Лунный нетопырь - Ларионова Ольга Николаевна (книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
Из Харра словно воздух выпустили — поникли плечи, обвисли усы, упав на блюдо с печеными угрями.
— Только забывать начал… — прошептал менестрель. Командор глянул на него сочувственно, понял: язык не повернется настаивать на своей просьбе. Но мона Сэниа вскочила, подбежала к опечаленному певцу, обняла его сзади за плечи.
— Что было, того не поправишь, друг мой, — заворковала она, невольно копируя интонации королевы Ушини, — только вспомни — сын у тебя растет. Время-то быстро летит, возмужает он, захочет на родину свою далекую глянуть, а как туда доберешься, если ты один дорогу указать можешь? Давай прямо сейчас и слетаем, ты в тот же миг назад вернешься, хоть сюда, хоть на Тихри. Только не раздумывай, прямо беремся за руки — и туда!
— Ну да, прямо так, полуголая! — запротестовал заботливый супруг.
— Сейчас снаряжусь!
— Да теплынь там… — пробормотал Харр, поеживаясь.
Выходило так, что его согласия больше и не спрашивали.
— Подь-ка сюда, — поманила его Паянна, направляясь к кухонному навесу. — У меня к тебе тоже наказ будет.
Менестрель поднялся и обреченно поплелся за воеводихой.
— Ты вот что, — басовитым шепотом наставляла она его на ходу, — с той землицы аларанской подавайся-ка прям в родимые края, пока еще каку хреновину на шею тебе не навесили. А как перекинешься в весенню-то оконечность дороги нашей, ушами не хлопай, почаще оглядывайся. Как до первой рогатки доберешься, прими вправо и чеши по полям, благо талых болот тебе таперича опасаться не с руки. Лётом перелетишь. Ни с кем не базарь, а то начнешь про меня али про супруга мово покойного выспрашивать — мигом тя лазутчиком с чужой дороги окажут, а тут уж — без суда в ближайшую колдобину рылом книзу, пока не перестанешь пузыри пускать.
— Благодарствуй на добром слове, — мрачно усмехнулся бродячий певец. — А почто мне вправо забирать, к Дороге Свиньи — получше пути нет, что ли?
Паянна несколько мгновений глядела на него испытующе, потом решилась:
— Лады… Что здешнему князю ты своим горлопанством не потрафил, этого ты не уразумел. Не дадено тебе. Но вот коли не приглянешься ты служивым людям, что под утрешними небесами жгучими век свой кончают — то беда будет нешутейная. Вот на сей предмет и открою я тебе тайну заветную. Слушай: как подашься ты на праву руку, доберешься до леса граничного, гляди в оба: колодез там чернокаменный должон быть, к этой поре в него как раз солнышко заглянет, он ото льда и отойдет. — Она невольно запрокинула голову и устремила свой взгляд вверх, словно ожидая увидеть желтовато-блеклое светило родимой земли.
— Ну и что за водица в колодезе том? Живая, что ли?
— Вода как вода. — Паянна тряхнула головой, словно отгоняя воспоминания. — Только, бают, на дне в ем ларец лежит. Нашарь, неглубоко гам. Как откроешь, ничего не лапай, ни жемчугов бесценных, ядом травленных, ни свитков с письменами заговорными, что как прочтешь — язык и отсохнет, ни бубна среброзвончатого, что в глухоту загоняет…
Воеводша, тяжко переваливаясь с ноги на ногу, добралась до кухонного навеса и тут, резко обернувшись, схватила певца за ворот засаленного камзола и притянула к себе, так что его лица коснулось ее мощное и чистое дыхание; «совсем как у мужика нехилого» — мелькнуло в голове у самозваного рыцаря, но эта мысль тут же и улетучилась.
— То приманка-обманка для жадных рук, не моги ее трогать! — продолжала чернокожая старица. — А ты загодя припаси рогулечку малую, скарб тот блескучий ею разгреби и со дна выуди тростинку неприметную. Вот она-то одна — сокровище истинное, о коем всех дорог песельники токмо мечтать и могут. Ларец-то обратно закрой, а тростинку к губам приложи бережно и дунь тихохонько: заноет она голосом лесным-ветровым, и будет та песня столь сладка…
— Харр, ты готов? — Принцесса, уже успевшая натянуть свою непробиваемую куртку, подбежала к ним, для спокойствия мужа прилаживая к поясу кроме меча еще и десинтор. — Выбери какой-нибудь укромный уголок, где мне никто не помешает посидеть, приглядеться. Есть там горушка, для людей неприступная?
— Зачем — горушка? Дом у меня там собственный об одну светелку, прикупил я вовремя. Торчит над городом, как поганка на тонкой ножке, вход заколочен, окошки узенькие. Гляди себе сверху, сколько влезет, ни единая душа и не приметит.
— Под твою ответственность! — строго проговорил командор, уже понимая, что слова лишние: уж чего-чего, а ответственности у бродячего менестреля было не более чем у бездомного пса.
Харр по-Харрада вздохнул и с убитым видом протянул принцессе руку.
20. Два талисмана
Узенькое, точно бойница, окошко располагалось на уровне пола, и мона Сэниа, бросив куртку на пыльные доски, устроилась на ней, с хорошо скрываемым равнодушием обозревая раскинувшиеся внизу плоские крыши чужедальнего становища, зеленеющего, точно весенний огород. Зелень, действительно, была повсюду: в кадках и горшках по краям крыш, вьюнками — по стенам, даже из окон торчала щетинистая поросль, точно волосы из ноздрей у тролля. Глянцевитые плитки, которыми были крыты ближайшие строения, перила, даже статуи на одном из домов — все приятно отливало теплыми нефритовыми тонами.
Неплохо бы и на Игуане завести такое.
В кривых проулочках время от времени проскальзывали тени, тоже зеленоватые; прохожие жались к стенкам, торопливо перебегая от дома к дому. И — неестественная тишина, ни топота стражников, ни говора толпы, ни лошадиного ржания.
— Впечатление такое, будто город замер, точно завороженный, — заметила принцесса. — Здесь всегда так? Харр! Ты хоть в окно погляди!
— Нагляделся. — Харр, присевший на какой-то узел с тряпьем посреди светелки, даже не шелохнулся.
С тем же отрешенным видом, что и в первые дни после своего возвращения с Ала-Рани, он теперь ждал только, когда же, наконец, его отпустят на родимую Тихри, чтобы больше никогда, никогда, никогда не вспоминать об этой проклятой земле, по которой когда-то ступали узенькие сандалии с алыми ремешками.
Мона Сэниа угадала его тоскливое нетерпение, нахмурилась: уж если кому и было невтерпеж, так это ей самой. Не разглядывать же этот пришибленный городишко она сюда прилетела, в самом деле! Сейчас ей нужно было только быстренько приметить побольше всяких подробностей, о которых можно будет по возвращении повествовать добрый час, а то и больше.
— Ты бы все-таки рассказал мне, чьи дома гут внизу. Потом и отпущу.
Менестрель вздохнул так, что из-под потолка сорвался клок паутины и, призрачно колеблясь, закружил в воздухе, подхваченный сквозняком.
— А один хрен, все они зеленюкой заросшие, внутрь не проглянешь. А отличка у них проста: с телесами окамененными поверху — это аманта стенового; с елками шипастыми — лесового. Подале, где крыша гнутая, точно спина у горбаня, хоромина гостевальная для пришлых менял купецких. А вот прямо под низом у тебя — да ты высунь-то голову, не робей — то и есть рокотанщикова домина. Ишь, красотой велел себя окружать несказанной, козлина трухлявый, а вот теперь остался один как перст, даром, что ему мудродейка напророчила еще тридцать лет без единого году… Да ты вот в покрывальце какое закутайся — барахла-то я натаскал сюда немеряно — да по становищу и поброди, чать не обидят.
Было очевидно, что толку от него больше ни малейшего не добьешься.
— Ладно, — сказала мона Сэниа. — Лети себе на все четыре стороны.
— Зачем — на четыре? Мне бы в степь мою родимую, строфионами потоптанную. Где ж еще лучше забыться, как не в травушке духмяной?
— Да, да, — рассеянно отвечала принцесса, как-то ненароком отмечая, что никакой особой красоты в этом домике, что располагался прямо под окошком, сверху не наблюдалось: перильца зеленые, башенка самая обыкновенная посреди крыши. Честно говоря, даже убого…
А вот это уже интересно:
— Смотри-ка, Харр, а от твоего рокотанщика кто-то выходит!
Не дождавшись ответа, она обернулась. Так. Воспользовался ее разрешением и поспешил унести ноги. И даже не попрощался — да какой спрос с вечного бродяги! Теперь и ей следовало поторопиться, но неистребимое любопытство заставило ее еще раз глянуть вниз. Харр ведь сказала, что рокотанщик теперь одинок. Выходило — нет.
