Разгадай меня - Мафи Тахира (бесплатные книги полный формат txt) 📗
— Скажи мне, — не унимается он, наклонившись к моему уху, — как бы ты обошелся с таким предателем? Тоже бы навестил его семью? Поболтал бы с женой?
Я не хочу говорить это вслух, но не могу вовремя сдержаться:
— Я убью его.
Он вдруг издает такой взрыв хохота, что это скорее похоже на вой. Он легонько хлопает меня по затылку и взъерошивает мне волосы пальцами, которыми совсем недавно сжимал мне горло.
— Вот так-то лучше, — одобрительно произносит он. — Гораздо лучше. А теперь вставай. Нас ждет работа.
И я думаю: да, я бы не отказался поработать, чтобы стереть Адама Кента с лица земли.
Предатель вроде него не имеет права жить.
Глава 8
Я стою под душем так долго, что начинаю терять чувство времени.
Раньше такого никогда не случалось.
Все как-то не так, вкривь и вкось. Я подолгу обдумываю свои решения, сомневаюсь во всем, во что, казалось, я никогда не верил, и впервые в жизни я чувствую себя донельзя, смертельно усталым.
Здесь мой отец.
Мы снова спим под одной трижды проклятой крышей. Я искренне надеялся, что подобное никогда больше не повторится. И тем не менее он здесь, на базе, в своих личных апартаментах, и пробудет тут до тех пор, пока не убедится, что можно спокойно уезжать. А это значит, он станет решать наши проблемы, перевернув вверх дном весь Сектор 45. Из чего следует, что он понизит меня до положения своей марионетки и курьера, поскольку мой отец никогда и никому не показывается на глаза, кроме тех, кого он намеревается убить.
Он Верховный главнокомандующий Оздоровления и предпочитает анонимно диктовать свою волю. Он перемещается в сопровождении группы лично им отобранных солдат, получает информацию и отдает приказы через своих людей, а столицу покидает только в чрезвычайно редких случаях.
Известие о его прибытии в Сектор 45 скорее всего уже облетело базу и, несомненно, привело в ужас моих солдат. Поскольку его присутствие, реальное или воображаемое, означает только одно: нескончаемую пытку.
Как давно я не чувствовал себя трусом.
И в то же время я счастлив. Я упиваюсь затянувшейся иллюзией собственной силы. Самому встать с постели и помыться — это маленькая победа. Врачи обернули мою раненую руку каким-то водонепроницаемым пластиком, чтобы я смог принять душ, и я наконец чувствую себя достаточно хорошо, чтобы твердо стоять на ногах. Тошнота ушла, головокружение исчезло. Наконец-то я могу ясно мыслить, хотя перспективы представляются мне весьма туманными.
Я заставил себя не думать о ней, однако начинаю осознавать, что для этого у меня еще недостаточно сил. Особенно теперь, когда я активно ищу ее. Есть в этом какой-то внутренний конфликт.
Сегодня мне нужно вернуться в ее комнату.
Мне надо перебрать ее вещи в поисках зацепки, которая помогла бы мне найти ее. Койки, сундуки и платяные ящики Кента и Кисимото тщательно перерыли, но не нашли ничего подозрительного. Однако я приказал своим подчиненным оставить в ее комнате — комнате Джульетты — все как есть. Никому, кроме меня, не разрешается туда заходить. Пока я сам там все не осмотрю.
И это, согласно приказу моего отца, является моей первоочередной задачей.
— Это все, Делалье. Я извещу вас, если мне понадобится помощь.
В последнее время он сопровождает меня дольше обычного. Скорее всего он приходил справиться обо мне, когда я не появился на построении, которое назначил два дня назад, и, к своему удовольствию, обнаружил меня в бреду и на грани безумия. Каким-то образом ему удалось переложить на себя вину за все случившееся.
Будь на его месте кто-то другой, я бы понизил его в звании.
— Слушаюсь, сэр. Извините, сэр. И простите меня… я не хотел создавать дополнительных проблем…
— У меня к вам нет претензий, лейтенант.
— Извините, сэр, — шепчет он и как-то обмякает, опустив голову.
Его извинения начинают раздражать меня.
— Соберите личный состав в тринадцать ноль-ноль. Я все же должен сделать заявление касательно последних событий.
— Слушаюсь, сэр, — кивает он, не поднимая взгляда.
— Можете идти.
— Слушаюсь, сэр.
Он берет под козырек и исчезает.
Я остаюсь один перед ее дверью.
Забавно, но навещать ее здесь стало входить у меня в привычку. Я испытывал какое-то странное умиротворение от сознания того, что мы с ней живем в одном здании. Ее присутствие на базе изменило для меня буквально все: в течение того времени, что она провела здесь, мне впервые стало нравиться жить в моих апартаментах. Я с нетерпением ждал ее вспышек ярости. Ее истерик. Ее смешных доводов. Я хотел, чтобы она орала на меня; я бы поздравил ее, если бы она ударила меня по лицу. Я всегда провоцировал ее, играя с ее эмоциями. Я хотел увидеть настоящую девушку, скрытую за стеной страха. Мне хотелось, чтобы она наконец сбросила ею же самой придуманные и стянутые путы.
Поскольку я знал, что здесь, в замкнутом и изолированном пространстве, она могла притворяться тихой и кроткой, то там, среди хаоса разрушения, она станет совершенно другим человеком. Я просто ждал. Изо дня в день терпеливо ждал, когда же она осознает свои истинные возможности, так и не поняв, что доверил ее солдату, который может отнять ее у меня.
Вот почему мне надо было застрелиться.
Вместо этого я открываю дверь.
Дверная панель задвигается, когда я вхожу внутрь. Я стою один в комнате, помнящей ее последнее прикосновение. Постель в беспорядке, дверцы изысканно украшенного шкафа приоткрыты, разбитое окно наскоро затянуто пластиком. Я чувствую тоскливую пустоту под ложечкой, на которую стараюсь не обращать внимания.
Сосредоточься.
Я захожу в ванную и изучаю туалетные принадлежности и ящички, даже заглядываю в душевую кабину.
Ничего.
Я возвращаюсь к кровати и провожу рукой по скомканному одеялу и разбросанным подушкам. На какое-то мгновение я позволяю себе осмотреть свидетельства того, что она действительно когда-то здесь находилась, а затем разбираю постель. Простыни, наволочки, одеяла — все летит на пол. Я тщательно изучаю каждый сантиметр подушек, матраса и кроватной рамы. И опять ничего не обнаруживаю.
Прикроватная тумбочка. Ничего.
Под кроватью. Ничего.
Светильники, выключатели, обои, каждый предмет одежды в ее шкафу. Ничего.
И только когда я направляюсь к двери, я что-то задеваю ногой. Смотрю вниз. И под носком ботинка вижу неприметный четырехугольный предмет. Маленький потертый блокнотик, который уместился бы у меня на ладони.
Я настолько поражен, что какое-то время не в силах сдвинуться с места.
Глава 9
Как же я мог забыть?
Этот блокнотик торчал у нее из кармана в тот день, когда она сбежала. Я обнаружил его сразу перед тем, как Кент приставил мне ко лбу пистолет, и в какой-то момент среди общей неразберихи я, должно быть, обронил блокнот. Теперь-то я понимаю, что именно его и надо было искать в первую очередь.
Я наклоняюсь, чтобы поднять его, аккуратно вытряхивая застрявшие между страниц осколки стекла. Рука дрожит, сердце громко пульсирует в ушах. Я понятия не имею, что в блокноте. Рисунки. Заметки. Неясные обрывки мыслей.
Все, что угодно.
Верчу блокнот в руках, мысленно запоминая складки на неровной истертой поверхности. У него неприметная коричневая обложка, но я не могу определить, стала ли она такой от времени или же это ее изначальный цвет. Интересно, давно ли он у нее. И где она его раздобыла.
Я пячусь назад и натыкаюсь на кровать. Колени у меня подгибаются, и я хватаюсь за матрас, чтобы сохранить равновесие. Делаю робкий вдох и закрываю глаза.
Я отсмотрел мониторные видеозаписи ее пребывания в психушке, но это не принесло почти никакой пользы. Освещение всегда было слишком слабым, а свет из маленького окошка почти не доходил до дальних углов ее палаты. Очень часто она представляла собой лишь неясные очертания неопределенной формы, расплывчатую тень, которую не сразу и заметишь. Наши камеры годятся лишь на то, чтобы засечь движение или несколько мгновений, когда солнце падает на нее под нужным углом. Но она редко двигалась. Почти все время она не шевелясь сидела на кровати или в темном углу. И постоянно молчала. Если она что-то и говорила, то это были не слова в буквальном смысле. Она говорила только числами.
