Земля наша велика и обильна... - Никитин Юрий Александрович (версия книг .txt) 📗

Юрий НИКИТИН

ЗЕМЛЯ НАША ВЕЛИКА И ОБИЛЬНА…

Предисловие

Я имею право написать ЭТУ книгу. Да, имею. Новичкам объяснять не буду, а те, кто читал «Ярость», вышедшую из печати в начале девяностых, и знающие, что за этим последовало и как реагировали на «Скифы» – что на пять лет позже, кто читал «Имаго», «Имортист» и «Чародей звездолета», опубликованные затем, – поймут и без объяснений.

Часть I

ГЛАВА 1

Прозвенел звонок, почти сразу же раздались позывные телецентра. Я с трудом поднял тяжелые веки. Напротив на стене вспыхнул прямоугольник жидкокристаллического телевизора. Программа новостей, все как и заказано, с кухни несется бодрый шорох перемалываемых кофейных зерен, воздух чист, свеж, с едва уловимым ароматом хвои, во всей квартире не отыскать пылинки: встроенные в стену пылесосы бдят, молодцы.

Слева от постели на полу тонкая пластинка весов, ого, за вчерашний день прибавил триста граммов, хотя, возможно, просто колебание в водно-солевом балансе. Так же автоматически сгреб со столика пакетик ацетил-L-карнитина, новейшего препарата фирмы «Iron Man»: в самом деле позволяет целый день бегать без устали, хотя, говорят, сжигает жизнь быстрее, чем финские бани.

На ходу проглотив, как утка, две капсулы, их надо за полчаса до еды, потащился в ванную. Пока чистил зубы, рассматривал в зеркало все еще молодого, сильного, полного жизни самца. Глубоких морщин нет, разве что на лбу между бровями, но это почти с детства, так что еще крутой представитель породы, если, конечно, не всматриваться слишком глубоко, чтобы не усмотреть там, на дне, дрожащего зайца, во всем сомневающегося и во всем неуверенного, ну чисто русский интеллигент!

На кухне в тостере пощелкивают гренки, воздух с той стороны такой греночный, ароматный. Кофейный аппарат при моем появлении щелкнул, из кокетливо загнутого носика в чашку полилась коричневая жидкость. Ноздри задергались, поглощая запахи. Кровь пошла по телу быстрее, остатки сна улетучились. Еще три капсулы и две таблетки от фирм «Art Life» и «New Ways», эти сжигают жиры и поддерживают бодрость в течение всего дня, их надо принимать вместе с едой, это так называемые биологические добавки, я их и принимаю, все путем, все хорошо.

Второй телевизор на кухне, во время завтрака просматриваю новости, сперва телевизионные, потом переключаю на Интернет и смотрю там, эти всегда свежее, к тому же по одному клику можно получить хоть допы, хоть коменты.

Аквадистиллятор за ночь отфильтровал воды на сутки вперед, добавил необходимые соли и минеральные добавки, я с удовольствием выпил стакан, а пока в прихожей натягивал тесные узконосые туфли, старая мода явилась – не запылилась, во рту пересохло, зашел на кухню и вылакал еще с полстакана.

С ключами в ладони шагнул к выходу, но за спиной звякнул телефон. Чертыхнувшись, я вернулся, люди в моей партии обязаны быть свободными от суеверий, поднял трубку.

– Алло?

Из мембраны раздался торопливый голос:

– Борис Борисович? Как хорошо, что застал вас!

– Глеб? – спросил я, родился и всю жизнь прожил в России, но все еще раздражает, что звонящие по телефону не называются. – Что за проблема? Давай быстрее. Опаздываю.

– Борис Борисович, – сказал он еще торопливо, – сейчас на Садовой собирается народ, пойдут громить писсуары на Тверской. Что будем делать?

Я замялся на миг, слышно, как Глеб сопит в трубку и чуть ли не грызет ее, выдавил с неохотой:

– Знаешь… лучше всего – ничего.

В трубке ахнуло:

– Да как же?.. Да это же… Ни одна партия не молчит! Все или «за», или же «против»!.. Демроссы и мичуринцы… ну те, что яблоки околачивают, выступили «за», партия власти молчит в тряпочку, зато коммунисты призвали пенсионеров, ветеранов войны и труда, а также всех уважаемых людей…

Он говорил и говорил, захлебываясь словами, я сжал челюсти, стараясь в бешеном темпе разобраться в проблеме, а когда Глеб начал выдыхаться, проговорил как можно весомее:

– Приеду, разберемся. Пока ничего не предпринимайте.

Он пискнул протестующе:

– А не упустим шанс?

– У нас его и так нет, – ответил я трезво. Поправился: – Почти нет. Давай, до встречи!

Трубка заняла место на рычажках, я поставил квартиру на сигнализацию, вышел, запер на три замка и, улыбнувшись в сторону скрытой телекамеры, что записывает каждое движение, нажал кнопку вызова лифта. Под ногами лужи, уборщица моет пол каждое утро, но, когда в кабине лифта звякнуло и дверцы распахнулись, я сперва просунул руку в темную кабину и, придерживая кнопку, чтобы двери не захлопнулись, напряженно всмотрелся.

Раньше, помню, в лифт входили, не задумываясь, теперь же каждый сперва посмотрит на пол, чтобы не вступить в дерьмо или в лужу блевотины, потом делает шаг и замирает, стараясь не коснуться стен, там висят жирные плевки, белеют подобно созревшим чирьям приклеенные комочки жвачки, стены и потолок расписаны матом и предложениями всех оттрахать во все дыры, не говоря уже о всякого рода телефонах и емэйлах.

Лампочка не горит, да и нет ее, в потолке на месте плафона вообще безобразная дыра, но глаза быстро привыкли, я рассмотрел, что в лифте лужа, но уже не пахнет, просто воняет застарелой мочой. В углу ворох смятых промокших бумажек, оберток, белеет презерватив. Стены расписаны матерными словами, но это привычно, мне же надо только успеть нажать нужную кнопку, пока дверь не закрылась, а потом долго ехать в полной темноте.

На шестом лифт остановился, дверцы раздвинулись, с ярко освещенной площадки вошел мужик с тупой и чисто по-русски вечно недовольной мордой. Встал слева, опять же чисто по-русски делая вид, что он тут один. Хотя нет, был бы один, уже чесал бы Фаберже, сопел и харкал бы по сторонам, а так стоит столбом и тупо смотрит в закрытую дверь. Черт, ну не понимаю, почему в России принято не здороваться с соседями, мы же в самом деле соседи, почти каждый день видимся, встречаемся в булочной и на улице… А самому поздороваться – глупо и неуместно, как будто язвительное напоминание, что он, вошедший ко мне в лифт, должен поздороваться первым.

Двери наконец распахнулись, мужик вышел, я следом, а когда проходили мимо консьержки, я поздоровался, из-за чего та посмотрела очень внимательно, словно стараясь определить, из какой страны меня заслали. Мужик, который прошел как мимо пустого места, понятно, свой, а я какой-то непонятно вежливый… И почему-то. Даже зачем-то.

Хмурое утро, но солнце просвечивает сквозь низкие тучи чуть ли не в зените: заканчивается лето, ночи короткие, солнце поднимается настолько рано, что его можно назвать полуночником.

У подъезда широкая лавка, в старину там просиживали вечера старухи и перемывали кости проходящим, но эти времена ушли, теперь там пьяные в дым подростки, даже лавка пропахла травкой, блевотиной и сгустками выплюнутой жвачки.

Тротуар, и газон конечно же, загажен и усыпан осколками битого стекла. Это чтоб никакие гады не нажились, сдавая бутылки, и чтобы собаки калечились и скакали на трех лапах, жалобно повизгивая и орошая асфальт красными каплями. Потому что собак могут заводить только буржуи, их же кормить надо, а где лишние деньги взять, и так на водку не хва­тает.

Вообще-то газон можно назвать газоном только по его географическим координатам: травы намного меньше, чем окурков, оберток от мороженого, выбрасываемых из окон всех этажей презервативов, огрызков яблок и прочего мусора.