Гаяна (Художник П. Садков) - Аматуни Петроний Гай (мир книг TXT) 📗
Но вот поредели тучи, и вновь, радостная, точно вырвавшаяся из плена, высоко в небе засветилась луна. На лицах пилотов появились улыбки. Еще ветерок трепал и раскачивал машину, но опасность осталась позади, а впереди снова чистый звездный океан…
… Отзвучали последние аккорды, но в комнате еще «пахло грозой». Лицо Петушка было несколько бледнее обычного, его потемневшие глаза смотрели куда-то вдаль, пальцы вздрагивали. — Браво, браво, молодой человек! — первым нарушил молчание Русанов. — Вы превосходный музыкант… Но где и когда вам удалось приобрести все это?
— Родные хотели, чтобы я стал пианистом, — смеясь, сказал Петушок, — но музыка пробудила во мне страсть к полетам и я вышел в летчики!
Андрей гордился другом и не скрывал этого. Нина смотрела на Петушка как-то по-новому. Академик подошел к юноше и потрепал его за вихры. Петушок ответил ему благодарным взглядом и по-детски смутился.
В углу на маленьком треугольном столике резко зазвонил телефон.
— Это меня, — сказал Константин Павлович, подходя к столику.
То, что он услышал, было, по-видимому, неожиданно и неприятно.
— Говорите яснее! — нервно крикнул он в трубку. — А где была дежурная? Ну, знаете ли, это не оправдание. Немедленно машину. О господи, да перестаньте оправдываться, когда это уже никому не нужно!
Он едва сдержался, чтобы не бросить телефонную трубку.
— Что-нибудь случилось, папа? — спросила Нина.
— Да… — Константин Павлович виновато посмотрел на гостей и, подумав, сказал: — Я еду в клинику. А вы продолжайте без меня. Извини, дочь…
— Пожалуй, я поеду домой, — поднялся Русанов.
— Проводить вас? — спросил Дарсушев.
— Если хотите, поедемте вдвоем, — согласился Русанов. Андрей и Петушок тоже встали, но Константин Павлович решительно произнес:
— Вас же я настоятельно прошу остаться. Не расстраивайте Ниночке такой вечер.
3
— Пойдемте ко мне, — предложила Нина, проводив отца и гостей.
В ее комнате оказалось много книг — они лежали даже на стульях и диване.
— Ого! — воскликнул восхищенный Петушок. — И все интересные?
— Очень, — улыбнулась Нина.
— Я поковыряюсь, можно? — спросил он.
— Ковыряйтесь, — разрешила Нина. — Только не нарушайте порядка.
Петушок не ответил: он уже прочитывал названия на корешках, брал книги с полок, перелистывал их и снова ставил на место. Чем больше книг он просматривал, тем более росло его разочарование: все они были по медицине, географии, геологии — ничего путного!
Внимание Андрея остановилось на другом: над письменным столом висела большая карта мира, испещренная какими-то значками. — Это что?
— На этой карте указаны очаги локализации различных инфекционных заболеваний человека. Я тружусь над ней уже третий год. Это часть моей кандидатской диссертации: я эпидемиолог.
— Когда вы успели накопить такой обширный материал? — удивился Андрей.
— Видите ли, Андрей Иванович, я просто довожу, или, вернее, хочу довести до конца труд, начатый еще моим дедом, Павлом Александровичем. Он провел много лет в путешествиях и плаваниях…
— Он был моряком?
— Нет, врачом. Он собрал за свою жизнь множество интересных данных о болезнях человека, но систематизировать их не успел.
Они сели у стола, и Нина рассказала Андрею о талантливом русском враче Павле Александровиче Тверском, так и не получившем при жизни заслуженного признания.
Через некоторое время к ним присоединился Венев.
— Ну, нашли что-нибудь для себя? — спросила Нина.
— Где там, — махнул рукой Петушок. — Я люблю читать о путешествиях, люблю приключения, фантастику, а тут ничего подходящего.
— Между прочим, Петя, ваша «Лунная соната» напомнила мне о дневниках моего дедушки. Он тоже любил эту вещь. А дневниками его я зачитывалась, как приключенческим романом.
— Дневниками? — воспрянул духом Петушок. — Они здесь, у вас?
— Да.
— Давайте почитаем! — загорелся Петушок, очень не любивший откладывать интересные дела. — А вы не возражаете, Андрей Иванович? — Нисколько.
— В таком случае, — решительно произнесла Нина, — я сейчас принесу их. Они у папы в кабинете. Вскоре девушка вернулась с несколькими толстыми тетрадями.
Андрей придвинул к дивану легкий шахматный столик и с любопытством посмотрел на толстые тетради в клеенчатых переплетах и стопку бумаг, исписанных, как он сразу узнал, рукой Нины.
— Да, это, должно быть, в самом деле интересно, — заметил Петушок, перелистывая верхнюю тетрадь.
— И даже очень! — сказала Нина. — Жаль, что не все сохранилось. Вдобавок почерк у дедушки «докторский» — читать трудно. Мне нелегко было переписать их. Особенно интересны некоторые места в первых двух тетрадях. Вот возьмите пока эти страницы, они относятся к 1910 году. Прочитайте их, Андрей Иванович, вслух.
4
«24 июня 1910 года
Вчерашний день я не смог взяться за перо. Но писать надо: если что-нибудь случится со мной — останется дневник. Дневники переживают своих авторов…
Вчера в четвертом часу утра мы со скоростью не более узла вошли в бухту у берегов неизвестного острова. Наступил полный штиль. Лунная ночь придала фантастический вид скалистым, высоким берегам. Тропический лес подступил к самому обрыву. Капитан отдал распоряжение пополнить запас пресной воды.
Спустили шлюпку с бочонками, и несколько матросов направились в ней к тому месту, где в океан маленьким водопадом сбегал ручей.
Мы сидели на баке вдвоем с капитаном.
— Еще сотня лет — и людям в моем положении не придется ломать головы над тем, у каких берегов они бросают якорь, — сказал капитан.
— Не много ли — сто лет?
— Возможно, и раньше, — согласился капитан. — Пока же мы с вами у острова, о котором ничего не знаем.
— Мир широк, — ответил я и вздрогнул: со стороны океана донесся пронзительный, неприятный свист.
Капитан перестал курить. Свист повторился тоном ниже и стал приятным для слуха. Но вот он внезапно оборвался, и воздух наполнился звуками… арфы. Через несколько минут послышались частые удары весел, и к борту пристала наша шлюпка. Матросы один за другим торопливо взобрались на палубу.
— Матерь божья, пресвятая богородица! — перекрестился боцман с суеверным ужасом, сорвав с головы бескозырку.
Команда сбилась в нескольких шагах от нас и вслушивалась в игру таинственного арфиста.
— Дмитрий Алексеевич! — раздался веселый голос матроса Тимофея Зайцева. — Так ведь это рыба! Даю слово — рыба.
Вздох облегчения вырвался у всех, только боцман недоверчиво посмотрел на Зайцева и с сомнением произнес:
— Сам ты рыба! Разве ж позволено, чтобы божье создание в пучине морской играло на струменте?
— Пожалуй, Зайцев прав, — задумчиво заметил капитан и повернулся ко мне. — Я кое-что действительно слышал о поющих рыбах.
— Оно, конечно, — согласился вдруг боцман, мир божий одной головой не охватишь…
28 июня 1910 года
Остров оказался столь интересным, что я решил устроить здесь очередную исследовательскую базу. Но жить придется на корабле, лишь время от времени совершая вылазки на берег…
1 июля 1910 года
Остров необитаем. Я решил составить точный план острова и в специальной тетради подробно описать его.
12 июля 1910 года
Несколько дней не прикасался к дневнику. Была уйма работы и впечатлений…
Уточнили географические координаты острова. Оказывается, он не один — неподалеку есть маленький островок со скудной растительностью. Но поразительная вещь! На большом острове никто не живет, а маленький — густо заселен полудиким племенем. Кожа у туземцев коричневая, фигуры стройные только, пожалуй, длинноваты руки. Глаза в большинстве карие. Рост выше среднего.
Не знаю, к какому из известных мне племен отнести этот народ. Язык у них своеобразный, но простой. Я, кажется, начинаю его постигать.
