Давайте объединимся - Азимов Айзек (мир книг TXT) 📗

Айзек Азимов

Давайте объединимся

Мир и покои длились целое столетие, и люди забыли, что жизнь бывает и другой. Вряд ли они знали бы, как реагировать, если бы вдруг обнаружили, что началась война.

Конечно, и Элиас Линн; глава Бюро Роботехники, не знал наверняка, как реагировать, когда ему наконец стало об этом известно. Штаб-квартира Бюро Роботехники находилась в Шайенне, в соответствии со столетней традицией децентрализации, и Линн подозрительно уставился на молодого офицера службы безопасности из Вашингтона, который привез эту новость.

Элиас Линн был крупный мужчина, привлекательно некрасивый, со светло-голубыми глазами слегка навыкате. Обычно людям становилось неуютно под пристальным взглядом его глаз, но офицер безопасности оставался спокойным.

Линн решил, что его первой реакцией должно быть недоверие. Черт возьми, да ведь он действительно не поверил этому!

Он откинулся на спинку кресла и спросил:

– Насколько надежны эти сведения?

Офицер безопасности, представившийся как Ральф Дж, Брекенридж и предъявивший соответствующее удостоверение личности, был совсем юн; с полными губами пухлыми щеками, которые часто заливала краска, и простодушным взглядом. Его одежда не соответствовала погоде в Шайенне, но очевидно была уместной в оборудованных кондиционерами помещениях в Вашингтоне, где, несмотря ни на что, до сих пор размещалась служба безопасности.

Брекенридж густо покраснел и ответил:

– В этом нет никаких сомнений.

– Уж вам-то, я полагаю, известно о Них все, – сказал Линн, не скрывая сарказма. Он не отдавал себе отчета в том, что, называя врага, невольно делает легкое логическое ударение: если бы он писал, слово «они» было бы написано с большой буквы. Эта привычка была характерна для людей его поколения, да и предыдущего тоже. Никто не говорил «восток», или «красные», или «Советы», или «русские». Это было бы неточно, так как некоторые из Них не жили на Востоке, не были красными, советскими, тем более не были русскими. Так что было намного проще говорить «Мы» и «Они», и намного точнее.

Путешественники нередко рассказывали, что Они используют те же термины, только наоборот. Там «Они» были «Мы», а «Мы» – «Они».

Едва ли кто-нибудь еще задумывался над подобными вещами. Они стали вполне привычными. Не было даже ненависти. Сначала это называлось холодной войной. Теперь стало просто игрой, почти доброжелательной, с неписаными правилами и своего рода уважением к приличиям.

Линн спросил резко:

– С чего это Им вдруг захотелось нарушить патовую ситуацию?

Он поднялся и начал разглядывать висевшую на стене карту мира, разделенного на два региона легкими цветовыми границам. Неправильной формы территория слева была отмечена светло-зеленой краской. Меньшая, но столь же причудливой формы территория справа – розовой. Мы и Они.

За сто лет на карте не произошло существенных изменений. Потеря Формозы и обретение Восточной Германии лет восемьдесят тому назад были последними важными территориальными изменениями.

Имелось, однако, другое изменение, достаточно существенное: оно касалось окраски. Два поколения назад Их территория была мрачного кроваво-красного цвета, Наша – чисто, незапятнанно белой. Теперь цвета стали более нейтральными, Линн видел Их карты, точно такие же.

– Они бы этого не сделали, – сказал Линн.

– Они делают это в данную минуту, – ответил Брекенридж, – и вам бы стоило привыкнуть к этой мысли. Конечно, сэр, я понимаю, не слишком приятно думать, что Они могут оказаться намного впереди Нас в Роботехнике.

Глаза его по-прежнему смотрели простодушно, но слова были настолько колкими, что Линн поежился.

Конечно, это объясняло, почему человек, возглавляющий всю отрасль Роботехники, узнал о случившемся так поздно и таким образом – через офицера безопасности: он потерял доверие правительства, и если действительно его роботы проиграют в борьбе, ему нечего рассчитывать на политическое милосердие.

Линн произнес устало:

– Даже если то, что вы сказали, правда, Они не сильно опередили Нас. Мы могли бы создать гуманоидных роботов.

– Это правда, сэр?

– Да, В сущности, несколько экспериментальных моделей уже готовы.

– Они делали это десять лет назад, следовательно, опережают Нас на десять лет.

Линн смутился, Может быть, его недоверчивость в отношении всей этой истории на самом деле порождена уязвленным самолюбием и страхом потерять работу и доброе имя. Мысль, что так могло быть, привела его в замешательство, и он начал защищаться.

– Послушайте, молодой человек, паритет между Ними и Нами, как вы знаете, никогда не был полным во всех отношениях. Всегда Они оказывались впереди в каких-то областях, а Мы – в других. Если сегодня Они опередили Нас в Роботехнике, то только потому, что Они вложили в Роботехнику больше усилий, чем Мы. А это означает, что в какие-то другие отрасли Мы вложили больше усилий, чем Они. И, следовательно, опережаем Их в исследовании силовых полей или, может быть, в гиператомной технике.

Собственные слова о том, что паритет не полный, огорчили Линна. Это была правда, но миру угрожала большая опасность. Мир зависел от того, насколько полным является равновесие сил. Если какое-либо из всегда существовавших различий склонит чашу весов слишком сильно в одну сторону…

В самом начале холодной войны соревнование между сторонами шло в создании термоядерного оружия, что сделало войну немыслимой. Соревнование переключилось с военной области на экономику и психологию и теперь шло, главным образом, в этих сферах.

Но обе стороны постоянно предпринимали попытки разрушить равновесие: создать систему защиты, которая могла бы отразить любой удар, создать такое оружие, удар которого нельзя было бы парировать своевременно, – создать что-нибудь, что снова сделало бы войну возможной. И совсем не потому, что какая-то из сторон отчаянно хотела войны, а из боязни, что противоположная сторона сделает решающее открытие первой.

В течение ста лет счет в игре был равным. И за это столетие, пока сохранялся мир, в результате интенсивных исследований были созданы силовые поля, освоено использование солнечной энергии, люди взяли под контроль насекомых и сконструировали роботов. Обе стороны начали развивать новую науку – менталистику. Такое название было дано биохимии и биофизике мысли. У каждой стороны были аванпосты на Луне и на Марсе. Человечество делало гигантские шаги вперед в результате навязанного двумя лагерями друг другу соревнования.

Для обеих сторон стало необходимым быть порядочными и гуманными, чтобы жестокость и тирания не побудили союзников перейти на другую сторону.

Невозможно, чтобы теперь паритет был нарушен и началась война.

Линн сказал:

– Я хотел бы посоветоваться с одним из моих сотрудников. Мне нужно узнать его мнение.

– Он заслуживает доверия?

Линн ответил с отвращением:

– О господи, есть ли среди занимающихся Роботехникой хоть кто-нибудь, кого бы ваше ведомство не проверяло до изнеможения? Да, я ручаюсь за него. Если нельзя доверять Хэмфри Карлу Ласло, значит, у нас нет способа отразить атаку, которую, по вашим словам, Они предприняли, что бы Мы ни делали.

– Я слышал о Ласло, – сказал Брекенридж.

– Хорошо. Он подходит?

– Да.

– Тогда я позову его; и мы выясним, насколько, с его точки зрения, возможно вторжение роботов в США.

– Не совсем так, – мягко возразил Брекенридж, – Вы никак не поймете истинное положение вещей. Выясните его точку зрения на то, что роботы уже вторглись в США.

Ласло был внуком венгра, который когда-то прорвался через так называемый железный занавес, и по этой причине на него не распространялись никакие подозрения. Это был худой, начинающий лысеть человек, с курносым носом и постоянно задиристым выражением лица, что противоречило его мягкой манере говорить и чистейшему гарвардскому произношению.

Для Линна, который сознавал, что после стольких лет административной работы он уже не может точно оценить, на какой стадии развития находится Роботехника, Ласло был удобным хранителем полного знания. Линн почувствовал себя лучше просто от присутствия этого человека.