Безвыходное пособие для демиурга (СИ) - Никора Валентин (бесплатные серии книг .txt) 📗
Это всего лишь выдуманные персонажи. О чем бы они ни спорили, в них не может быть ничего такого, чего нет в моей душе.
Во вселенной ничего выдумать нельзя: все когда-то где-то с кем-то уже было. Собственно, само творчество – это не просто собирание пазлов с заранее обозначенным рисунком событий, это, скорее, конструктор из которого можно вылепить нечто замысловатое.
Но, если смотреть в корень всего, то увидим общий для всех людей и народов набор характеристик и параметров. Все сложится в единый сюжет, в котором бурлят: гордость и смирение, любовь и ненависть, нежность и ярость, мир и война.
Что бы чародеи за меня не решили, это ничего не изменит. Если пещера изначально втянула меня сюда именно для их оживления, то уже ничего не исправить.
Если я мечусь в горячке по простыням в своей квартире – то, тем более, нет смысла прислушиваться к бреду магов.
На мгновение где-то в районе солнечного сплетения образовалась пустота, я словно бы приподнялся над миром, повис, точно попал в зону невесомости. Но потом это ощущение исчезло.
Меня вдернули обратно в виртуальную квартиру. Я снова оказался за столом. Голова кружилась, к горлу подкатил ком тошноты. Я понял, что не контролирую свое обмякшее тело и падаю.
Я ударился.
Возможно, я попытался встать из-за стола, но оступился и упал. Может быть, я просто рухнул под стол, как валятся мертвецки пьяные мужики. Какая, собственно, разница?
Это был конец. Я понял, что мне уже не подняться. Мне никогда самому не порвать этой кровавой пелены, не выйти из этого кокона безумия, и никто мне не поможет. Боги будут глухи к моим стенаниям, потому что я не верил в них.
На пороге смерти у меня не осталось ничего, что можно взять с собой в долгую дорогу.
Мне оставили только чувства. Любовь к матери и к Лере. Это, наверное, все…
А еще я не ценил этого при жизни. Совершенно.
Вот почему мы понимаем важность и значение чего-либо только тогда, когда мы это безвозвратно теряем? Почему мы никогда не ценим то, что нам дается ежедневно, ежечасно в течение всей жизни?
Отчего, рано или поздно, но мы остаемся наедине с собой, и с ужасом понимаем, что пришли в этот мир одинокими странниками, чтобы так же, в гордом одиночестве его и покинуть. Перед лицом смерти все теряет значение: и доблесть, и подлость, и слава, и позор.
Страшно осознать себя бесконечно одиноким во всех мирах. И уже не спасает ощущение, что я с боем пробивался по этой жизни, что-то там кропал и мучился, любил и боролся.
Я боялся увидеть понимающие глаза богородицы. Мне казалось, что только она и может меня понять.
А потом я услышал, как с треском начало гулять пламя по ткани штор. Я ничего не видел, но все понимал.
Эти два скорпиона: Николай Петрович и Лев Григорьевич впились друг другу в глотки еще до того, как из меня вывалился кусок их проклятого щита.
Щит?
Да, меня тошнило, но не артефактами же!
Новая волна головной боли накрыла меня полностью.
Наверное, все происходило в горячечном бреду. У меня было такое ощущение, что сердце мое вдруг остановилось, словно его осторожно извлекли из тела.
И наступила странная, давящая на виски, тишина.
Что-то случилось. Нечто страшное и непоправимое.
Боли больше не было. Я боялся открыть глаза.
Похоже, у магов все получилось, они выдавили из меня то, что им было нужно, и плененная осколком душа окончательно покинула пределы и физического мира, и того чистилища, в котором я стал настоящим писателем.
Смерть – вот естественный итог моей графомании…
Но я дышу!
Я открыл один глаз, второй.
Я все еще нахожусь в своей квартире.
Маги пропали, словно были галлюцинацией.
И если я сейчас в реальности, непременно стоит сходить на прием к врачу.
Я поднялся на ноги.
Ни каких следов пожара в квартире не было. Но вот вещички разбросаны. Драка здесь все-таки была. Значит, не привиделось.
Я сел в кресло и задумался.
Не такое уж и великое это счастье – писать романы для людей, а потом вдруг увидеть своих персонажей во плоти.
Похоже, что я стал вовсе не писателем, а кем-то другим. Заклинателем книг, пожалуй.
Представить невозможно, что с нами случится, если каждый фильм, каждая книга, все рукописи обиженных на мир юнцов, оживут! Нас ждет не просто конец Света, а медленная, бесконечная агония.
Ладно, если герои станут являться только к писателям, убитые – к палачам. Но что будет, если выдуманные персонажи, а потом и умершие во все века люди, смогут оборвать эту симпатическую связь? Что если они, возглавляемые властолюбивыми черными колдунами и сумасшедшими гениями-ядерщиками, сумеют оборвать нити любви и ненависти и воплотиться не в форме каких-то там духов, а стать такими же, как и мы?
Что если все грядущие глобальные катастрофы не были предсказаны, а явились, как желание основной массы людей понести наказание?
А вдруг смещение земной коры, глобальное потепление и крах великих империй – это все творим мы сами и прямо сейчас?
Если я смог оживить около десятка людей, заставив их биться насмерть за такой же несуществующий, как и они сами, артефакт, то сотни религиозных фанатиков, ждущих Конец Света, могут уничтожить не только себя, но и всех нас в придачу.
Самое сильное оружие – это не человеческие души, а их мысли и эмоции.
Мировые кризисы и дефолты – все было предсказано, но именно сами люди захотели воплотить это в жизнь. Не обязательно все было подстраивать, достаточно выбрать момент, заразить юнцов нужными мыслями – и молодой оптимизм сам свернет горы. Они, эти студенты, даже не поймут, как своим страхом притянули ужас в свою же собственную жизнь.
И дело уже даже не в моем проклятом романе, и не в осколках щита, которые унесли с собой маги. Я еще даже не написал книгу, а из нее уже вышли персонажи и напали на меня, потому что для полного воплощения в реальности им нужен вовсе не алмазный щит, а именно частица моей души.
Может быть, для того и нужна была жертва Христа, чтобы вдохнуть жизнь в огромную когорту вновь созданных людей, потому что старые племена в тот момент погибали и исчезали?
И кто знает, зачем нужно второе пришествие Христа: не для того ли, чтобы дать человечеству то, что я только что вдохнул в своих персонажей: жизнь и надежду на чудо?
Вдруг я поймал на себе чей-то взгляд.
Ну, конечно же! В проеме кухонных дверей, скрестив руки на груди, стоял Николай Петрович. Волшебник, которого придумал я, но выглядевший не так, как его задумали. Меня почему-то раздражала его козлиная бородка и слегка вогнутые плечи, как у многих истинных интеллектуалов, живущих в реальности лишь наполовину.
– Значит: ты? – я уже обо всем догадался, и даже не стал подниматься.
– Властелин Преисподней, хозяин алмазного щита и враг Ра? – Николай Петрович усмехнулся. – Это ты хотел сказать?
– Ты ведь все равно меня убьешь. – я пожал плечами. – Осколки своего щита ты собрал. Можно сворачивать весь этот дешевый балаган. Меня интересует только одно: это все выдумал именно ты? Ты втянул меня в этот мир и заставил писать до изнеможения? А когда моя иммунная система ослабла – ты оглушил меня и извлек то, что тебе было нужно? Ты захватишь наш мир, но зачем? Не проще ли дождаться, пока люди сами перебьют друг друга? Ведь иначе ты станешь для них тем врагом, против которого они объединяться.
– Вот именно, Герман! Мы в тебе не ошиблись. Человечеству нужен внешний враг: инопланетяне это или гоблины – все едино. Тяготение к убийству заложено во всех на уровне инстинкта. Но люди давно не охотятся. Чем стабильнее общество, чем дольше оно в состоянии мира, тем больше в нем появляется серийных, маниакальных и религиозных убийц. Но это не потому, что они дремали, а оттого, что убийства на войне – это доблесть, а не преступление. Переброска инопланетных чудовищ-оккупантов на Землю – лучший адреналин для правительств и обывателей.
Входная дверь скрипнула.
– Значит вы оба здесь? – я ехидно прищурился. – А мне казалось, что в живых должен остаться только один.
