Сияние - Валенте Кэтрин М. (книги онлайн полные TXT) 📗

— Я в порядке, папа. Теперь всё в порядке.

Часть пятая:

КРАСНЫЕ СТРАНИЦЫ

ГЕРОЙ ДНЯ

Послеобеденное солнце вежливо стучится в дверь Маунт-Пэнлай. На нём светло-оранжевое платье с красными пуговицами и золотым поясом.

Маунт-Пэнлай собирался стать крупным городом, но слегка сбился с пути. Свидетельства того, что его ждала более выдающаяся судьба, ещё можно увидеть: похожий на трезубец стеклянный отель, вздымающийся в центральном деловом районе; циклопические бронзовые статуи цилиней снаружи театра «Аньци Шэн», на навесе которого в этот день красуется: «Мистер Бергамот едет во Францию». Город расположен в китайском полушарии, питают его жизнерадостные каналы долины Мангала, не так уж далеко от огромного оранжевого конуса Никс Олимпика, славного вулкана размером с Болгарию, от которого никогда не бывает неприятно-стей [97]. Процветающие кенгуриные ранчо расположены тут и там в предместьях, и этим, в принципе, измеряется богатство в здешних краях — более привередливые люди просто не хотят жить так далеко от Гуань-Юй.

Или так близко к Энио, если уж на то пошло. До него всего пять километров по дороге.

Винченца Мако вежливо стучится в дверь большого и красивого дома. На ней, так уж совпало, такой же наряд, как и на солнце. Оранжевое, красные пуговицы, золотой пояс. Этот дом построил мужчина, которому нужно было место, где он попытался бы жить счастливо. Позади Винченцы торговцы манго и мороженым начали зазывать покупателей. Она немного нервничает. Она пришла с подарком: коробкой, в которой несколько бобин киноплёнки.

Анхис Сент-Джон открывает дверь. Настоящий Анхис Сент-Джон. Винче видела его лишь единожды, когда он был маленьким и не мог говорить. Он вырос очень высоким, с буйной чёрной шевелюрой, в которой теперь видны седые пряди; вокруг глаз лёгкие морщины, нос крупный. Вообще-то он не отличается красотой — впрочем, у Винченцы завышенная планка из-за обилия красавцев на Луне, — но, по крайней мере, не лишён привлекательности.

— Винченца? — неуверенно спрашивает Анхис. Он человек, который не привык к компании, к встречам, к чужакам.

— Можешь звать меня Винче. Все так делают.

Анхис готовит для них ланч: стейк из кенгурятины, пышки и красное пиво. Они смотрят киноленту вместе в саду, где большая белая простыня заменяет проекционный экран. Анхис выращивает подсолнухи и луноцветы рядом друг с другом. Они растут наперегонки, выше забора, стремясь к небесам.

На карточке для титров написано: «Сияние».

Анхис молчит во время фильма. Изображения отражаются в его глазах, движутся в его радужках; тени и свет. Несколько раз он тихонько смеётся.

— Ну как тебе? — спрашивает Винче, когда всё заканчивается. Анхис выносит пирог с годжи и шоколадом и кофе на тарелках с нарисованными тропическими рыбками. Сверчки (которые на самом деле не сверчки) жужжат и щебечут.

— Я не критик, — говорит Анхис, пожимая плечами.

— Да ладно. Он же про тебя. Ты должен иметь какое-то мнение.

— Ну… это ведь на самом деле не фильм, верно? Просто кусочки фильма.

Винче вздыхает. Накручивает волосы на руку, одним быстрым и отработанным движением сплетая их в тугой пучок.

— Перси не смог понять, как рассказать эту историю. Он так и не закончил — студия лишила его финансирования, и он просто… остановился. Конечно, на самом деле ни один фильм нельзя закончить, можно просто выключить камеру. Но пришло его время, чтобы уйти. Луна через какое-то время истощает твои силы. Интересно, ты догадаешься, куда он отправился, выйдя на пенсию?

— На станцию Белый Пион, — говорит Анхис, не промедлив ни секунды. — С Пенелопой Эдисон.

— Браво. Они живут в «Вальдорфе». Когда мы снимали там эпизоды с песнями и танцами, он сказал, что чувствует себя как дома. А после смерти Фредди она как-то незаметно вернулась ко всему, что было раньше. К Перси, к своей работе, к самой себе.

— Вы ведь не будете выпускать его в прокат, верно? Сложное это дело.

— Нет студии — нет проката. Но он хотел, чтобы ты его увидел. Без зрителей фильм не существует. Если в кинотеатре показывают кино, которое никто не смотрит, звучит ли оно?

Анхис смотрит, как его луноцветы открываются один за другим, ночной ветер колышет их и заставляет распахивать лепестки, безупречные, белые, как проекционный экран.

— Вообще-то я действительно какое-то время был детективом. — Он встаёт, чтобы принести себе сигару, отрезает кончики, зажигает, снова садится. — На Каллисто. Хотя, думаю, вы это знаете. Я был тем и этим по чуть-чуть. Наверное, я всегда знал, что в конечном итоге окажусь здесь. Тут я был счастлив, с Эразмо. Тут я был в безопасности. Не думаю, что я часто это демонстрировал, но я был счастлив. Я позаботился о том, чтобы чертовски многое увидеть, прежде чем вернуться домой. Большую часть времени я был пьян и приложил все усилия к тому, чтобы на каждой планете получить по морде, но, так или иначе, свет я повидал. Я даже на Плутоне был, как в фильме показали. Вы хорошо изучили тему.

Винче улыбается и слегка пожимает плечами, словно говоря: «Спасибо, но ты понятия не имеешь, насколько хорошо».

— По правде говоря, Макс не так уж хорошо устроился, когда я его там разыскал. — Анхис Сент-Джон поворачивается к Винче, чтобы взглянуть ей прямо в глаза. Взгляд у него по-прежнему пронзительный. — Как вы узнали, что мальчишки называли меня Мальцовым Доктором? И про отросток на пляже?

— Ты помнишь маленькую девочку по имени Лада? Она была одного возраста с тобой.

Анхис трёт лоб. В уголках его глаз появляются слёзы.

— Простите. Я пытаюсь, просто…

— Не переживай. Господи, тридцать лет прошло, как-никак. Для тебя, э-э, даже больше. Семья Лады Чжао переехала в японский сектор примерно за шесть месяцев до последнего Фестиваля ореховых пирогов. Она вспоминала о тебе с большой теплотой. У неё есть фотография, на которой ты стоишь рядом с отростком. Она говорит, что просила тебя не трогать его.

— Её нет в фильме.

— Нам показалось чересчур очевидным, чтобы тебя предупреждал самый настоящий греческий хор.

Анхис ложечкой размазывает мороженое по корочке своего пирога. Оно медленно тает. Он больше не носит перчатки. Его рука со шрамом загорела. Он ничего не говорит долгое время. Несколько койотов — на самом деле они не койоты, а этакие мохнатые стегозавры, у них два мозга и пластины на спинах — воют где-то на равнинах.

— Можно оставить киноплёнки?

— Конечно, можно.

— Я… мне нравится Анхис, которого вы сочинили. Он лучше меня. У него волевое лицо и миссия. И ему удалось встать рядом с Северин. Сыграть ей песню. То, как он говорил со всеми в конце… я бы так ни за что не смог. У меня с большими компаниями дело не ладится. Они меня пугают. Меня всё пугает. Кое-что я могу отпугнуть сам. В основном, кенгуру. — Он глядит на вечернее небо, очень синее и усеянное звёздами. — Я бы хотел, чтобы этого не случилось, Винче. Я бы хотел сделаться ныряльщиком. Я бы хотел заботиться о своих родителях в старости. Иногда я даже сожалею о том, что не переехал на Землю, чтобы не есть эту дрянь каждый день. — Он взмахом руки указывает на мороженое, сделанное из мальцового молока марки «Притхви Премиум». — Но раз уж всё случилось, мне нравится ваша версия больше той, которая вышла у меня. Хочу сохранить этого Анхиса. Буду надевать его по воскресеньям. Он, в конце концов, нашёл ответы. Я их тоже приму, раз уж не смог отыскать собственные.