал из того проклятого места. Он будто унес его частичку с собой. Унес их скорбь и их надежду.
Этот сконцентрированный поток отчаяния подхватил разум Сивара и бешеной волной начал крушить барьер, выстроенный у него в голове неведомым зодчим. Удар следовал за ударом. Отчаяние вдов пояса Дита, их безумие и их мольба сплелись с отвращением Киллиана ко всему сущему и незримым тараном впились в каменную кладку преграды. Небольшая капель образов начала просачиваться сквозь стену, постепенно переходя в поток. Вереница воспоминаний пробила ментальную дамбу, расконсервировав память юноши.
Килиианна пробила дрожь… Он будто в эпилептическом припадке начал вспоминать. Память, как черный яд снов, прожигала его внутренности, превращая их в лёд. Он вспомнил: груда тел и черный локон волос, на самом кончике окрашенный в белый, застыли перед его глазами. Он видел эту картину, сошедшую с экранов хроник. Такую реальную, такую настоящую и напрочь им забытую. Он вспомнил Топаз. Вспомнил ее. Вспомнил Мию. Вспомнил их беззаботную любовь. Вспомнил атаку кордов. Вспомнил безжалостный приказ Айзека и свое позорное спасение. Все эти дни, все время полета и поиска, он не знал… Он был лишь инструментом, который понадобился Эпосу для временных нужд.
"И ради чего все? Ради того, чтобы люди продолжали жить, утопая в своем собственном дерьме? Ради этого я должен жить, забыв ее? Забыв себя?" — мысли мелькали в голове Киллиана, разрастаясь и заполняя все вокруг. Он не понимал, где находится. Ему мерещился склон огромного кратера, и пепел оседающий на него с темных небес. Мысли сливались в голове в белый шум и трансформировались в шепот тысячи ртов. Миллионы голосов, таких же как он, бесцельно погибших ради иллюзорного блага человечества, заходились в его голове криком.
"Нет ничего: нет правды, нет веры, нет любви. Есть только грязь и порок. Есть только тьма, которая затягивает все вокруг." — его сжатая руками голова была готова разорваться от рвущихся наружу криков. Боль почти парализовала тело. Физиокомбинезон насквозь промок от пота. Холод, студёной волной сковавший его внутренности, вырывался через дрожь, пробившую ноги.
Решение, неожиданное и резкое, как выброс пульсара, вырвалось из глубин сознания и захватило все его мысли. Импульсник — маломощная, разрешённая к ношению модель, не способная убить, а лишь оглушающая жертву — перебрался из сейфа в его руку.
"Если увеличить мощность на максимум и приставить ровно к виску…"
— Какой догадливый, — слова Айзека вытянули Киллиана за горизонт событий черной дыры суицида и заглушил голоса, бушевавшие в его голове. — Можно и башкой об стену, если желания хватит. А то что, как ссыкун? Импульсником — то каждый может. Можно ещё найти перекладину и на собственном комбинезончике вздернуться. Но это, знаешь, грязное такое дело. Потом тащи тебя, вывернутого наизнанку…
Айзек начал расхаживать по комнате. Импульсник и безумство, кипевшее в глазах юноши, его мало интересовали.
