Гнев небес - Като Кен (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений TXT) 📗
Накануне Второй мировой войны почти одновременно появились три книги. Автор одной из них, американец, укрывшийся под явным псевдонимом «капитан Смит», в повести «Бой на тридцатой параллели» рисовал впечатляющую картину молниеносного разгрома японского флота, дерзнувшего бросить вызов мощи Америки. Какое там Черное воскресенье Пёрл-Харбора, какой там бой у Мидуэя! Авианосцы и линкоры Страны Восходящего Солнца кеглями вылетали со страниц книги прямехонько на свалку истории. А во Франции в это самое время отставной полковник опубликовал сочинение (и с точки зрения чисто литературной весьма неплохое — о том, как боши расшибли лбы о неприступные укрепления линии Мажино. Ему, бедолаге, и в кошмарном сне не могло пригрезиться, что могучие сии фортификации можно вовсе не штурмовать, а преспокойно обойти, двинув армии через территории сопредельных государств…
И, наконец, приснопамятный «Первый удар» нашего соотечественника Николая Шпанова. На второй день войны доблестные советские войска уже вовсю маршируют по территории Германии, их встречают ликующие толпы немецких рабочих и крестьян, а в небе гордо реют и безраздельно царят славные сталинские соколы… Выпущенную в серии «Библиотечка командира», книгу эту в сорок первом срочно изымали и уничтожали. Немудрено. Но ведь — смотрите-ка! — сколь дружно наши герои, не сговариваясь, поддались шапкозакидательскому соблазну. За этим прослеживается нечто большее, нежели случайное схождение во времени и пространстве троицы Храбрых портняжек. Общая близорукость. И то сказать, кто из фантастов предрек, например, падение Железного занавеса и Берлинской стены? Ведь и вопрос о том, просуществует ли СССР до оруэлловского 1984 года, не фантаст поставил, заметим, а политолог-диссидент Амальрик…
Печальный опыт не пропал втуне. Линейный или проективный прогноз — метод весьма ненадежный, и шансов на удачу сулит даже меньше, чем волюнтаристское отнесение в грядущее нынешних страхов или млечных рек в кисельных берегах. Однако время и история — материи чрезвычайно пластичные. И потому располагают отнюдь не только к сивиллиным трудам, но и к более сложным экспериментам. В том числе, и к историософским мудрствованиям самого разного толка.
Например, к сотворению не просто неких будущих событий, но развернутой истории небылого. За примерами далеко ходить не надо — вряд ли среди любителей фантастики сыщется кто-нибудь, не читавший азимовского «Основания». Тем более, что впоследствии Айзек Азимов умудрился объединить практически все, им написанное, — за исключением некоторой части многочисленных рассказов, — в единую грандиозную панораму, мозаичную, разумеется, но все-таки достаточно связную и логичную. (Кстати, иные критики готовы усмотреть в «Гневе небес» Кена Като едва ли не современное «Основание» — точка зрения более чем спорная, однако не упомянуть о ней все-таки грешно).
Но вот что особенно интересно: вся азимовская историософская концепция зиждется — как мир на трех китах — на трех томах написанной полтора века назад «Истории упадка и крушения Римской империи» Эдуарда Гиббона. То бишь новые и новые циклы будущего создаются по образу и подобию минувшего, порождая уходящую в туманную перспективу тысячелетий бесконечную спираль.
Подобные фантастические построения, само собой, намного интереснее писаний линейных кассандр. За ними всегда присутствует некая зрелая мысль и глубина. Обилие же разного рода и разной степени спекулятивности историософских концепций способно снабдить всех желающих более чем достаточным ассортиментом строительного материала для возведения голубых городов на любой вкус. Мне, например, чрезвычайно любопытно, когда кто-нибудь из отечественных писателей-фантастов примется засевать ниву, возделанную Львом Гумилевым — вот уж где урожай можно снимать сам-сто! Впрочем, это так, а propos…
Ну, а самый лакомый пирог, рецепт коего родился в воображении Марка Твена сто с лишним лет тому назад, это, разумеется, пересотворение истории или, как теперь принято говорить, создание истории альтернативной. Кто только из фантастов не воздавал должного этому изысканному яству — даже примеры приводить представляется напрасной тратой времени. Заново и с любым заранее заданным исходом переигрываются любые войны — от походов Александра до обеих Мировых. Восходят на престол и берут в руки бразды правления неуспешливые в реальном прошлом претенденты, чтобы недрогнувшею рукой вести свои царства-государства к новым лучезарным свершениям… И хотя роман Кена Като непосредственно к области альтернативной истории не относится, зато сознание автора полно ею, на ней воспитано, и не ощутить этого при чтении, по-моему, никак нельзя.
Впрочем, я вообще не уверен, стоит ли рассматривать «Гнев небес» в качестве очередной эпопеи послезавтрашних дней. Скорее, на мой взгляд, роман успешно маскируется под сочинение такого рода, являясь на самом деле…
Однако, давайте по порядку.
II
Без особого труда могу вообразить тех, кто усмотрит в романе Кена Като очередную вариацию на тему звездных войн. Что ж, в какой-то мере так оно и есть. Так оно и было, насколько я могу судить, задумано автором. Во-первых, для кого-то именно такого рода чтение и есть сладчайшая манна небесная — так нате вам. Во-вторых, матрешечной множественности одеяний в наши дни прямо-таки требует от романа хороший тон. И, следовательно, почему бы верхнему из них не оказаться именно таким?
В общем-то, принципиального значения сие не имеет. Как не имеет смысла нам с вами останавливаться сейчас на этом уровне «Гнева небес» — тут ведь все и без слов ясно, а рассуждать о хитросплетениях фабульных ходов каждый читатель и сам может. И потому, давайте посмотрим, что кроется дальше — под расписанным пятнами камуфляжа космическим кимоно.
История будущего? Что ж, попробуем разобраться, причем, смею заметить, задачу нам предстоит решить не ахти как сложную. Ведь даже не слишком пристальному взгляду вскоре со всей очевидностью становится ясно: изображаемое Кеном Като грядущее — вовсе не попытка реального (даже линейного) прогноза. И, разумеется, упомянутая мною выше параллель с азимовским «Основанием» в принципе неправомочна. Ведь Като даже не пытался воздвигать собственное мироздание на какой-либо историософской концепции. Его мир — просто-напросто игра. Да, некоторые исторические прецеденты за нею прослеживаются. Например, если однажды папа римский поделил все неоткрытые земли нашей планеты между Испанией и Португалией, почему бы не подвергнуть подобному же — только более справедливому — разделу и космос?
А вот Нейтральная зона в нем — уже целиком и полностью от игры, она, собственно и есть главное игровое пространство. Но что в том худого? Разве шахматы теряют в привлекательности от того, что в реальной жизни боевые слоны не ходят исключительно по диагонали, а кавалеристы не выписывают на поле боя Г-образных па? Да и художественной литературе игра даже куда более откровенная не в диковинку. Вспомните: карточная партия лежит в основе одной из повестей Льюиса Кэрролла об Алисе, шахматные — второй, или, например, «Кварталов шахматного города» Джона Браннера; это не говоря уже о «Многоруком боге далайна» Святослава Логинова, построенном на собственного изобретения и производства игре… Так отчего бы Кену Като не сыграть то ли в солдатики, то ли в «морской бой»?
Нет, и грядущие века, и галактические пространства в романе, конечно же, являют собой условность чистейшей воды. Но зато следующий пласт уже побуждает к разговору всерьез, ибо открывает проблемы в высшей степени значительные и значимые.
И, пожалуй, первая из них — проблема самоидентификации личности. Несколько лет тому назад по инициативе то ли ЮНЕСКО, то ли какой-то другой международной организации проводилось достаточно репрезентативное исследование, в ходе которого предлагалось многоступенчато ответить на один-единственнный вопрос: «Кто ты есть?» Увы, лишь один-два опрошенных из тысячи начинали со слов: «Я — человек»; похоже, идея подобного рода общности в нашем сознании, отнюдь не укоренена. Более того, даже такие самоопределения, как «я — мужчина» или «я — женщина», «я — отец» или «я — мать» отступали куда-то на четвертое, пятое и куда более далекие места. А на первых трех уверенно стояли самоопределения по национальной и религиозной принадлежности, а также профессиональному признаку. Да, конечно, они и впрямь уходят в самые первобытные пласты нашей психики. Самые древние, но в то же время и самые примитивные. И, как выяснилось, самые живучие. А ведь именно из них вырастает всякого рода шовинизм — не случайно на языках столь многих народов их самоназвание означало «настоящие люди» (подразумевая при этом, что все остальные — ненастоящие); не случайно приверженцы столь многих религий почитали себя правоверными, разумея при том, что все остальные верят неправо…
