Суд на Янусе (пер. Л. Моргун) - Нортон Андрэ (лучшие бесплатные книги txt) 📗

Одна из женщин застонала. Два ребенка захныкали. Человек в плаще поднял голову к небу, которое действительно было облачным, более затянутым, чем обычно бывало по утрам, и запел, вернее, захрипел, как ржавая пила. Слова песни Нейл не понимал.

Все еще глядя в небо, незнакомец повернулся к лесу и, не глядя себе под ноги, тяжело пошел в том направлении. Верующие потянулись за ним, мужчины впереди, а Нейл присоединился к рабочим, которые держались в тылу.

Конечно, это было просто совпадение, но облака сгущались, жара спала и откуда-то поднялся холодный ветер. Он подгонял их, пока они шли на поляну, где лежал клад.

Спикер трижды обошел блестящую кучу, лежащую на земле, взял топор, которым раньше работал Ласья, и протянул его Козбергу. Мастер участка перевернул инструмент лезвием вверх и стал бить его тяжелой частью по драгоценным предметам, превращая их в неразличимую массу мелких обломков и пыли, в то время, как Спикер продолжал пение. Когда Козберг отошел, старик вытащил из-под плаща бластер старого образца, посмотрел вниз и прицелился в груду осколков. Ослепляющий луч ударил по этой мишени, и зрители попятились от жара вспышки. Все, что осталось от клада после этой жестокой расправы, ушло в землю. Спикер обернулся к Козбергу.

– Вы будете очищаться, будете искупать грех, будете ждать!

Мастер участка кивнул косматой головой.

– Мы будем очищаться, будем искупать, будем ждать.

Они снова образовали процессию и пошли обратно через поля.

Тейлос первый спросил у одного из старожилов:

– Что будет дальше?

– Только одно, – ответил ему ветеран Бринхольд. – Ляжем спать на пустое брюхо. Ласья, почему ты не помешал этой вонючей мессе? Зачем ты навел старика на эту очистительную работу?

– Да уж, – хором поддержали его товарищи. – Теперь мы должны поститься, пока они умиротворяют Небо!

Ласья пожал плечами.

– Вы же знаете Закон. Лучше пару деньков поголодать, чем получить полную выучку.

– Знаете, он прав, – поддержал Ханноза. – Просто нам не повезло, что мы нашли это здесь. Около двух лет назад сам Козберг наткнулся на такой клад.

Нейл повернулся к нему.

– Здесь же?

– Да. Козберг искал свою дочь. Она была странной девочкой и вечно убегала в лес, когда ей удавалось вырваться из дома. Говорили, что у нее голова не в порядке, – спокойное лицо Ханнозы приняло непонятное выражение. – Я бы сказал, что у нее был атавизм – возвращение к тому состоянию, в котором этот народ был раньше, до того, как стал Верующим. В моем мире ходили необычные сказки о том, что раньше существовала другая раса; когда захватчики взяли их землю, эта раса ушла в укрытие. Время от времени люди этой старой расы заходят в дом, где есть новорожденный, и крадут ребенка, оставляя на его месте своего.

– Зачем? – спросил Нейл.

На него накатила волна странного возбуждения, что и тогда, когда он думал о спрятанном прутке.

– Кто знает? Может, для обновления крови в их умирающей расе. Во всяком случае, подменыш, как называли оставленного ребенка, был чуждым и странным и обычно рано умирал. Эйли была вроде этого, она вовсе не походила на остальных Козбергов, так что вполне могла быть из другой расы.

– Да, она и в самом деле была совсем другая, – согласился Ласья. – Не повезло ей.

– Что с ней случилось? – поинтересовался Нейл.

– Я же тебе рассказывал – она заболела Зеленой Болезнью, и ее выгнали в лес, как это всегда делается. Только ни к чему было поднимать такой шум насчет того, что она была грешницей. Она никому не делала вреда, просто хотела жить по-своему.

– А это здесь – грех. В других местах – тоже. Никто не должен покидать стадо. Быть другом – настоящий непростительный грех, – сказал Ханноза, ложась на свою койку и закрывая глаза. – Ложись и отдыхай, парень. Мы не будем ни работать, ни есть, пока не кончится период очищения.

– Это долго?

Ханноза улыбнулся.

– Это зависит от вознаграждения, которое Козберг даст Спикеру. Старый Хайзендер весьма сообразителен в смысле выгоды и знает, что наш уважаемый мастер хочет до зимы очистить западные поля, так что они поторгуются.

Они не нашли трубку, думал Нейл, лежа на койке ранним утром. Он не видел ее в той куче разрушаемых предметов. Когда он рискнет вернуться к своему тайнику и взять ее? Здравый смысл говорил ему, что надо ждать долго, но у него чесались руки: он жаждал этой трубки, как его тело жаждало пищи. Где-то в глубинах мозга было удивление: почему его так занимает этот чуждый артефакт, почему эта вещь так притягивает его? Может, потому, что она дает шанс на освобождение при условии, что он окажется способным отнести ее в порт и продать? Или он просто хочет иметь ее? И это удивление было окрашено страхом.

Нейл, как мог, боролся с этим сильным притяжением. Он устал физически, но его мозг не успокаивался даже во сне. Он старался думать о всяких мелочах: о листьях деревьев, о глубинах леса за вырубкой, об ароматах деревьев, о ветре, качающем ветви и кусты.

Видимо, он спал, потому что, когда он открыл глаза, было темно. Он лежал на своей койке, слышал скрип дерева, вздохи, бормотание кого-то из соседей. Он был здесь, на участке Козберга, во владении, вырванном у леса Януса людской волей, упрямством и руками. Но где же он был? Где-то в другом, правильном месте. Испуганный Нейл обдумывал это впечатление, пытаясь понять смысл через эмоции. Он был где-то, и то место было правильным. Теперь он здесь – это неправильно, как поставленная не на свое место деталь машины не может работать.

Жарко. Он заперт в ящике, в западне. Он осторожно двинулся, прислушиваясь, как животное, проникшее на территорию естественного врага.

Ему хотелось выйти наружу, в холодную темноту, а затем, через поля, к своему дереву, где лежало спрятанное. У него так тряслись руки, что он прижал их к груди, где дико колотилось сердце. Выйти отсюда – в ночь, на свободу!

Осторожность удерживала его только до тех пор, пока он не перешагнул порог спального дома, а затем его захлестнуло бурное ликование, и он побежал, как бы скользя по грубой поверхности полей, словно его вела связь с тем, что ждало его в дупле дерева. Темно, конечно, но это не та тьма, что скрывается в спальном доме. И опять та часть мозга, которая могла еще удивляться и пока не была еще охвачена желанием, сжигающим Нейла, отметила, что он видел в этой темноте, что он него скрывалась только середина самых глубоких теней.

Когда он добежал до грубо расчищенного места, где они работали, ветер закрутился вокруг него, ласково приветствуя. Листья не шелестели теперь под ветром – они пели! И Нейлу тоже захотелось петь. Только последняя гаснущая искра сознания задушила звуки в его горле.

Воняет горелым… Нейл миновал то место, где Спикер орудовал бластером, не сознавая, что его губы приподнялись как бы в рычании, что глаза его горят, что в нем поднимается ярость, непропорциональная тому, что случилось здесь несколько часов назад. Нейл прошел сквозь завесу кустов к дереву. Его пальцы прикоснулись к коре, гладкой, приветствующей…

«Почему приветствующей?» – спросил почти неслышный голос в Нейле. Но этот голос исчез, когда пальцы перешли от коры к трубке. Нейл достал ее и вскрикнул от восторга. Цвет – плавающий, комбинирующий оттенки, танцующий, цвет откуда-то из того места, где Нейл хотел быть. Это ключ от его собственной калитки, которую он должен найти!

– Ну, так и есть, парень. Ты, значит, это сделал. Я так и думал.

Нейл повернулся, пригнувшись и прижав трубку к себе. Тейлос! Тейлос стоял там и ухмылялся.

– Урвал от них, Ренфо? Неплохой фокус. Хватит, чтобы покрыть долг, хватит для нас обоих!

– Нет! – Нейл лишь частично вышел из чар, которые держали его с тех пор, как он проснулся в спальном доме. Единственное решение, в котором он был уверен – что Тейлос не имеет и никогда не будет иметь той вещи, которую он, Нейл, держит в руках.

– Ну нет, ты не скинешь меня с орбиты, Ренфо. Стоит мне только заорать, как у тебя не останется никакого сокровища. Разве ты не знаешь, что они сделали сегодня с остальными?