Третий ключ - Корсакова Татьяна Викторовна (книги онлайн полностью бесплатно .txt) 📗
– Не по-семейному, а вот именно что по старой памяти. – Баба Маня встала из-за стола, принялась убирать тарелки. – Они уже больше года в разводе, а Люська до сих пор считает себя королевой, на кабриолете своем по деревне носится, кур давит, детишек пугает, точно ей одной тут все принадлежит. Ох, Борисович, царствие ему небесное, распустил девку! – Она неодобрительно покачала головой. – Вожжами ее в свое время нужно было учить, глядишь, и вышла бы путная девица, а так выросло не пойми что – кукла разряженная. Наши-то до сих пор дивятся, что Миша в ней нашел. Ведь всегда такой серьезный был, вежливый, здоровался со всеми, не пил, не курил…
Аглая усмехнулась, пожалуй, «не пил, не курил» было самым главным критерием, по которому баба Маня оценивала мужиков. Да и не одна баба Маня, что уж там. А если мужик еще и вежливый да серьезный, такому цены нет.
– А Михаил эту вертихвостку до сих пор на своем горбу тащит. Зинка, продавщица, говорила, что алименты ей какие-то после развода платит. Дурак мужик, детей не нажили, а алименты платит.
– Пойду-ка я в магазин, пока на обед не закрылся! – Аглая встала из-за стола, чмокнула бабу Маню в щеку. – Посуду сама помоешь?
– Иди уж! – Бабушка махнула рукой и поспешно добавила: – Только дорогое и заграничное не покупай. Наше бери. Наше ничем не хуже.
Выйдя за калитку, Аглая постояла секунду-другую в раздумьях и пошагала по пыльной, щедро сдобренной коровьими лепешками дороге к средоточию сельской жизни – магазину. Раньше магазин, как и положено средоточию, располагался в географическом центре Антоновки, но после появления по соседству стремительно растущего дачного поселка какой-то заезжий бизнесмен организовал вполне приличный универсальный магазинчик аккурат между двумя населенными пунктами. В магазинчике продавалось все самое необходимое как для сельской, так и для дачной жизни, но особым разнообразием впечатлял винно-водочный ассортимент, представленный как дешевой бормотухой непонятного розлива для неприхотливых селян, так и дорогими марочными коньяками для зажиточных дачников. Бизнесмен оказался мужиком оборотистым, быстренько сманил продавщицу Зинку со старого места работы на новое, и с тех пор лишившееся хранительницы сельпо стремительно теряло клиентов и прибыль, верными ему оставались лишь старожилы из тех, кому добираться до нового магазина было не по возрасту и не по силам.
Аглая не считала себя патриотом и хранителем традиций и потому направилась не к старому, а к новому магазину. Несмотря на полуденную жару, шагать по пыльной деревенской дороге было легко, и даже источаемое подсыхающими на солнце коровьими лепешками амбре не раздражало привыкший к куда более утонченным ароматам нос. Сквозь стекла солнцезащитных очков мир виделся в приглушенных красках, а встречающиеся по пути ребятишки казались загорелыми до угольной черноты. Поддавшись уговорам бабы Мани, Аглая оделась «прилично» – в льняной сарафан, сандалии и соломенную шляпку. Общее благолепие портила лишь татуировка готовящейся к прыжку кошки на левом плече, но тут уж бабушка поделать ничего не могла, хоть и не единожды выговаривала Аглае, что приличные девушки шкуру непотребными картинками не портят. Выходило, что Аглая – девушка неприличная, с попорченной шкурой, но факт этот ее нисколько не расстраивал. В пасторальной картинке сельского быта ей не хватало лишь одного – вертящегося под ногами да облаивающего наглых деревенских кошек Паркера. Паркер, несмотря на свою почти королевскую родословную и принадлежность к собачьей богеме, деревенский быт любил и, гоняя сонных кур в баб-Манином дворе, чувствовал себя куда счастливее, чем в московской Аглаиной квартире.
От воспоминаний на глаза навернулись слезы. Чтобы не раскиснуть окончательно, Аглая закурила. Еще в юности, с тех самых пор, как попробовала первую в своей жизни, дешевую и до безобразия горькую сигарету, она решила для себя, что курящая на ходу женщина – это беда, моветон и форменное безобразие. Курение – это что-то вроде ритуала, акт в некотором смысле интимный, который нельзя совершать на бегу, размахивая папироской и смущая прохожих. Да и бабе Мане будет неприятно, если сельчане доложат, как безобразничает ее единственная внучка. По этим причинам Аглая огляделась в поисках какого-нибудь укромного местечка. На глаза попалась старая, раскидистая яблоня, растущая чуть в стороне от дороги. Под деревом кто-то, скорее всего местная молодежь, устроил импровизированную скамейку из толстого соснового бревна.
В предположении своем Аглая не ошиблась: земля под яблоней была усыпана шелухой от семечек и окурками. Не самое изысканное место для столичной знаменитости, но за неимением лучшего сойдет. Она присела на бревно, вытянула перед собой ноги, затянулась сигаретой и прикрыла глаза, чтобы не видеть творящееся под ногами безобразие. С опущенными веками было хорошо, окружающий мир казался далеким и нереальным, напоминал о своем существовании лишь свежим запахом недозрелых яблок, звонким стрекотом кузнечиков и гулом проносящихся по дороге машин. Сидеть бы так и сидеть…
– Аглая? – Мужской голос заставил вздрогнуть, захлебнуться сигаретным дымом.
Кого еще принесла нелегкая?
Нелегкая принесла человека, которого ей хотелось видеть меньше всего. Михаил Свириденко переминался с ноги на ногу в метре от Аглаи, смотрел сверху вниз таким взглядом, словно не был до конца уверен, что это она и есть. Можно подумать, она сильно изменилась! А вот он за пятнадцать лет, что они не виделись, изменился до неузнаваемости, из рыхловатого, неуклюжего увальня в смешных очках превратился в крупного поджарого мужика, дорого одетого, без очков. Операцию на глазах сделал или, может, носит контактные линзы?
– Аглая, это же ты, правда? – И голос другой – ниже и гуще. А вот взгляд не изменился нисколечко: все такой же внимательный, с близоруким прищуром.
– Это правда я. – Аглая сняла солнцезащитные очки, посмотрела выжидающе.
Заводить светскую беседу с хорошим парнем Мишей Свириденко ей совсем не хотелось, а вот курить захотелось с еще большей силой. Пришлось пожертвовать последней сигаретой в пачке. Не беда, в магазине купит еще.
Свирид не помог даме прикурить, даже не шелохнулся. Да и с какой стати? Он никогда не курил, у него, скорее всего, и зажигалки нет. И вообще, хорошие парни не гробят свое драгоценное здоровье никотином, ведут здоровый образ жизни, увлекаются натуропатией, спортом и утренними пробежками. И даже если хорошие парни совершают некрасивые поступки, то исключительно под благовидным предлогом…
– А я как раз мимо проезжал, вижу – ты сидишь. – Не дожидаясь приглашения, Свирид уселся рядом.
Аглая вдохнула ненавязчивый, но явно недешевый запах его парфюма, прикурила и выпустила идеально ровное колечко дыма. Вопреки ожиданиям он не поморщился и не отодвинулся, как поступил бы любой нормальный борец за здоровый образ жизни, и это отчего-то разозлило.
– Так вот прямо и подумал – а не Глашка ли это Ветрова на завалинке загорает? – спросила она резко. – Вот прямо так и узнал меня спустя столько-то лет?!
– Узнал. – Он застенчиво улыбнулся, и, удивительное дело, улыбка добавила ему мужественности. Хотя куда уж больше! Откуда что взялось?! Был ботаник-очкарик, а стал бизнесмен и мачо. Только вот взгляд… – Мне Степаныч сказал, что ты к бабе Мане приехала, вот я и…
– Решил в гости зайти, вспомнить былое? – Аглая стряхнула пепел на землю, посмотрела на растерявшегося Свирида в упор. – А не боишься, что я ведь и в самом деле могла кое-что вспомнить или запомнить? А может, ты затем и приехал?! – Пальцы задрожали так, что сломалась сигарета. Аглая чертыхнулась, отшвырнула окурок, растерла носком сандалии.
– Столько времени прошло, – он задумчиво покачал головой, – я думал, ты другой стала.
– А я и стала! Ты что же, разницы не замечаешь?
– Ничего не изменилось. – Свирид встал, стряхнул с брюк несуществующие соринки. – Аглая, я до сих пор не могу понять, что тогда случилось, почему ты со мной так.
