Вера. Надежда. Любовь (СИ) - ЛетАл "Gothic & (читать книги без сокращений txt) 📗
Все еще не веря, что живой, отстегиваюсь, удивляясь собственному пофигизму. Вроде совсем недавно давил в себе психа, а тут даже мускул не дрогнул, даже пульс не скакнул. Со спокойствием Карлсона, живущего на крыше, выхожу из тачки, осматриваю пострадавшую бочину, равнодушно вспоминая бородатый анекдот про «на вилы мы не попали». Только в моем случае промахнулся я мимо ограждения, затормозив о снежный бруствер и тем самым даже не поцарапав отцовскую колымагу.
— Пронесло, — дружный хор из салона и три изящных кулачка за стеклом показывают мне большой палец вверх.
Молча кивая головой в ответ, сгребаю ладонями пушистый слой снега с его спрессованного собрата и умываюсь белыми хлопьями, заставляющими лицо гореть, а тело бодриться. Только снег такой ненадежный товарищ, что полагаться на него — себе дороже. Без раздумий закидываю пару колес, на давая мозгу заснуть, а боли напомнить о своем существовании. Пара движений, разминающих уставший позвоночник. Тоскливый взгляд в черноту наступающей ночи и дисплея сотового. В путь…
Бесконечный, настолько изнуряющий путь, что когда навигатор вещает: «До места назначения осталось сто метров» — не верю, что добрался. Вымотанный донельзя, чертыхаюсь, еле-еле найдя свободное место в забитом иномарками дворе.
Знакомый по фото дом, окруженный высокими деревьями, что сейчас утопают в шапках снега. Я бы постоял, полюбовался, но… Не мороз гонит меня, а маленькая Надя, что весело трещит: «А вдруг мы придем, а Лис там. Дома!»
Задираю голову вверх, пытаясь рассмотреть такой нужный мне свет в окне, но какой из этих приветливо сияющих в сумерках дня огоньков мой, не разобрать. Да и мои подружки сбивают с мысли, наперебой тыча пальчиками то на один, то на другой просвет.
Волнуюсь, когда прислоняю магнитный ключ к кнопке домофона. Волнуюсь, когда захожу в лифт. А когда он останавливается на нужном этаже, от нервов остаются одни рваные ошметки. Цепляю взглядом полустертую, оставленную какими-то влюбленными чудиками надпись на стене: «В+Н=Л», и, в нерешительности стоя у его двери, я не знаю, нажать ли на кнопку звонка или все же открыть ее ключом.
— Жми, — дергает за рукав непоседа Надя, и я заставляю несложное устройство спеть для меня свое незатейливое «пам-пам», превращаясь в слух, чтобы услышать хоть малый шорох за стальной преградой.
Не слышу. И уже зная, что не услышу, все же еще раз давлю на кнопку. А потом целую минуту вожусь с незнакомыми замками, вычисляя, что куда нужно засунуть, чтобы провернуть запорный механизм. Почему-то накатывает подозрительно мертвецкое спокойствие, точно те самые нервы, что я прикончил, поднимаясь на нужный этаж, были последними в моей нервной системе.
В квартире темно и… так одуряюще пахнет Лисом, точно он вот только что вышел за дверь и уже через миг вернется. Врубая свет, тут же натыкаюсь взглядом на собранные у порога вещи: рюкзак и три чемодана — один больше другого. Присоединяя к ним свой, раздеваюсь и медленно обхожу лисью нору, разглядывая почти знакомую обстановку и трогая все, к чему прикасался Лис.
Свет. Уютная кухня и одинокая чашка у раковины в компании с изящной туркой, чисто вымытой, но каким-то непостижимым образом сохранившей аромат кофе — я чувствую его, когда разглядываю линии гравировки на серебряном боку. Початая пачка сухариков на столе, один надкусан и… И я немедленно отправляю его в рот, пока недоуменно заглядываю в приоткрытый холодильник, размороженный и абсолютно пустой.
Свет. Просторный зал, слишком большой для минимализма обстановки: огромной плазмы на стене и дивана напротив, разделенных лишь низким столиком, на котором рядом с черной папкой спит лисий ноутбук и его забытый телефон.
Дверь в спальню. Свет. Зеркальное купе прямо у входа, а в глубине широкая, до педантичности аккуратно заправленная кровать, в которой я столько раз мысленно был вместе с Лисом и ни разу не был в реале. Исправляясь, валюсь на траходром, безжалостно сминая покрывало в египетских богах. Дышу родным ароматом и, поджимая колени, сворачиваюсь в клубок, согреваюсь. Ночь… опять обнимая подушку, думаю — это ты…
Дрема. Вязкая, зыбкая, наваливается пуховым одеялом, наливает тело свинцом, смыкает веки. Гаснет свет, и я проваливаюсь в пустоту беспокойного сна. Черный бездонный колодец, в который я падаю и никак не могу зацепиться за скользкие стены.
Меня кувыркает, крутит, вращает в пространстве, в котором я уже не знаю, где верх, а где низ. Кричу, и мой голос эхом отражается от каменных стен, убегая в какую-то немыслимую даль, чтобы оттуда принести мне ответ:
— Дэн… — слышу зов, оглядываюсь и вижу ЕГО. Лис надвигается на меня из темноты, что-то говорит, но я не могу разобрать что, потому что вижу, как он начинает таять, исчезая у меня на глазах…
Подрываюсь, вздрагивая всем телом, недоуменно озираюсь, но я по-прежнему один. Стрелки часов совершили круг, унося в прошлое еще один час, хотя кажется, что прошел всего лишь миг.
«Блять! Хули разлегся?! — буквально за волосы вытаскиваю себя из лисьего ложа и своего коматозного состояния. — Соберись! — Тело — слежавшийся ватный матрас. — Обдумай, что делать!» — Башка, точно чугунная гиря.
Ванная. Свет. Слишком яркий. Режет глаза, заставляя жмуриться. Ледяная вода в пригоршне омывает лицо, и я вдруг встречаюсь глазами со своим отражением в подчеркнуто правдивом прямоугольнике зеркала. Ввалившиеся глаза с черными кругами. Ввалившиеся щеки, точно у узника Бухенвальда. Отросшая щетина старит на добрый десяток лет. Шрамы корявыми бороздами дополняют образ новоиспеченного зомби. Им и плетусь по второму кругу.
Свет. Коридор. Вытряхиваю из рюкзака заветные колеса.
«Незнакомый город. Ни родни, ни знакомых, ни имен, ни адресов, ни… — зависаю, цепляясь мыслью за какую-то мутную подсказку и вдруг понимаю за какую: — САШКА! Петровка, 38! Вот кого можно попробовать разыскать! — почти просыпаюсь, готовый прямо сейчас сорваться с места и начать действовать. — Но первым делом еще раз позвонить в бюро происшествий. Чем черт не шутит…»
Звоню. Но черт не шутит, он только злорадно усмехается. А я не знаю, радоваться или печалиться, когда ответ все тот же: «Такой не поступал, и даже как неизвестный по подходящему описанию не попадал».
Свет. Кухня. Лисья чашка. Шипящая струя воды из-под крана.
«Надо позвонить в ментовку. Сообщить о пропаже человека. Может и без Сашки все решится», — мозг начинает выдавать идеи одну за другой.
Сказано — сделано. Но… Лучше бы не делал. Нервы подняли так, что в пору еще таблами закидываться. «Кто пропал?.. Когда пропал?.. Мы только на третьи сутки заявление можем принять… А вы ему кто? И вообще приходите утром…»
Суки! Мусор он и есть мусор. Бездушный, безнравственный, бесчувственный. Им все равно. Им не понять, как мне дожить до утра.
Свет. Зал. В бессильной злобе плюхаюсь на диван, туда, где еще сутки назад сидел Елисей, то соблазняя меня эротичным образом, то пугая потерянным видом. Сейчас я сижу на этом самом месте и точно так же, как Лис, сжимаю разрываемые болью виски.
Телефон. Мобильный божок-Гермес нашей секретной связи, которого согревала ладонь Любимого, отключен. «Значит, не забыл Елисей «ключики», а нарочно оставил», — печалит факт очередной лисьей хитрости, порождая целый шлейф вопросов: «Зачем и почему».
Тут же включаю, пытаясь найти хоть какую-то зацепку, но мой конспиратор остается верен мне и себе. В записной никого. Наш чат удален. Из социалок вышел. Ничего, что могло бы мне помочь.
Вздрагиваю всем телом и чуть не выпускаю мобилу из рук, когда на нее, как из рога изобилия, начинают сыпаться смс: «Этот абонент звонил вам…» «Этот абонент оставил вам голосовое сообщение…» «Этот абонент просит вас перезвонить…»
Этот абонент сидит и тупо пялится на непринятые звонки и непрочитанные сообщения, которые отправил он сам. И снова подскакиваю, когда уже мой сотовый начинает сигналить мне, что мой любимый абонент появился в сети. А я давлю в себе желание взять оба этих гаджета и отправить в полет до ближайшей стенки, чтобы в страстном поцелуе умерли в один день. И они летят… на диванные подушки.
