Когда ты закрываешь глаза (СИ) - Дьюал Эшли (книги онлайн полные версии .txt) 📗
Маринка плюхается на водительское сидение, улыбается, и я вдруг понимаю, зачем в очередной раз решилась на безумие. Когда она рядом – я теряю голову, становлюсь совсем другим человеком. Мне хочется показать, что жить – не стыдно. Жить – правильно, как и рисковать, и терпеть неудачи, и совершать глупости. Только вот, кажется, я заигралась. Лечь под поезд – слишком. Не весело и не круто. Однако было ли весело разбивать окно ущербного Жени? Черт. Теперь с него даже деньги брать горько.
Машина трогается, и я с любопытством осматриваюсь: вокруг пустырь, железнодорожные рельсы и вечные, неровные поля, уходящие далеко за горизонт. Где только подростки не собираются, лишь бы пощекотать нервишки. Они все еще стоят около путей, наверно, хотят увидеть очередное выступление какого-нибудь психа, решившего, будто раз ему терять нечего, то и его самого потерять – не страшно, и мне приходится всерьез задуматься о своем душевном здравии, ведь если верить словам Маринки, под поезд меня кинули не чьи-то руки, а собственная безрассудность. Прикусываю губу и морщусь.
- Ты сегодня странная, - Марина переключает передачу. Смотрит на меня искоса и, возможно, пытается понять, однако понимать тут нечего. Я все равно не стану говорить ей о своих прыжках и диссоциативной амнезии. – Не выспалась?
- Что Женя?
- А что он?
- Как мы вообще с ним пересеклись после того случая.
- Какого случая?
Недоуменно вскидываю брови.
- Алло. Я ему окно разбила.
- Что? – вдруг верещит подруга. – Что ты сделала? Когда? О, Боже. Ты…
Даже отреагировать не успеваю. Естественно меня удивляет реакция Маринки – я-то думала, только один из нас страдает синдромом «никакого-будущего-ведь-ты-не-помнишь-своего-настоящего» – однако вдруг нечто жужжащее и громоздкое появляется прямо перед капотом минивена, и все мои мысли разлетаются. Тут же. Как голуби, когда на них бежишь со всех ног, раскинув в стороны руки. Мне-то казалось, что умру я от внеплановой отключки. Но никак уж не от столкновения лоб в лоб с грузовиком. Это ведь так паршиво! Куча кровищи, изломанные кости, мясо. А потом машина вообще взорвется, и тела захотят опознать, но не опознают, и будут исследовать наши зубы, если те, конечно, останутся. Ну, у Маринки, наверняка, на этот случай с собой документы есть. А я ведь даже не знаю, где моя сумка, где кошелек. Черт, сто процентов, мои зубы уж точно будут сканировать, ДНК выискивать и все такое. Стану более популярной после смерти, мою фотографию повесят где-нибудь на кафедре в институте, и всем будет абсолютно на нее плевать, и вскоре ее снимут, и обо всем позабудут, и продолжат жить дальше. Правда, уже без моего личного присутствия.
Все это проносится в моей голове за долю секунды – соображать бы так быстро на экзаменах – как вдруг странный порыв тянет меня вперед. Руки Маринки в воздухе, она кричит, ее голос отдается эхом по всему моему телу, словно это ее последний крик. Однако не тут-то было. Я впиваюсь пальцами в руль. Дергаю его вправо, ударяюсь лбом о приборную панель и молниеносно отлетаю обратно на пассажирское сидение, получив отличную оплеуху где-то между бровей. Мы крутимся пару секунд. Вращаемся, вращаемся и вдруг резко замираем. Будто врезаемся во что-то.
Я тут же открываю глаза и смотрю на подругу. Та боится даже пошевелиться. Жмурится так сильно, что, наверняка, ей больно.
- Ты цела? – подаюсь вперед и неожиданно чувствую дикую слабость. Голова вспыхивает. Видимо, хорошенько я ударилась. – Марин? Слышишь меня? Марин! – все-таки протягиваю к ней руки. – Все хорошо? Тебе не больно? Господи, вот же денек!
- Прости. – Звук какой-то гортанный. Еще чуть-чуть, и подругу так разнесет, что плач услышат даже те, кто едет в проносящемся рядом поезде. – Прости, я не хотела. Я просто не увидела. Отвлеклась. Хотела на тебя посмотреть и…
- Дыши. Успокойся. Ты жива, и это чертовски круто.
- Я жива, потому что ты спасла мне жизнь.
- Я и себя спасла заодно. Надеюсь, ты не против?
- Что ты шутишь? – наконец, подруга опускает руки и глядит на меня красными, набухшими глазами, из которых готовятся к проливанию миллиард слез. – Что смешного? Почему ты такая спокойная? ПОЧЕМУ? Мы могли умереть! Чуть не врезались в вонючую фуру! Я едва нас не прикончила, наори на меня! Скажи хоть что-нибудь!
- Я и так не молчу.
- Ты не то говоришь!
- А что я должна говорить?
- Что я дура! Что надо было следить за дорогой!
- Ладно-ладно. Если тебе станет легче, ты дура.
- Сама такая!
- Ты же попросила.
- Мало ли что я прошу, - Маринка вытирает рукавом куртки лицо и начинает рыдать. Посмеивается, и опять рыдает. Икает, и снова за свое. Я уж думаю, что это никогда не прекратится, когда она хрипит, - поражаюсь твоему характеру. У тебя глаза кровью залиты, а тебе хоть бы хны. Ты хотя бы сама цела? Господи, надо было сразу спросить. Я ужасная подруга.
Смотрю в боковое зеркало и сконфуженно морщусь. Чуть выше бровей порез. Из него рьяно бежит кровь, и я ненароком задумываюсь: мне не больно от того, что рана несильная, или от того, что она настолько сильная, что и болеть-то уже нечему? Прикладываю пару влажных салфеток ко лбу, и усмехаюсь:
- Стоит выйти из машины и вернуться к толпе твоих дружков возле путей. Уверена, такое дефиле прибавит мне популярности, мол, шрамы украшают. А еще и кровоточащие…
- Откуда этот грузовик вообще взялся. – Марина открывает дверь минивена и указывает пальцем в сторону водителя. Он несется к нам со всех ног. Видимо, минивен прокрутило на приличное расстояние от фуры. – Подам на него в суд и выпотрошу кучу денег! Урод.
- К слову, это мы на встречку выехали.
- А плевать. Пусть отдувается тот, у кого жира больше. – Подруга неумело выбирается из салона, будто делает это впервые, и медленно расправляет плечи. Собирается уже уйти, как вдруг вновь просовывает голову в минивен и, морщась, восклицает, - причем больше, чем у нас двоих вместе взятых!
Усмехаюсь. Убираю в сторону окровавленные салфетки и собираюсь взять новые, когда вдруг чувствую знакомую дрожь во всем теле. Только не это. Опять? Нет, не надо! Нет! Я хватаюсь грязными пальцами за дверную ручку, судорожно дергаю ее на себя и лишь успеваю вдохнуть ледяной воздух в легкие, как тут же погружаюсь в темноту, в каком-то смысле уже родную. В ней я провожу большую часть своей жизни, и, возможно, когда-нибудь мои глаза приспособятся видеть даже сквозь ее толстые слои мрака.
Открываю глаза в какой-то темной комнате. Ко мне стремительно приближается высокий, полный мужчина. Его майка грязная, мокрая. От нее ужасно воняет, и я хочу отвернуться, однако не могу даже пошевелиться. Даже вздохнуть. Ощущаю в груди дикий страх, и когда широкие ладони незнакомца обхватывают с силой мою талию – ору, что есть мощи, но не слышу ни звука: мой рот закрыт. Что происходит? Где я? Меня трясет от ужаса, от тошноты! Я хочу вырваться, я чувствую себя такой беззащитной, такой слабой, такой униженной! А мужчина продолжает наваливаться на мое тело, задирает грязными пальцами мою кофту, раздвигает коленом сжатые ноги. И мне кажется, что сейчас я умру от отвращения, от запаха пота, от ужаса, от этой грязи, низости. Как вдруг вновь отключаюсь.
Прихожу в себя посреди забитой людьми улицы. Они толкают меня плечами, будто попросту не видят. Смотрят мимо. Широко шагают. А я кричу и плачу, и сжимаю пальцами тонкую талию. И говорю: мне нужна помощь; помогите же; на меня напали; прошу вас. Но всем плевать. И даже я сама не слышу своего голоса. Несусь сквозь поток незнакомых мне людей, раздираемая на части диким стыдом и испугом, пытаюсь возвать хотя бы к чьей-то помощи, как вдруг замечаю на себе любопытный взгляд. Взгляд высокого, бледного мужчины, стоящего под лысым, кривым деревом, кажется, липой.
- Эй! – машу ему и приподнимаюсь на носочки. – Эй, помогите мне, пожалуйста!
Этот незнакомец – единственный человек, обративший на меня внимание. И я уверена, он мне поможет, найдет виноватых, отыщет отца и вызовет полицию. Однако стоит мне моргнуть, как тут же этот мужчина испаряется. Попросту исчезает.
