У каждого свой ад (Повесть) - Силверберг Роберт (читать книги онлайн полные версии .TXT) 📗

Роберт Силверберг

У КАЖДОГО СВОЙ АД

Повесть

Сверкающие всполохи молний огненными зигзагами озаряли небо у горизонта. Прилетевший с востока ветер острыми как нож порывами терзал голое плоскогорье и вздымал темные клубы пыли. Гильгамеш улыбнулся. «О Энлиль, что за ветер! Ветер, своим горячим дыханием убивающий львов, ветер, от которого сохнет горло и хрустит на зубах песок. Какое наслаждение охотиться, когда дует такой ветер, сильный, резкий, жестокий».

Он прищурил глаз, определяя расстояние, отделяющее его от добычи. Снял с плеча лук, тот самый, сделанный из нескольких слоев отличной древесины; лук, такой тугой, что его не мог натянуть никто, кроме него самого и Энкиду, любимого, трижды утраченного друга, и замер в ожидании. Ну вы, твари, идите сюда! Идите и найдете здесь смерть! Я, Гильгамеш, царь Урука, буду охотиться на вас ради своего удовольствия.

А другие, живущие в бескрайних пределах Ада, отправляются на охоту с ружьями — скверными приспособлениями для убийства, которые с грохотом, огнем и дымом несут смерть на огромное расстояние. Охотятся они и с более смертоносными лазерами, изрыгающими из своих мерзких рыл белые лучи, сжигающие все живое. Подлые вещи, все эти машины-убийцы! Он ненавидел их, как и другие инструменты Новых Мертвецов, этих лукавых и суетливых пришельцев, недавно явившихся в Ад. Он никогда бы не прикоснулся к их хитроумным изобретениям, если бы это могло что-нибудь изменить. В течение многих тысяч лет живя в этом мире, он не пользовался никаким другим оружием, кроме того, что было знакомо ему в первой его жизни: дротика, секиры, охотничьего лука, метательного копья и бронзового меча. Охота с таким оружием требовала мастерства и немалых сил, а также риска. Охота — это ведь противоборство. Разве не так? Поэтому она и предъявляет к ее участникам определенные требования. Которые, конечно, ни к чему, если цель заключается только в том, чтобы убить добычу самым быстрым, легким и безопасным способом — проехаться по охотничьим угодьям на бронемашине и одним махом уничтожить столько зверей, сколько хватило бы на пять царств.

Он знал, что многие считают его дураком из-за этих теорий. Цезарь, например. Самоуверенный хладнокровный Юлий с заткнутыми за пояс револьверами и автоматом через плечо.

— Может быть, хватит упорствовать? — спросил он его однажды, подъехав на джипе, когда Гильгамеш собирался на охоту в бесплодные Окраины Ада. — Это же чистое притворство, Гильгамеш, вся твоя возня со стрелами, дротиками и копьями. Ты ведь живешь не в старом Шумере.

Гильгамеш сплюнул:

— Охотиться с девятимиллиметровыми пистолетами? С гранатами, кассетными бомбами и лазерами? Ты называешь это охотой, Цезарь?

— Я называю это признанием существующего порядка вещей. Ты ненавидишь технику и прогресс? Какое ты видишь различие между луком и ружьем? И то и другое — всего лишь технология. Это совсем не то, что убивать голыми руками.

— Я убиваю голыми руками, — сказал Гильгамеш.

— Ба! Я тебя понял. Большой неуклюжий Гильгамеш, простой и бесхитростный герой бронзового века? Это тоже притворство, мой друг. Ты хочешь, чтобы тебя считали тупоголовым упрямым варваром, который любит скитаться и охотиться в одиночку — и это якобы все, на что ты претендуешь. Но на самом деле ты считаешь, что превосходишь любого, кто жил во времена менее суровые, чем твой жестокий век. Ты ведь мечтаешь восстановить отвратительные порядки стародавних времен, не так ли? Если я понял тебя правильно, ты только и ждешь своего часа. Ты скрываешься в мрачных Окраинах, бродишь там с луком и выжидаешь подходящего момента, чтобы захватить верховную власть. Так ведь, Гильгамеш? Ты вынашиваешь сумасшедшие фантазии о свержении самого Сатаны и установлении господства над всеми нами. И тогда мы будем жить в городах, построенных из сырцового кирпича, и писать закорючками на глиняных табличках — вот образ жизни, который ты нам готовишь. Ну, что ты на это скажешь?

— Я скажу, Цезарь, что это полный бред.

— Да? Здесь, в этом мире, полным-полно королей, императоров, султанов, фараонов, президентов и диктаторов. Каждый из них хочет снова быть самым первым. Думается мне, что ты не исключение.

— В этом ты очень ошибаешься.

— Вовсе нет. Я подозреваю, что ты считаешь, будто ты лучше всех нас. Как же, сильный воин, великий охотник, строитель огромных храмов и высоких стен. А нас ты считаешь декадентами и дегенератами, полагая, что только ты один добродетельный муж. Но ты так же горд и честолюбив, как любой из нас. Разве нет? Ты обманщик, Гильгамеш. Просто самый настоящий обманщик.

— По крайней мере, я не такой увертливый и хитрый, как ты, Цезарь. Ведь ты надевал парик и женское платье, чтобы проникнуть на мистерии весталок, чтобы подглядывать за ними.

Цезаря, казалось, этот выпад нисколько не задел.

— И вот так ты проводишь все свое время, убивая уродливых созданий на окраинах Ада. И всякого уверяешь, что ты слишком благочестив, чтобы пользоваться современным оружием. Я не считаю тебя дураком. Тебя не добродетель удерживает от того, чтобы убивать из двуствольного ружья. Это твоя гордость или, может быть, просто лень. Так случилось, что лук был тем оружием, с которым ты вырос. Ты любишь его, потому что привык к нему. Но на каком языке ты говоришь, а? Разве на неуклюжей евфратской тарабарщине? Нет, вроде бы на английском. Разве ты с детства говорил на английском и разъезжал на джипе, а, Гильгамеш? Кое-что новое ты все-таки принимаешь.

Гильгамеш пожал плечами:

— Я говорю с тобой на английском, потому что здесь все так говорят. А про себя я говорю на своем языке, Цезарь. В душе я все еще Гильгамеш, царь Урука, и я буду охотиться так, как привык.

— Урук давно потонул в песках. А здесь — жизнь после жизни, мой друг. Мы здесь уже очень давно. С тех пор как умерли, если я не ошибаюсь. Новые люди постоянно приносят сюда новые идеи, и не стоит их чураться. Даже ты не в состоянии избежать их влияния. Я вижу, у тебя на руке часы. И не простые, а электронные.

— Я буду охотиться, как привык, — повторил Гильгамеш. — С ружьем в руках это уже не состязание, а обыкновенное убийство. Никакого удовольствия.

Цезарь покачал головой:

— В любом случае я никогда не понимал охоты ради удовольствия. Да, убить несколько оленей или пару кабанов, когда ты стоишь лагерем в каком-нибудь дремучем галльском лесу и твои люди хотят есть, но охота ради охоты? Убивать отвратительных животных, которые даже не съедобны? Клянусь Аполлоном, все это для меня несусветная чушь!

— Это твое дело.

— Но раз уж ты должен охотиться, презирать современное оружие по меньшей мере…

— Ты никогда меня не убедишь.

— Нет, — вздохнул Цезарь. — Я знаю, что нет. Более того, я знаю, что спорю с реакционером.

— Реакционер! В свое время я думал, что я радикал, — заметил Гильгамеш, усмехаясь. — Когда я был царем Урука…