В мире фантастики и приключений. Выпуск 2 - Альтов Генрих Саулович (читать книги без .txt) 📗
– Угловатый силуэт на фоне частых звезд. Это Ариэль. Ракетодрома не вижу, он на дневной стороне, а передо мной ночная. Как бы бесформенный угольный мешок на фоне звезд. Он заметно съеживается. Скорость отставания - четыре километра в секунду. Выключаю двигатель, начинаю свободно падать на Уран.
И в дальнейшем киба не забывала уделить несколько слов своей родине:
– Угловатый серп… угловатый черный камень..неровный узенький серп… все меньше, все удаляется… - сообщала она про Ариэль.
Ариэль удалялся, зато все ближе становился громадный Уран.
– Шар растет и пухнет, - сообщала киба. - Он мутно-зеленый, цвета сухой плесени. Он полосатый: на зеленом фоне белесые завитки, вихри, спирали. Весь шар, кипит, особенно на экваторе.
Киба оказалась в стратосфере Урана меньше чем через сутки после старта. Ей угрожала опасность сгореть, как сгорают метеориты, влетевшие в земную атмосферу. Поэтому двигатели работали вовсю, чтобы затормозить, уменьшить скорость падения. С раскаленной оболочки ракеты слетали капли расплавленного металла.
– Я пронизываю тучи. За мной шлейф пламени багрового и алого, докладывала киба. - Тучи тоже багровые, словно на закате.
Даже в телескопы Ариэля видна была искорка там, где киба вошла в тучи.
Потом она погрузилась в атмосферу.
– Зеленый туман, цвета морской воды… Оливковый туман… Серо-зеленый туман, - сообщала она. - Тучи из аммиачных льдинок. Ледяные метановые ветры. Температура минус двести, давление десять атмосфер… Двадцать атмосфер… Тридцать атмосфер. Внизу черный сумрак. Как бы тону в вечернем море.
Ядовитые полосы,
Зеленые тучи…
У любимой в голосе
Слезы горючие…
Впрочем, насчет слез горючих Мир явно преувеличивал. Слез там не было и быть не могло. Монтируя голос кибы, он использовал магнитную запись радиоразговоров и пения на вечере самодеятельности. Поэтому голос у кибы был не слезливый, а певучий или деловой. Иногда интонации приходились не к месту. О температуре она сообщала, словно песню пела. Но чаще киба разговаривала подчеркнуто деловым тоном очень занятого секретаря, которому некогда выслушивать любезности в служебное время.
И подумать, что все это исходило от печатных блоков, плавающих в керосине! Керосиновая "кровь" была признана наилучшей для таких киб: она могла служить резервным топливом для атомного двигателя; в жидкости легко перемещались миниатюрные паучки - манипуляторы, умеющие чинить и переключать провода; а самое главное - керосин можно было сжимать, чтобы уравнять давление с внешней средой. А давление возрастало с каждым днем.
Сто атмосфер… двести… триста! Шестнадцать суток киба тонула, погружалась в черную пропасть. Она падала, просто падала без парашюта шестнадцать суток подряд. Потом пришло сообщение: "Наконец-то я прозрела! Вижу тусклый бордовый свет. Мягкий такой цвет бархатного оттенка. На Ариэле я видела у одной девушки такое платье - вишневого бархата".
– Женщина oстается женщиной, даже если она машина, - сурово изрек Керим. Платье она запомнила лучше всего. И на дне Урана думает о платьях.
К сожалению, дна как раз не было. Светились газы, наэлектризованные высоким давлением. На Уране вторая ионосфера оказалась в глубине. Возникли опасения. Специалисты вспомнили старую теорию о том, что у Урана вообще нет дна, только газ и газ, сжатый газ до самого центра. Было бы очень неприятно, если бы это предположение оправдалось. Тогда сорвался бы весь проект "Коса Кроноса".
Но опасения были напрасны. На шестнадцатые сутки киба дошла до дна. Встала на твердые породы - базальт и карбиды.
Льда не было, как ожидали некоторые. Давление достигало сорока тысяч атмосфер. Лед не выдерживает такого давления, течет.
Киба с голосом девушки опустилась на Южный полюс Урана (другая - на Северный полюс, прочие - на экватор).
Свободное падение кончилось, кибы начали вгрызаться в недра.
И вот сегодня, принимая рапорты разных киб - роющих, строящих, развозящих, - Мир напоследок оставил самое приятное: голос девушки из недр Урана.
И услышал наконец быстрый, взволнованный, как ему казалось, речитатив:
– Говорит киба номер четыре-У. Ввинчиваюсь в раскаленные недра. Вокруг сплошное сияние: белые струи, радужные струи, мелькают искры. Через два часа достигну проектной глубины. Давление предельное, материал разрушается разрядами, местами течет. Что мне делать дальше? Для чего меня послали сюда?
Киба не знала, что ей осталось существовать только четыре часа. Лишь человек умеет заглядывать в будущее, надеяться и страшиться. А киба просто напоминала, что программа ее исчерпана и следует прислать новый приказ… И повторяла своим деловитым голоском:
– Что мне делать дальше? Для чего меня послали сюда?
И вдруг тот же голос продолжает за спиной:
– Я никогда не прощу тебе, Мир, эту глупую шутку.
Ты из мрака и света, Ты из грусти и смеха, Ты Изольда, Джульетта, Ты - все девы планеты.
– Я никогда не прощу тебе эту глупую шутку! - сказала живая девушка. Выдумал тоже: поставил мой голос на тупоголовую кибу! Я тебе страшно отомщу, страшно. Приделаю твой голос к автомату-напоминателю в ванной. И будешь вещать там: "Помойте ванну, бу-бу-бу. Уходя, гасите свет, бу-бу-бу. И не забудьте спустить воду!" Понравится тебе такая должность?
Керим был араб по происхождению, Герта - шведка, Мир, как вы догадываетесь по его стихам, - русский. Никто не сумел бы сказать, какой национальности Юна. Все расы смешались в ее крови, и каждая оставила свой след: кожа темная, почти как у африканки, тонкий, с горбинкой персидский нос, чуть удлиненные монгольские глаза, тяжелые и пушистые русые волосы. Сочетания неуместные, дерзкие. На улице на нее оглядывались с удивлением; оглянувшись, не могли оторваться.
Ты - все девы планеты!
Мир вздрогнул, когда Юна вошла в комнату. Сердце у него оборвалось, дыхание захватило. Все-таки какая-то связь была между ними. Присутствие Юны действовало на него как электрический удар. Казалось, что-то должно произойти… и не происходило.
Вслед за Юной в комнату радистов вошел тяжеловесный лобастый мужчина среднего роста, с широченной грудью и бицепсами штангиста. Это был начальник или, как говорили в XXIII веке, "ум" станции Ариэль-Май Далин. Как и девушка, он не вошел, в сущности, а скользнул в позе лыжника - левая нога впереди, руки протянуты, чтобы схватиться за что-нибудь. Это скользящее, почти балетное движение у Юны выглядело изящным, у здоровенного мужчины - немного комическим.
Причалив к шкафу, он остановился и крикнул весело:
– Как настроение, молодежь? Дождались решающего дня? - И, шутливо погрозив в окно, обратился с речью к зеленому шару: - Пришел тебе конец, старик! Помнишь греческую легенду? Ты был богом неба, но даже детям своим не давал света, заточил их в мрачный Тартар. И Гея - Земля, их мать, ополчилась против тебя, подала острую косу Кроносу - младшему из твоих сыновей… Он тебя изувечил и низверг. Было такое дело?.. Мифы греков, в сущности, рассказывают о природе, - продолжал Далин, обращаясь уже к радистам. -Уран - небо, Кронос время. Время способно разрушить даже небо, время все уничтожает, даже свои творения. Кронос, как известно, пожирал своих сыновей… пока его не сместил Зевс, гордый, гневный, ревнивый, сварливый сын Земли, человекоподобный бог. Человекоподобный победил и Время и Небо. Вот сегодня это и сбудется, заключил Далин, улыбаясь.
Он был немного говорлив, как все сверхсрочники.
Слово это в XXIII веке имело новый смысл, совсем не тот, что в двадцатом. Теперь солдат уже не было, давно забылись и солдатские термины: роты, взводы, наряды, построения, расчеты, сержанты, сержанты сверхсрочной службы в том числе. В XXIII веке сверхсрочниками называли людей, которым врачи продлили жизнь и молодость сверх естественных шестидесяти-семидесяти лет.
Им продлевали молодость, а развитие организма продолжалось в том же направлении, как у зрелых людей - в возрасте от двадцати пяти до сорока лет. Сверхсрочники продолжали крепнуть, набирать мускулатуру, грудь у них становилась шире, плечи крепче. Мужчины становились богатырями, женщины пышными красавицами.
