Осколки зеркала Вечности и тропы искателей (СИ) - Линтейг Алиса "Silent Song" (читать полностью бесплатно хорошие книги .txt) 📗
— Кристин, может, сейчас не будем о грустном? У нас всё-таки семейный ужин, приятная беседа. — Муж попытался вывести её раздумий, при этом вялым движением отправляя в рот вилку с едой. Кристин мельком посмотрела на супруга и, уловив смутную печаль в его глазах, тяжко вздохнула. Затем перевела взгляд на пустовавшее место, где когда-то сидел Джим, и помрачнела ещё больше.
— Не будем… — только кратко произнесла она рассеянным голосом, однако фотографию Джима на место не поставила, а так и продолжала рассматривать, вспоминая его смеющееся приветливое лицо. Несчастная мать думала о своём покойном сыне слишком часто, и ей казалось, что так становилось легче — казалось.
— Кристин, не расстраивай Мэри, — тихо попросил муж. — Лучше ешь и послушай, как мы с ней сходили в зоопарк. Отвлечешься немного.
— Я не хочу есть и что-то слушать, прости, давай в другой раз, — отозвалась Кристин нервно дрогнувшим голосом, ощущая, как горло в очередной раз начинает сдавливать вязкий комок.
Наверное, не стоило так долго рассматривать фотографии Джима, погружаясь в те недалёкие дни прошлого, когда он ещё был рядом, когда с добродушным видом ходил по дому, нашёптывая какие-нибудь забавные истории на ухо маленькой Мэри…
Только Кристин встала с места, чтобы направиться в свою комнату и потосковать о счастливых временах в одиночестве, как в комнате что-то звякнуло.
Вздрогнув, Кристин принялась настороженно осматриваться по сторонам.
— Ох, Мэри! Опять уснула за столом, — без злобы, но с лёгким упреком в голосе развёл руками муж. Кристина вновь грустно вздохнула, только теперь уже по-другому поводу: изматывающие школьные нагрузки и постоянная усталость дочери совершенно не радовали мать. Девочке было всего девять, а она все время ходила с невыспавшимся видом и иногда буквально засыпала на ходу!
А может, дело было вовсе не в школе?.. Кристин снова подумала о Джиме, посмотрела на мужа и, тихо кинув ему:
— Не буди её, пусть спит, она устала, — направилась в свою комнату.
Не став возражать, мистер Рейнс решил заняться уборкой разбитой чашки. На душе у него, на самом деле, тоже давно было тоскливо, хотя он и не показывал этого, чтобы не расстраивать маленькую дочь. Особенно сильной печаль становилось после разговоров с супругой. Каждое напоминание о покойном Джимми словно ударяло его ножом в сердце… Отец любил своего сына не меньше, чем жена, и всегда готов был делать всё, что только мог, ради его хорошего настроения и благополучия — и Джим тоже любил своего отца, часто делился с ним своими мыслями, желаниями, идеями, целями, надеясь получить одобрение. Обычно получал. Папа крайне редко его ругал и никогда не наказывал. Наказание — это вообще не то, что было принято в их спокойной и дружелюбной семье.
Мистер Рейнс наклонился, чтобы собрать осколки чашки, но внезапно замер на месте: в комнате послышались странные звуки — поистине странные, совсем не свойственные этому дому. Мистически странные. Хозяин выпрямился и прислушался. Тишина. «Показалось», — подумал он, на всякий случай пристально осматривая в комнату. Но всё оставалось таким же, как обычно: высокие окна, украшенные атласными тёмно-зелёными шторами, между окнами — уютный белый шкафчик, уставленный всякой мелочью вроде старых сувениров, у стены напротив — несколько таких же светлых тумбочек, гармонирующих со шкафом, над ними — часы с кукушкой, тихо притаившейся в своем маленьком домике, подсвеченном приглушённым сиянием ламп, а посередине — большой деревянный стол, окружённый пушистыми креслами, в одном из которых, крепко закрыв глаза, свернулась маленькая Мэри.
Рейнс подозрительно прищурился. Он точно слышал звук, посторонний, неизвестно откуда исходящий звук, который буквально разнесся по всему дому. Напоминающий таинственный треск.
Может, это просто мыши? Или Кристин что-то случайно уронила и теперь уже подняла, поставив на законную полку?
Рейнс задумался. Некоторое время он постоял на месте, прислушиваясь к каждому шороху, и, не приметив больше ничего подозрительного, заключил, что этот треск ему пригрезился. Он слишком устал. Тяжёлый выдался рабочий день! Ему определенно следовало пораньше лечь спать, чтобы ненароком не задремать в кресле так же, как и его любимая дочь.
Но вот звук повторился. Встревоженный, хозяин дома посмотрел туда, откуда, как ему показалось, донёсся треск. И снова — ничего. Тогда Рейнс тихо выругался и решил вернуться к прерванному делу, чтобы не тратить попусту время, которое мог провести во сне. Его глаза буквально слипались, а по телу тянулась и растекалась, словно приторный мёд, вялая нега сонливости.
Но неожиданно он уловил чьи-то шаги. Они доносились со стороны коридора и, судя по всему, направлялись в столовую. Вряд ли это была Кристин. Походка неизвестного звучала совершенно иначе, чем мягкая поступь его супруги, — тихая, словно крадущаяся, и в то же время тяжёлая.
Рейнс уверенно направился к выходу из столовой: бояться воров — это точно не в его характере. Тем более он находился у себя дома, в родных стенах, поэтому сохранял решительное спокойствие, пусть и вялое, сонливое.
Однако стоило хозяину подойти к двери в комнату, как кто-то со всей силы толкнул его. Не ожидавший такого внезапного нападения, Рейнс рухнул на пол; его взгляд забегал по пространству комнаты.
И, к своему ужасающему удивлению, он обнаружил три человеческие фигуры. Точнее нет — четыре… Но четвертую уже можно было не считать, потому что она беспомощно лежала на руках у незнакомого мужчины, глядя прямо на Рейнса пустым, бессмысленным, неживым взглядом. И принадлежала Кристин, его милой и любимой жене, с которой он неразлучно прожил долгие двадцать лет!
Горечь, ненависть и неверие — все эти чувства внезапно стиснули грудь Рейнса. Он захотел встать с этого холодного, мерзкого пола, покрепче схватить неизвестного, отомстить за любимую жену… но был так беспомощен. Ему бы просто не дали встать. Что-то словно пригвоздило его к полу, заставив неподвижно лежать и полными боли и ужаса глазами наблюдать за странными взломщиками — даже полицию вызвать не мог или обратиться за помощью к соседям, жившим в доме напротив.
А взломщики между тем были странными не только потому, что неизвестным образом проникли в дом, хотя, несомненно, эта причина — одна из главных. Но их одежда, безумная одежда также не могла не вызывать подозрений. Сумасшедшие. Кажется, перед Рейнсом стояли поистине сумасшедшие люди, которые ещё и облачились в длинные чёрные одеяния, мягко струившиеся по полу.
Отец с ужасом посмотрел на свою дочь — она все ещё лежала в кресле, тихо, спокойно, безмятежно. Однако теперь и над ней зловеще нависла фигура, облачённая в чёрный плащ с капюшоном. Некто крепко сжимал руку девочки, и от каждого надавливания на ладонь Мэри вздрагивала, начинала ворочаться в кресле, но не просыпалась.
Рейнс хотел позвать свою, похоже, обречённую дочь, но что-то словно сшило ему рот. Он не мог говорить. Слова будто застряли где-то в гортани, свернувшись неподвижным комом.
«Мэри, проснись! Мэри!» — мысленно кричал отец, но дочь его не слышала, продолжая спать, крепко, сладко. Словно младенец, убаюканный колыбельной матери — которой у Мэри больше не было.
Одна из фигур приблизилась к пленнику и принялась его внимательно осматривать. Рейнс снова попытался хоть немного сопротивляться, но тщетно: неизвестная сила сковала движения, обратив его жалкой и беспомощной игрушкой в руках таинственного преступника.
— Тише. Не сопротивляйся. Мы не убьём ни тебя, ни твою дочь, — заверил низкий женский голос.
«Вы уже убили мою жену. Что вам от нас нужно? И кто вы такие? Что забыли в нашем доме, твари?» — прозвучало в мыслях у Рейнса. Однако вслух он этого, разумеется, не сказал — просто потому, что не мог физически.
— Возьми этот предмет, — попросила женщина, сжав его руку. В ладони оказалось что-то острое, неровное, холодное; Рейнс рефлекторно отдернул руку, но от предмета, который ему дала незнакомка, не избавился. Холод острых граней нещадно впился в его беззащитную кожу и окутал все тело вязкой морозной пеленой, унеся разум далеко от реальности.
