Троны Хроноса - Смит Шервуд (лучшие книги TXT) 📗
Он так и не вернулся в Зал Слоновой Кости; когда он бежал туда по короткому служебному коридору, его швырнула на колени волна от взрыва, убившего всех, кто там был.
После этого он ничего не мог вспомнить ясно. Инстинкт самосохранения побудил его укрыться глубоко в старом лабиринте Гегемонии, знакомом ему с детства.
Там он встретил кое-кого из своих подчиненных, таких же растерянных, как и он сам, — и снова обрел здравый смысл и решительность, узнав, как много других попало в плен к завоевателям.
Для мертвых они больше ничего не могли сделать — разве только унести их потихоньку и похоронить, пока здоровенных должарских солдат в тяжелых сапожищах не было поблизости. Зато они могли использовать домашнюю систему, чтобы помешать врагу овладеть дворцом, — и делали это.
Отсюда и началось Сопротивление. Халкин постепенно осознал, что знания, которые он держал в уме, стали еще ценнее, когда должарианцы все-таки взломали дворцовый компьютер. Планетарный ДатаНет сдался вскоре после этого, и Халкин с горсткой других, включая дочку старшего садовника, трудясь неделю за неделей, месяц за месяцем, создали свою сеть связи, охватывающую всю планету.
Примерно через месяц после вторжения — это было как удар молнии — в Мандалу снова явился бывший Крисарх. Не успели друзья и враги осознать этот факт, он исчез снова, вырвав гностора Омилова из рук палачей Эсабиана, прихватив заодно солидную порцию сокровищ из Аванзала Слоновой Кости.
После этого визита в дворцовом компьютере что-то изменилось. Подпольщики не сразу поняли важность этих перемен: сначала их отвлекала бурная реакция должарианцев на компьютерные призраки, освобожденные Эренархом Брендоном, а после — битва при Артелионе... и необходимость спасать выживших.
Но после этого Халкин стал понимать, что перемены в компьютере поистине фундаментальны. Он всю жизнь работал с этой системой и знал все ее особенности. Компьютер был чем-то вроде его незримого спутника, и смотреть, как Ферразин пытается взнуздать его, чтобы подчинить себе, было почти так же больно, как наблюдать за мучениями старого друга.
Когда выжившие в бою начали высаживаться в разных точках планеты, с компьютером произошел один из его загадочных сбоев. Он охватил всю систему, и должарские техники предприняли самые отчаянные меры, чтобы запустить компьютер снова. Когда им это удалось, Ферразин даже не пытался по-настоящему восстановить пропавшую информацию. Потом Халкин смекнул, что сбой продолжался ровно столько же, сколько и высадка. Словно кто-то намеренно отключил систему, а потом включил ее снова, когда опасность миновала.
Но задумываться об этом было некогда — главной заботой Халкина стало поместить спасенных в убежище. Особенно затрудняло задачу то, что должарианцы пронумеровали всё гражданское население и регистрировали его перемещения. Военные, не расстрелянные сразу после вторжения, содержались под стражей и использовались на принудительных работах.
Спасательная капсула Маски приземлилась на самом краю Мандалийского архипелага. Первое время обгоревший коммандер скрывался в лесу, уходя от должарских поисковых команд. Халкина оповестил об этом опять-таки домашний компьютер, и он показал главному стюарду еще один туннель Гегемонии, не использовавшийся уже много веков и выходивший на тот самый отдаленный остров.
Халкин и раненый договорились не раскрывать личности последнего, но офицер по мере выздоровления стал брать боевые стороны Сопротивления на себя, оставив Халкину хорошо знакомые области связи и тылового обеспечения.
Компьютер сотрудничал с ними, поставляя информацию и выходя с ними на связь, где бы они ни были. Он же участвовал в создании образа Маски. Эта мифическая фигура служила живым упреком врагам, пробуждая в них наследственное чувство вины по поводу Красной Чумы, которую должарианцы напустили на своих былых хозяев-бори, и одновременно вдохновляла бойцов Сопротивления.
Приказы обожженного капитана эсминца могли бы подвергаться сомнению — приказы таинственной Красной Маски, человека, который внушал страх свирепым тарканцам и общался с призраками, выполнялись беспрекословно.
Компьютер знал это и потому создал собственную версию Маски.
Халкин стиснул зубы, перебарывая неприятное головокружение, которым всегда сопровождались у него мысли о компьютере. Действительно ли компьютер наделен волей (Халкин даже в мыслях избегал слова «разум»), или это лишь симптом общего чувства нереальности, симптом жизни, которая меняется так быстро, что не успеваешь ничего осознать?
Джессериан на экране вскинул подбородок, включил свой поясной коммуникатор и стал слушать.
— Комп, — сказал Маска хрипло (его раны не совсем еще зажили, и тембр голоса давал это понять), — какой рапорт принимает Джессериан?
— Секция четыре, уровень два, казарма технического подразделения Должарского гарнизона, — ответил ровный голос компьютера. — Кто-то набросал им в койки ядовитых насекомых.
Страх кольнул Халкина ледяным острием, а Маска чуть заметно улыбнулся.
— Опять Крысы?
— Ответ правильный, — подтвердил компьютер.
— Я вижу, ребята меня не послушались, — сказал Маска Халкину уже без улыбки. — Вели им сидеть по домам до нашего прихода и никаких контактов. Утром я поговорю с ними.
— Слушаюсь, — поклонился Халкин.
Он понял, что может идти, — Маске нужно поговорить с компьютерным призраком. И удалился с большой охотой.
Как только старик скрылся в лифте, Метеллиус Хайяши сказал:
— Вот он, герой, не ведающий о своем геройстве.
В воздухе рядом с Хайяши возникла худощавая фигура того, кого он звал Джаспаром.
Заложив руки за спину, голограмма смотрела вслед старику. Это, конечно, только видимость, да Джаспару и незачем это делать: компьютер, конечно, следит за стюардом через целую паутину сенсоров. Больше всего это явление нервирует как раз тем, что подражает человеческому поведению. Или это оно из вежливости? Метеллиус не мог бы понять компьютер без посредника; возможно, человеческий образ — всего лишь средство связи?
Хайяши отбросил эту мысль. Незачем наделять машину сознанием. В былое время он никогда не подвергал сомнению Запрет и ту острую неприязнь к искусственному разуму, которая пустила в Изгнанниках столь глубокие корни.
Он усмехнулся про себя. В былое время ему не пришло бы в голову, что он, заурядный капитан Флота, будет общаться с Джаспаром Аркадом, основателем династии и творцом ныне рухнувшего Тысячелетнего Мира.
Былое время — это нечто, существовавшее до того, как он чудом остался жив, и оказался во главе Сопротивления целой планеты, и столкнулся и с проблемой крушения цивилизации — проблемой, которая воплотилась для него в нескольких сотнях детей.
— Геройство, — повторил Джаспар, глядя на Хайяши с сатирическим выражением морщинистого лица. — Ведь вы не полагаете, что это слово применимо только к тем, кто умеет владеть мечом или бластером?
И Хайяши снова обнаружил, что не может не относиться к этому образу — к компьютеру, — как к человеку, несмотря на чувство неловкости. Уж очень его поведение отличается от бесстрастной жестокости Адамантинов, оружия, созданного Гегемонией еще до основания Панархии. Он ведет себя в точности как Джаспар Аркад — и он спас ему, Метеллиусу, жизнь.
— У него терпение, как у Святого Габриэля, — сказал Хайяши. — Это не просто выучка, не просто личина, которую вышколенный слуга сбрасывает, как только выходит из комнаты. Он держит в уме тайные слабости людей всех классов общества, но я не слышал от него ни одного порочащего слова в чей-либо адрес.
Джаспар кивнул.
— В первые сорок восемь часов после известия о смерти Илары единственным, кого допускал к себе Геласаар, был Леонидес Халкин. И бабушка у него была такая же: говорят, она единственная умела унимать припадки ярости старого Бургесса.
— Это все содержится в компьютерной памяти? — спросил Хайяши.
— Корреляции там копились веками; вокруг забытых личных дневников наросли мегабиты комментариев. Можно ли определить это как память?
